Глава 2. Загадки археологии, «Хоббит» и научный коммунизм

Нина

На работе всё шло так же, как всегда. Николай Петрович отправил меня в архив, к стопкам пожелтевших газет практически вековой давности, которые я должна была разбирать. Я возилась уже неделю, отбирая то, что выглядело стоящим, дабы избавить научного руководителя от тяжкого труда. Ну скажите на милость, кому может быть интересен научный коммунизм? Нет, наверное, кому-то и будет. Но не мне уж точно. Хотя читать оптимистичные статьи о стахановцах и о рекордных урожаях пшеницы было забавно.

Проторчав в архиве до обеда, я решила, что свой объём работы на сегодня выполнила. Кроме того, завкафедрой с нового года обещал дать мне часы на подготовительных курсах для абитуриентов, и мне нужно было заняться ещё и этим вопросом. Поэтому поехала обратно на кафедру и не удержалась: зашла снова в наш музей. Открыла витрину, достала свой любимый артефакт и покрутила в руках, тщетно пытаясь прочесть письмена, избороздившие таинственный каменный цилиндр.

А сколько кипежа было поначалу, когда я нашла этот камень, точнее «цилиндр», преткновения! Сколько специалистов приезжало: археологов, историков, геологов! А кроме того, и телевизионщиков, журналистов, просто любопытных! И вот «сенсация года» уже семь лет пылится в витрине, никем не востребованная.

В наших Кардаевских пещерах раскопано больше двадцати культурных слоев и найдено более ста тысяч экспонатов. Они хранятся теперь и в археологическом музее Новобержска, и в музее нашего института, а что-то даже в Москве. По всем законам науки, хронологии и логики странный предмет примерным возрастом в четыреста миллионов лет ну никак не мог появиться именно здесь!

Да и материал, из которого он сделан, мягко говоря, загадочный, несмотря на то, что в заключении написано: «метеоритное железо». Те, кто занимался исследованием предмета, жаловались на головные боли, общее недомогание и неприятности в семье. А один лаборант даже попытался выброситься из окна, правда, потом ему поставили диагноз «астенический синдром».

Видимо, все эти загадки с артефактом кому-то показались слишком утомительными, неудобными и сложными, так что цилиндр предпочли больше не показывать общественности и поменьше о нём распространяться, а меня нагрузили научным коммунизмом.

С сожалением положила «жезл» (так я его назвала) обратно в стеклянный ящик, забежала на кафедру и взяла программу подготовки. Затем заскочила к Николаю Петровичу с отчётом, и с чистой совестью и тяжеленным пакетом (поскольку гранит науки хоть и бумажный, но весит почти столько же, сколько настоящий) поехала домой.

К подъезду подошла, волоча уже два пакета (один из магазина, дома-то шаром покати), и вдруг наткнулась на почтальона, а точнее почтальоншу, которая принесла мне в прошлый раз роковую телеграмму. Она меня тоже узнала и сразу ринулась ко мне. Что ей понадобилось? Ещё одна телеграмма?

– Вы же Нина Тураева, я не ошибаюсь, я вам телеграмму приносила?

– Ну да, – настороженно протянула я. – А что случилось?

– Да не волнуйтесь. Просто вам ценная бандероль. Я вам уведомление принесла.

– А, ясно. От кого? Я не жду никаких посылок.

Почтальонша достала стопку листков, порылась и вытянула мне один:

– Вот. От Тураевой Анастасии Фёдоровны. Что с вами, девушка? Вам плохо?

Нет, с чего мне может быть плохо? Мне просто великолепно! У меня сначала умирает мать от сердечного приступа (при её-то железном здоровье!). Потом мутит воду адвокат, который читает нам завещание, составленное всего за неделю до такой странной смерти. Потом кто-то вламывается в квартиру, а теперь… А теперь, оказывается, мама заботливо послала мне посылочку, тоже незадолго «до». Сомневаюсь, что в ней новогодние подарки. Мне просто замечательно. Я прямо тащусь от такого количества сюрпризов.

– Да нет, всё в порядке… Спасибо…

– Так вы зайдите на почту прямо сейчас, она до семи работает! – посоветовала почтальонша. – Вы точно в порядке?

– Да, спасибо!

Она что-то пробурчала сочувственно и удалилась разносить оставшуюся корреспонденцию. А я заволокла домой пакеты, бросила их на столе, не разбирая, и пошла-таки на почту. Эти загадки начинали интриговать.

Через час, уже дома, я нетерпеливо разорвала жёлтую обёртку пакета, безжалостно раскрошив сургуч. В душе теплилась надежда найти нечто, что объяснит часть странностей и ответит хотя бы на некоторые вопросы. Наивная! Никакой записки, никакого письма – ничего! Только небольшая плоская коробка. Открываю крышку – там подвеска на цепочке: маленькая золотая игрушка, собака со вздыбленной шерстью, похожая на соседскую кавказскую овчарку. Зубы в оскале, и глаза – два синих камешка, смотрят уверенно и спокойно.

Спасибо, мама! За доверие и откровенность!

Я покрутила цепочку в руках и надела на шею.

Занятные ощущения… Наверное, давление упало. Кухня поплыла, будто вокруг не реальность, а какая-то сотканная из дыма бутафория. Я моргнула и тряхнула головой. Помогло. Пространство снова обрело объём и чёткость. Но зыбкое ощущение, что тронь его – и всё растворится, почему-то осталось.

В двери щёлкнул замок – это в прихожую ввалился источающий уличный холод Тимка Крылов, мой друг детства, бывший одноклассник, а теперь ещё и сосед по квартире, за которую мы платим пополам.

Я вышла в коридор поздороваться. Тим стянул с себя куртку, зашвырнул шапку на вешалку, скинул ботинки и радостно вопросил:

– Привет, солнце, пожрать что-нибудь есть?

– Н-н-нет… – заикаясь, выдавила я (с мамиными подарками как-то всё вылетело из головы). – Я что-нибудь сейчас соображу.

– Успокойся, я пиццу привез. На, тащи в кухню. И поздравь меня! Меня повысили! Мне дали «ай-ти» отдел! И целого одного подчинённого! Так что там, – он кивнул на пакет, – ещё и пиво! Будем отмечать!

По правде говоря, у меня лежали две недописанные курсовые, которые нужно отдать заказчикам уже после каникул, а их я планировала провести в Идыме, да и программа подготовки абитуриентов требовала внимания. Ну да ладно! Не каждый же день лучшего, а точнее, единственного друга повышают на работе! Не сидеть же парню за пивом в гордом одиночестве?

Его громкий голос уже что-то балагурил с кухни. Журчала вода и звенела посуда, которую я должна была вымыть, да из-за всех этих событий, к своему стыду, так и не вымыла. Вообще, сегодня моя очередь по кухне дежурить, так что Тимкина пицца очень кстати – приготовить хоть что-нибудь, понятное дело, я не успела.

Типовая малогабаритная кухня с трудом вмещала в себя широкоплечего и довольно высокого Тимку. Мне там места практически не оставалось, но каким-то чудом я протиснулась между холодильником и громогласным другом, вынула коробку с пиццей из пакета, сняла крышку и прямо на картонной подложке поставила на стол.

Дальше извлекла шесть бутылок пива, оставила две, а остальные построила на полу, ибо наш скромный квадратный столик такое количество стеклотары за раз не вмещает. Тим приготовил нож для пиццы, плоские тарелки и две объёмистые кружки. Пиво забулькало, поднялась пенная шапка. И я с энтузиазмом провозгласила первый тост: «За новую должность!»

Через пару часов мы валялись на ковре возле телевизора в моей комнате и всё никак не могли выбрать, что нам смотреть. Я уныло щёлкала пультом. Везде шли однотипные и до одури скучные криминальные сериалы, где кровь лилась рекой, а преступник был очевиден с первых кадров, да ещё шли старые сто раз виденные киноленты девяностых годов. На центральных каналах пытались шутить известные юмористы, но у них это совсем не получалось. Просто жалкое зрелище! А «Дом-2» уже откровенно хотелось взорвать.

– Тим, у тебя нет какого-нибудь фильма новенького?

– А, да. Я скачал вчера одну комедию. Подожди, ща принесу!

Тимка вернулся с флешкой, воткнул её в телевизор и запустил кино, а сам отлучился в туалет, так как пиво требовательно просилось обратно в окружающую среду. Вернулся он, когда я уже хохотала. Фильм сразу понравился, особенно качество перевода или дубляж… Точнее, мне так казалось, пока Тим изумлённо на меня не уставился.

– Нин, а с каких это пор ты так хорошо знаешь английский? Или тебя просто экранные картинки так забавляют?

– Ты о чём? – не поняла я. – Тимка, ты где такой классный фильм откопал? Дубляж просто супер!

– Хм… Нин… Никакого дубляжа нет.

– В смысле?

– Нин, ты в порядке? Нет никакого дубляжа. Я невнимательно посмотрел, скачал по чужой ссылке. Фильм вообще не дублирован, он же на английском, ты что?

– Как на английском? – оторопела я. – Ну я же понимаю, я же слышу русский! Это у тебя проблемы со слухом!

– Нин, ты меня пугаешь. Погоди! Сейчас проверим!

Тим выключил телевизор и ушёл в свою комнату. Вернулся с книгой, открыл её на первой попавшейся странице и сунул мне под нос.

– Читай!

– «Конечно, они снова опомнились и с воплями кинулись в погоню, но солнце охладило их пыл: у них начали подгибаться колени, головы закружились. Поэтому они не заметили Бильбо, который, по-прежнему не снимая кольца, перебегал от дерева к дереву, стараясь не попадаться на свет. Потом гоблины, ворча и ругаясь, отправились восвояси несолоно хлебавши. Бильбо сбежал!» – послушно прочитала я. – И зачем ты просил почитать эту милую книжку? Нет, я не против, я её очень люблю, но ты же не для этого её принёс?

– Нин, это английское издание. Мне его неделю назад друг из Лондона в подарок привёз. В ней ни слова по-русски. Посмотри! Нин, у тебя по иностранному в школе едва тройка была. Тебе англичанка четыре поставила из жалости, чтобы аттестат не портить, помнишь? Ты же инструкцию к стиральному порошку без словаря понять не в состоянии. Ещё раз спрашиваю: с тобой всё в порядке?!

Челюсть у меня как-то сама собой отвисла, и я тут же её захлопнула. Под встревоженным взглядом каре-зелёных глаз друга я присела на диван и задумалась.

– Тим, ты меня точно не разыгрываешь? – секунд через тридцать с надеждой уточнила я.

– На, смотри! – он снова сунул мне в руки «Хоббита».

Я посмотрела на обложку – красивую, под красную кожу, с золотыми буквами… Буквы… Латинский алфавит! Не кириллица, нет, – обычные латинские буквы! Но я понимала, я понимала, что написано! Я листала страницы и при своём антиталанте к языкам понимала каждое слово, каждый речевой оборот! Причём так органично, будто это был родной язык!

– Тим… Я не знаю… А что со мной? – прозвучало, наверно, испуганно и даже жалобно, и Тим постарался найти хоть какое-то объяснение, чтобы меня успокоить.

– Вот блин! Слушай, я про такое уже читал. Одного мужика молния ударила, и он потом заговорил на нескольких языках, даже на некоторых мёртвых. Тебя током из розетки случайно не било? Ещё такое после клинической смерти бывает… А, или после похищения инопланетянами!

– Никто меня не похищал! И у меня не было клинической смерти.

– А что было? Вспоминай. Ещё вчера ты просила меня перевести состав крема для лица, а сегодня читаешь Толкина в оригинале. Что успело произойти за один день?

– Ну… Я на работе была. Потом в архиве, в библиотеке, читала там газеты. Вряд ли от советских лозунгов меня могло так перемкнуть. Потом опять пошла на кафедру, там всё решила и домой поехала… Потом посылка эта от мамы… Стоп!

Я схватила кулон, зажала его в кулаке. Он слабо пульсировал, будто внутри билось маленькое сердечко.

– Тим, надень его! – я стянула цепочку с шеи и попыталась напялить на хакера. Парень послушно подставил кудлатую белобрысую голову.

– Ну? – вопросило моё любопытство через пятнадцать секунд. – Что чувствуешь?

– Что, как дурак, сижу на диване с бабской фенькой на шее. А что я должен чувствовать?

– Ну, голова не кружится? Не тошнит? Не плывёт перед глазами?

– В туалет хочется, – честно ответил друг, – но твоя фенька здесь ни при чем. Отпусти меня с богом в волшебную комнату, я вернусь оттуда другим человеком, и ему ты расскажешь о своих подозрениях насчет этого… «крестража».

Тимка сунул собаку обратно мне в руку и удалился, а я сидела на диване и по-прежнему держала мамин подарок, вслушиваясь в биение невидимого сердца.

– Ну? – вернулся Тимка. – Рассказывай. Только сначала.

– Тогда нужно начать с поездки в Идым. Думаю, странности начались там.

И я всё рассказала, стараясь не упустить ни одной подробности. И как телеграмму получила, и как дозванивалась до Ольги, и как она мне перезвонила сама, и мы встретились впервые за несколько лет, и как ехали с ней на машине в Идым. Как проходила церемония в зале прощания, что было на похоронах и поминках, кто был – каждый человек, кто что говорил и делал.

Тимка слушал, дотошно разбирая мой рассказ и заставляя вспоминать мельчайшие детали. Он считал, что где-то проскользнула наша разгадка, нужно только её уловить.