– Это ваш сын? Он вдруг упал, когда я проходил рядом… Ему плохо? У меня есть вода. Вот, держите.

Я ничего не видел, а голоса доносились до меня, словно сквозь стену. К моим губам поднесли бутылку, я сделал несколько глотков и немного пришел в себя. Только тогда я понял, что с такой силой вцепился отцу в руку, что у меня заломило запястье.

– Я…

Меня мутило, поэтому я плотно сжал губы и заставил себя посмотреть на незнакомца. Конечно, мне просто показалось. Это был не Ванденберг. У них не было ничего общего, кроме одинакового цвета глаз и волос.

– Извините, – прошептал я, – мне уже лучше.

Отец отвел меня в машину и оставил окно открытым. Я откинулся на спинку сиденья и крепко-крепко зажмурился, чувствуя себя до того ничтожно, что хотелось расплакаться. Мне было так стыдно перед отцом, перед незнакомым мужчиной и перед самим собой.

– Эй, – отец легко тронул меня за локоть, – его скоро найдут.

Он все понял, конечно. Понял, что я принял того человека за Ванденберга. Трудно было не догадаться. Отец сидел рядом, от него пахло домом, больницей и мамиными лекарствами, и это заставило меня зацепиться за реальность, немного расслабиться – не полностью, но мое сердце больше не билось так тяжело и громко.

Всего пару минут назад мне было не просто страшно – я был в ужасе. Мне казалось, что Ванденберг нашел меня. У меня перед глазами тут же встало лицо Этты, зазвучал хор соболезнований по поводу моей собственной смерти. Я заморгал и понял, что в уголках глаз у меня противно защипало.

– Ты постоянно это повторяешь, – раздраженно и обессилено сказал я, – но этого не происходит.

Отец тяжело вздохнул и печально посмотрел на меня.

– Мы ничего не можем сделать. Нужно просто ждать. Иногда это единственный выход.

Я обхватил себя руками за плечи и сосредоточил взгляд на своих грязных кроссовках. Куртка у меня тоже была в темных разводах из-за купания в луже. Меня слегка трясло.

– Мы уже говорили об этом.

Отец сказал это таким утомленным тоном, словно ему окончательно надоело со мной возиться. Я отвернулся и уставился в окно. Мимо машины проходили люди. Кто-то смеялся, кто-то шел, повесив голову, но никто из них не дергался и не звал на помощь. Только меня угораздило.

– Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? – спросил отец, когда мы отъехали от больницы.

Я не ответил. Он хотел помочь, и я знал это, но предпочел промолчать. Мне хотелось, чтобы ему стало стыдно, но за что? По-свински себя вел я, а не он. Ребячество. Мое глупое ребячество – и только. Отец включал радио, но я даже не помню, что там играло. У меня разболелась голова, и я заснул прямо в машине. Мне казалось, что я проспал вечность, но на самом деле прошло не больше получаса.

– Где мы? – сонно спросил я, когда отец разбудил меня.

– Сейчас увидишь, – сказал он и загадочно улыбнулся.

Я огляделся. Мы остановились около одноэтажного кирпичного здания. Я плохо знал эту часть города, поэтому не представлял, что нам понадобилось в этом районе. Сначала я решил, что это какая-нибудь закусочная, но мы подошли ближе и я прочитал выцветшую надпись на табличке у входа. «Приют для животных».

– Зачем мы здесь? – я посмотрел на отца.

– А ты как думаешь?

Мы вошли внутрь, и меня тут же оглушил звонкий лай собак – они скулили, скреблись и рычали. К нам подошла молодая девушка в светло-розовом рабочем халате с эмблемой приюта.

– Здравствуйте, – она широко улыбнулась, – хотите присмотреть собачку?

– Вроде того, – кивнул отец.

Я удивился. Мы ни разу не заводили разговор о новой собаке. Более того – я боялся этого. После смерти Фрэнсиса мне казалось, что я не способен ни о ком заботиться. Если бы меня спросили, хочу ли себе нового любимца, я бы совершенно точно ответил, что не хочу.

Девушка провела нас за собой, объясняя по пути все тонкости:

– Не думайте, что у нас здесь беспредел, – заверила она.

– В каком смысле? – не понял отец.

– Ну, – она поморщилась, – обычно люди считают, что собаки в приютах страдают бешенством или болеют чем-то еще, но это не так. То есть, конечно, такие тоже есть, но мы делаем все, чтобы их вылечить. Всех собак осматривает ветеринар и пишет свое заключение о состоянии животного. Вы сможете ознакомиться, когда выберете кого-нибудь.

Мы прошли в помещение, где в клетках ютились самые разные собаки – большие и маленькие, взрослые и совсем щенки.

– Большинство из них знают кое-какие команды и умеют ходить на поводке. Не все, конечно, но зато прививки есть у каждого пса. Об этом можете не беспокоиться, – тараторила девушка.

– Нравится кто-нибудь? – спросил меня отец, когда мы остановились возле клеток.

– Пап… – я неловко закусил нижнюю губу.

Я был не уверен и боялся все испортить, но отец легко подтолкнул меня в спину, не оставив мне выбора. Я пошел вдоль левого ряда, рассматривая собак. Лабрадор в клетке под номером шестнадцать радостно завилял хвостом, когда заметил меня, а дворняга с торчащими ушами, что топталась в клетке по соседству, злобно зарычала.

Мне казалось, что это плохая идея. Я уже хотел развернуться и сказать, что мне никто не нравится, убедить отца, что мне это не нужно, но тут я заметил белого щенка с рыжими пятнами, забившегося в угол вольера. Он казался забавным и немного напуганным.

– Симпатичный, – сказал отец из-за моей спины, – что это за порода?

– Бретонский эпаньоль, – с готовностью отозвалась наша провожатая. – Мальчик. Всего три месяца.

Я присел на корточки и поманил пса. Он смотрел на меня большими светло-карими глазами и не спешил подходить.

– У него есть имя? – спросил я.

– М-м-м, нет. Он у нас не так давно, если честно. Его отдали, потому что у хозяина обнаружилась аллергия на шерсть. Там ему дали какую-то кличку, но он не успел даже привыкнуть к ней. Подождите пару минут. Я принесу его карточку.

Мы остались одни.

– Когда ты это решил? – спросил я у отца.

– Я подумал, что тебе нужно на что-то отвлекаться, – он пожал плечами.

– Да, но…

В мою руку вдруг ткнулось что-то мокрое и холодное. Я дернулся и опустил взгляд на щенка – оказалось, что он все-таки рискнул подбежать ближе. Теперь я мог рассмотреть его получше. Щенок был чистый и ухоженный, с коротким хвостом и мягкими ушами. Он с усердием обнюхивал мои пальцы.

– Смотри-ка, – сказал отец, – а ты ему понравился.

– Я не смогу о нем заботиться, – попытался возразить я, но мой голос дрогнул, и я улыбнулся, когда щенок лизнул меня в ладонь.

Послышались шаги – это снова вернулась девушка.

– Так, – выдохнула она, листая папку с документами у отца перед носом, – все базовые прививки сделаны, щенок ничем не болел и не болеет. С командами у него туговато, но он еще маленький, поэтому его легко будет всему научить. Что еще… С ним нужно будет часто гулять, потому что он все-таки из охотничьих. Собаки этой породы сами по себе преданные и общительные, а детей очень любят, – девушка посмотрела на меня.

– Нам подходит. Что скажешь, Лео?

Щенок все еще неуклюже тыкался в мою руку упрямым лбом. Я помедлил, а потом кивнул.

Какое-то время мы провели в приюте – отец заполнял необходимые документы и выслушивал рекомендации по уходу. Я ждал его на стуле в приемной со щенком на руках. Он был теплым и постоянно пытался лизнуть меня в щеку шершавым розовым языком. Я чесал его за ушами и все пытался придумать имя, но мне ничего не приходило в голову.

В кармане у меня завибрировал телефон, щенок дернулся и зарылся носом мне в куртку. Я фыркнул и потрепал его по загривку.

– Тише, приятель, – сказал я, вынимая телефон из кармана.

Звонил Бастиан.

– Куда ты там пропал? – спросил он возмущенно и обеспокоенно, – я тебе кучу сообщений написал!

– Извини. Мы были у мамы, а потом заехали в приют.

– Чего? – изумленно спросил Бастиан, – на кой черт?

Я улыбнулся.

– В приют для животных. Решили собаку взять.

– Слава Богу, – со смешком выдохнул он, – а я уж решил, что твой отец от тебя совсем устал.

– Иди ты!

– Как твоя мама?

Я замялся.

– Не очень хорошо.

– А ты?

– Как обычно.

– А в школу когда?

Я совсем забыл о школе. За последние несколько недель я сильно отвык от своей обычной жизни, и мне стало казаться, что я больше никогда не вернусь к занятиям.

– Завтра поедем в больницу на осмотр. Меня, скорее всего, выпишут.

– Отлично! Я больше не могу сидеть с этим идиотом Манфредом.

Я тихо рассмеялся.

– О, у тебя новый лучший друг.

Манфред был самым занудным мальчишкой нашего класса. С ним никто не хотел общаться, поэтому он всегда занимал места болеющих ребят и пытался найти общий язык с их соседями по парте.

– Ой, катись, Ветцель, – буркнул Бастиан.

В конце коридора показался отец.

– Ладно, Басти, мне пора. Я позвоню тебе вечером, – сказал я.

– Лео?

– Да?

Бастиан сделал короткую паузу.

– Все будет в порядке, – твердо сказал он.

3

Когда мы ехали домой, на улице уже стемнело. Щенок крепко спал у меня на коленях, а мы с отцом обсуждали, что нужно будет для него купить. Я хотел было сказать, что поводок у нас уже есть, но промолчал. Это поводок Фрэнсиса – и больше ничей.

– Как хочешь назвать? – спросил меня отец, когда мы встали на светофоре.

– Пока не знаю. Ничего в голову не приходит.

– Написал маме, что мы взяли собаку. Она думает, что я ее разыгрываю, – улыбнувшись, сказал отец.

– Я сначала тоже решил, что ты шутишь, – возразил я, а потом нерешительно высказал то, что беспокоило меня всю дорогу, – не думал, что мне когда-нибудь снова доверят питомца.

Отец внимательно посмотрел на меня.

– Лео, это была случайность. Ты не виноват в том, что произошло с Фрэнсисом. Это не значит, что тебе нельзя заботиться о ком-то сейчас. Люди учатся на своих ошибках. Теперь ты будешь внимательнее.

– Но это была не просто ошибка. Это был Фрэнсис, – упрямо отозвался я.

– У всех есть право на второй шанс.

– Надеюсь, – меланхолично отозвался я. – Что сегодня тебе сказал доктор?

Отец заметно напрягся.

– Ничего нового. Просто я думал, что твоей маме стало лучше, но она все еще в прежнем состоянии.

– Не думал, что сахарный диабет это настолько серьезно.

– Любая болезнь дает свои осложнения, – сказал отец, – но врачи очень стараются все исправить.

Больше я ничего не спрашивал.

Дома мы оказались около девяти вечера. Я умирал от голода, поэтому отец отправился на кухню, чтобы заняться приготовлением позднего ужина. Он так сильно устал, что не стал даже переодеваться. Просто скинул пиджак на диван и закатал рукава белой рубашки, чтобы не испачкать ее соусом или чем-нибудь еще.

Щенок носился по гостиной, принюхиваясь к вещам. Вскоре он налетел на коробку с моей сломанной приставкой, тихо зарычал на провода, а потом спрятался за кресло. Я лежал на полу, подперев голову руками, и наблюдал за ним, пытаясь понять, какое имя ему подходит.

– Хочешь быть Гюнтером? – спросил я, когда он подбежал ко мне, – или Клаусом? М? Тебе не нравится? А что же тебе нравится, трусишка?

Кажется, от этих имен он был не в восторге, потому что даже ухом не повел. Тогда мой взгляд упал на полку с мамиными книгами. Это заставило меня вспомнить кое-что. Нашу первую собаку мама назвала в честь Фрэнсиса Скотта Фицджеральда²¹. Я решил, что это хорошая идея – назвать щенка именем какого-нибудь писателя.

– Я придумал имя, – сказал я за ужином.

Мы ели в тишине – без телевизора или радио. После утомительного дня хотелось покоя. Рядом с моей тарелкой лежали таблетки, которые мне следовало выпить перед сном.

– Да? И какое же?

– Оскар. В честь Оскара Уайльда.

– Оскар, – повторил отец. – Да, хорошо. Маме понравится, – одобрительно кивнул он.

– Я тоже так думаю.

За вечер я ни разу не вспомнил о Ванденберге.