По подсчетам ООН при наступлении
вулканической зимы на Земле запасов еды хватит лишь на 74 дня.
На основании материалов BBC Future от 18 августа 2017 г.
Монитор показывает в левом углу 01-08-2029 12:25. Ракурс съемки откуда-то сверху. За столом сидит женщина с короткой стрижкой и в белом халате.
Из планшета доносится дикторский голос:
«У посольства Альянса в Вашингтоне столпотворение. Здесь даже разбили палаточный городок, простирающийся на километры от здания. Напуганные американцы в тревожном ожидании своей очереди на получение рэд-карт. Центральная часть России и Сибирь стали желанным Ханааном для многих, ведь меньше всего пострадали из-за февральских извержений вулканов. Но как известно, из-за затопления Японских островов, члены Альянса и так приняли с начала года более ста тридцати миллионов эвакуированных граждан Японии, большая часть которых сейчас живет в России.
Из-за высокой заболеваемости и малой изученности патологии, государства-члены Альянса рассматривают вопрос о приостановлении выдачи рэд-карт жителям Северной Америки. Но и до сегодняшнего дня приоритет отдавали ученым в области климатологии, биотехнологий, генной инженерии и медикам.
Напомню, в июле вышла разоблачающая статья российского ученого, проработавшего в годы пандемии в лаборатории США, который объяснил участившиеся недавно несчастные случаи на производстве и ДТП с летальным исходом. Причина в прогрессирующей деменции – отложенный побочный эффект противоковидных методов лечения. Клинические исследования проходили в спешке. Голливудский сценарий зомби-апокалипсиса не состоялся, обернувшись худшей угрозой для человеческого рода. Человек лишается того, что его отличало от тварей, – разума.
Ещё месяц назад Роберт Браун был здоров, а вчера попал в серьезнейшую аварию из-за того, что перепутал педаль тормоза с газом, дезориентирован в пространстве. Больницы переполнены пациентами со сходными симптомами. А ведь это не самый страшный пример. Что, если внезапная болезнь настигнет сотрудника склада боеприпасов, хирурга во время операции, астрофизика?
Система здравоохранения США не подготовлена к проведению массовых еженедельных МРТ мозга каждого жителя страны, а американцы в панике, ведь каждый них теперь представляет угрозу для ближнего.
Андрей Растиславский, для «МАГОГ Новости».
Стук в дверь.
– А-а, заходи-заходи. Садись. Ага, Ва-ви-ло-ва, – женщина проговаривает по слогам фамилию посетительницы и что-то отмечает на планшете.
В кадре появляется только затылок со стрижкой каре.
– Я Ольга Георгиевна, алголог. Это наша с тобой первая и последняя встреча, поэтому стесняться и отмалчиваться не время. Договорились?
Вавилова кивает.
– Та-а-ак, вот тебе буклет. Читать здесь. Выносить из здания нельзя. Это понятно? – Ольга Георгиевна говорит не вкрадчиво и ласково, как обычно показывают психологов, а быстро, отрывисто, громко, с хрипотцой, словно генерал с погонами на плечах отдаёт приказы, которым и не возразишь. Широко расставленные локти и вытянутые вперед кисти завладели почти всем столом. – Вкратце, тебя и других кандидатов пригласили для участия в клиническом исследовании уникального медицинского изделия. В наше непростое время люди не боятся самой смерти. Новые болезни появляются каждый год, врачи не успевают их изучать, а теперь ещё и катастрофа за катастрофой. И если уж смерть неминуема, то лучше умереть так, как хочешь. И миллионы задохнувшихся от ковида в начале 20-х сказали на это: «Аминь». Наша новейшая программа составляет математическую модель вероятности наступления смерти при текущих показателях жизнедеятельности и анализе окружающих угроз, а затем активирует заранее выбранную клиентом программу смерти.
– Но… – договорить Вавиловой не дали.
– Будет время для вопросов, хорошо? Целых полтора часа у нас. Давай сначала пройдём по всем пунктам протокола. Во-первых, для кандидатов нет почти никакой реа-а-альной, – психолог выделила последнее слово интонацией, – опасности для жизни. В случае клинической смерти все жизненные показатели сразу же придут в норму, но бумаги подписать всё равно надо. Вот здесь, – Ольга Георгиевна двинула планшет в сторону кандидатки, её массивный золотой браслет с римскими цифрами громко звякнул по стеклянному столу, когда врач указала ногтем место для подписи в документе. – Неинвазивная стимуляция переменным током применяется давно, но раньше её использовали для улучшения когнитивных способностей людей. Например, памяти. При депрессивных состояниях, болезни Паркинсона, шизофрении, бессонницах. Никто от этого не умер.
– И как же тогда Вы планируете убивать этим способом людей? – Вавилова после нерадушного приема первым медицинским специалистом лаборатории вела себя как волчонок и с остальными.
– Убивать? Громкая фраза. – Хмыкнула Ольга Георгиевна. – Слушай, договор на три месяца, поэтому трусам и скептикам здесь не место. Или вы с куратором в первый же день не поладили, потому такие мысли? Обиделась на него? – Пристальный, неморгающий взгляд. – Давай так, тандем в любом научном исследовании – фактор номер один для успеха проекта. Есть какие-то жалобы на Ивана Петровича? Я всё решу. Заменить куратора – один клик на планшете, – и она тыкнула стилусом в стекло гаджета. – Ну? Сейчас или никогда.
Вавилова начала листать брошюру и быстро отрицательно замотала головой, но алгопсихолог всё равно поглядывала на неё и жевала губу, потом стукнула ещё раз стилусом по планшету, потому что дисплей уже погас.
– Ищешь фото врача посимпатичнее? – пошутила Ольга Георгиевна. – Нет? Тогда вернёмся к инструктажу. Нейромодуляторами начали лечить уязвимости в работе мозга после лонг-ковида. Электроды размещали определенным образом во время процедуры. Не бойся, снаружи, – хрипло рассмеялась врач, – а то вон глаза чуть через очки не выпрыгнули. Просто шапка с дырками и провода на липучках. Во время тестовых процедур тебе голову сверлить тоже никто не будет. Один из стажеров перепутал полярность при креплении электродов и получил обратный эффект – угнетение мозговой деятельности и нервной системы. Короткое воздействие, конечно, обратимо. Но на этом случайном открытии, если говорить по-простому, и строится часть работы нашей системы для будущих клиентов. Объяснение сложных алгоритмов тебе ни к чему, да и это конфиденциальная информация.
– Если это так безопасно, зачем Вам столько людей? Видела сегодня в столовой. И видов смерти ведь бесконечное множество. Как их все можно учесть и привести в действие? И что, в этом наша роль – испытать все сценарии? Но и трех месяцев не хватит.
– Ох, нетерпеливая Вавилова, а. Вот скажи, сама-то как хотела бы умереть? – врач перешла с военного тона на шутливый, словно они и не смерть обсуждали, а любимый курорт. – Дай угадаю. Быстро, да? Не так много скриптов для моментальной смерти, хватит пальцев одной руки, – Ольга Георгиевна сидела за столом спокойно и уверенно.
– Ну получается, ничего нового в Новосибирске не придумали. Эвтаназию давно практикуют в Европе. Всё уже протестировано и проверено тысячу раз. Та же мгновенная и безболезненная смерть. Но по факту – убийство или самоубийство.
– Да? А если ты застряла в минусовую температуру в тайге со сломанной ногой и разряженным браслетом? Чем тебе поможет эвтаназия? А если дегенеративное заболевание, потеряла память и даже из дома выйти не можешь? Забыла, как пользоваться связью, как открывать замок. Лежишь и медленно умираешь от голода и обезвоживания? Ты новости сегодняшние видела? Нет? Ну и зря. После случившегося люди побегут к нам толпами.
Вавилова начала тереть шею так, что оставались красные следы от ногтей.
– Что нервничаешь? Задела за живое?
– Но вы же не можете всё-всё учесть. Аварии на дорогах, злые намерения других людей, маньяков. Столько переменных нужно заложить в математической модели прогноза, чтобы вовремя запустить смерть. А если ложная тревога? Где гарантии?
– О, а это уже не твоя головная боль, дорогая, и твоей работы не касается. Есть ещё вопросы? С Иваном Петровичем-то особо не наболтаешься. – Психолог похлопала Вавилову на ладони, лежащей на столе, но та тут же её одернула.
– Почему неоновая бабочка? Будто клуб виртуальной реальности, а не лаборатория. Может, это всё обман, социальный эксперимент и кто-то просто наблюдает за нами? – От потока слов Вавиловой не хватило воздуха, конец фразы прозвучал с таким усилием, будто выдавили последнюю горошину зубной пасты из пустого тюбика.
– Серьезно? Любознательная ты моя. Не спросила, чем тут будут кормить и о других плюшках своей работы, сколько длится одна процедура и можешь ли ты отказаться, если подпишешь договор, но интересуешься вывеской? О-о-окей, я здесь ради тебя. Сколько себя помню, наша молодежь фанатеет от азиатской культуры, а прежние подростки стали уже дядьками, заправляют компаниями. Теперь вот ещё иммигранты из Японии, Межазиатский Альянс гуманитарного обеспечения и геополитики. Как там? Барс, медведь, дракон? В угоду такой идеологии выбрали азиатский символ смерти – бабочку. Легкая смерть для состоятельных людей. Вот почему фиолетовый. В Японии одежду такого цвета носили только люди высшего ранга. Ну а неон… неон, чтобы сделать отношение к смерти проще. Что лучше бы череп нарисовали, по-твоему?
– А очень… – руки Вавиловой переместились на волосы на затылке и то сжимали, то потягивали их, – больно будет? Ну, умирать. Сколько нужно потерпеть? Потом, наверное, попривычнее будет?
– Нет, после нескольких процедур может сработать синдром взвинчивания нервной системы, тогда боль начнет ощущаться острее. Это нормально, поэтому между сеансами двухдневный перерыв. Отличный рабочий график, я считаю. Полчасика отмучалась, полежала, поела и домой. Хоть откормим тебя, а то кожа да кости.
Повисла тишина.
– Уж не соскочить ты решила? Не-е-ет, молчать не пойдет. Давай-ка поговорим, насколько сильно нужна тебе эта работа? Зачем вообще пришла? Что просто не проигнорировала письмо? Никто в кандалах не тащил, правда? – Ольга Георгиевна потянулась к какому-то металлическому сосуду, открутила крышку и налила в две чашки коричневую жидкость. – Давай выкладывай, у нас ещё времени валом. Советовалась с кем-то, прежде чем пришла к нам?
– Нет, – коротко ответила Вавилова.
– Парень, родители, друзья? Кому доверяешь? – уже дружелюбнее интересовалась Ольга Георгиевна, отхлебывая от чашки, но громко стуча ею о блюдце.
Вавилова в который раз ограничилась только движением головы.
– Совсем одна что ли живешь? Или непутевые какие-то они?
– Ну, про родных Вы и из анкеты уже всё знать должны. Мать умерла, отец в тюрьме. Ни бабушки, ни дедушки. Нормальной работы нет. Везде нужны или ученые, или творческие люди. Я ни то и ни другое. На всякие подработки из-за репутации отца не брали.
– Пей кофе. И что не нравится даже никто из пацанов? Не встречаешься? Почему?
Вавилова покрутила-покрутила кружку на блюдце, но так и не поднесла ко рту.
– Кому надо кормить кого-то ещё, кроме себя? Особенно сейчас. Нигде не работаю. Другое дело, если бы с меня можно было что-то взять.
– А как ты жила до этого? Что-то ты же ела?
– Пока мама болела полгода, научилась ухаживать за лежачими людьми. Присматриваю за стариком-соседом. Из-за всех этих событий бюджеты сократили, и ещё в начале года закрыли центры паллиативной помощи. Типа затратные, но малополезные, всё равно люди там лежали, считай мертвецы. Никогда не думала, что наше поколение застанет весь этот ужас.
– Чем болела мать? Не наследственное заболевание? Важно для исследования, – дисплей планшета опять ожил, Ольга Георгиевна приготовилась записывать.
– Фатальная семейная бессонница – так сказал врач в клинике экспериментального лечения. Он ведь дал ей надежду, что можно выжить. А потом программу свернули. Мама…
– Погоди-погоди, – перебила Ольга Георгиевна. – Только давай без обмана. Вы что в Италии жили? И то… Это же очень редкое генетическое заболевание оттуда. Но в Новосибирске? – прищуренные глаза и скептически изогнутая правая бровь врача не скрывали недоверия к Вавиловой.
– Мы и сами удивились сначала. Мама своего отца не знала, погиб до её рождения. В 1982 году разбился при неудачной посадке самолёта в Люксембурге. Бабушка в молодости занималась фехтованием. На Олимпийских играх 1980 года в Москве с ней познакомился парень из итальянской сборной. Тогда еще многие страны бойкотировали участие, а из Италии, наоборот, приехало очень много спортсменов, по словам бабушки. Она каждый раз плакала, когда рассказывала эту историю. Больше замуж так и не вышла, не встречалась ни с кем. Умерла от ковида в самом начале пандемии, в июне 2020 года. Знать не знала ни о каком заболевании своего итальянца. А мама в ноябре прошлого года, ещё до всей этой катастрофы, начала плохо спать. Списывала всё на стресс. Тогда поговаривали об отмене традиционного обучения, хотели оставить только обучающие онлайн-игры по прикладным навыкам и дистанционные экзамены. Уже полностью сократили письменные занятия по русскому языку и литературе, типа зачем столько часов тратить на чистописание, если везде перешли на электронный документооборот. За последние пять лет сократили физкультурников, трудовиков, учителей ИЗО, музыки, всемирной истории.
В какой-то момент мама не спала уже неделю. Ни на час не задремала. Обратилась к врачу за снотворным, потому что очень сбивчиво говорила, забывала куда и что положила, не смогла ходить на работу – в один из дней упала в обморок посреди рабочего дня и неизвестно сколько пролежала без сознания. Выписали травы и успокоительное. Не помогло. Прописали антидепрессанты. Ноль реакции. Самые сильные снотворные препараты не помогали.
На маму было больно смотреть, я массировала ей голову, включала белый шум, ставила обогреватель в комнате, зажигала аромалампу. А она лежала с закрытыми глазами, чтобы я подумала, что ей удалось уснуть. Даже тогда жалела меня, а не себя. Через два месяца она периодически меня не узнавала, ходила с тросточкой и проливала суп мимо рта. Врач только разводил руками. Опухоли головного мозга исследования не обнаружили.
Я начала сама искать способы лечения и наткнулась на старое видео двух французских ученых. Они экспериментировали на шимпанзе, изымали здоровые клетки головного мозга и делали инъекции в поврежденные участки40. По их словам, мозг способен к самовосстановлению. И я нашла клинику экспериментального лечения здесь в Новосибирске, которая занималась криоконсервацией и последующей имплантацией клеток мозга на случай патологий. Они забрали маму. Тогда же ей поставили точный диагноз. Меня к ней не пускали, даже врача не видела, но он отвечал на вопросы по телефону и в переписке, говорил об улучшениях. И главное, о ней хорошо заботились. Деньги их не интересовали, это были финансируемые клинические испытания. А после февральской катастрофы государство прекратило субсидирование клиники. Они закрылись. Мама вернулась домой и уже через неделю слегла в постель.
Ещё через месяц она не могла ни помыться, ни переодеться. Старела за неделю, как за год. Перестала нормально разговаривать, только мычала и махала руками. Иногда отталкивала меня, как чужую, когда я протирала губкой её кожу. Ей и самой было страшно от происходящего. Ужасным вопрошающим взглядом она смотрела на меня и, кажется, не могла уже даже моргать. Тело стало деревянным. Позже мама не понимала ни одну мою просьбу. Я научилась самостоятельно ставить систему, делать уколы.
Чтобы не умереть с голоду почти сразу, как мама перестала работать, обменяла с её согласия трехкомнатную квартиру на однушку. Нам хорошо доплатили. И правильно сделала, сейчас бы ко мне подселили каких-нибудь японцев в оставшиеся две комнаты.
И вот в июне мама наконец-то уснула. Но когда я посмотрела на её браслет, поняла, что больше у меня никого не осталось. Она ушла раньше, чем другие больные этой болезнью. Я была не готова. Легла рядом с ней, взяла за холодную руку и просто весь день плакала, не веря. Повторяла только два слова без остановки: «Мамочка любимая, мамочка любимая», – голос Вавиловой дрогнул и сорвался на плач. Она подтянула колени к груди и начала раскачиваться.
Ольга Георгиевна встала из-за стола и обняла девушку на плечи. Всхлипы раздавались в бессловесной тишине.
– Как бы мне не было тяжело видеть её мучения… ухаживать… я была не одна. Я даже не знала, что делают в таких случаях. Какие бумаги оформляют… Кого вызывать… Как хоронить. И возможно, меня ждёт тоже самое, что и маму. В этом году, через десять лет или в престарелом возрасте. А я совсем-совсем одна. Никого не окажется рядом. Потому я здесь. У Вас есть дисконтная программа для участников проекта?
О проекте
О подписке