Вот про гель для меня было откровением. Но тут уже не до экономии. Придется папу грабить еще раз.

Марина подумала еще.

– В принципе… знаешь, у нас есть состав подешевле. Польский. Если его брать, то уложимся в десять рублей на ту длину, которая есть. Еще и на гель скидочку сделаю.

– А что за польский? Он нормальный?

– Нормальный. Держит хорошо, – с некоторой задумчивостью отозвалась мастер. – Просто польский.

Нет бы мне тогда подумать, что это Марина такая добрая стала и дает цены ниже рынка! Но желание сэкономить, да еще и получить гель со скидкой, напрочь отключило мозг. Если, конечно, он у меня тогда был.

– Делайте!

Мисс ПТУ ловко наразделяла мне волосы на проборы. Достала большой полиэтиленовый мешок с бигуди-«коклюшками» (судя по потрепанному виду, либо купленными б/у, либо доставшимися в наследство от старейшего мастера салона после ухода на пенсию).

Что такое коклюшки для химии? Это такие тоненькие палочки-бигуди, на каждую из которых надо накрутить тоооненькую прядку волос и крепко-накрепко обвить это дело резинкой.

Вот этой накруткой Марина и занималась следующие часа полтора. Я, честно говоря, не ожидала такой продолжительной и нудной процедуры. Кажется, минут через двадцать отключилась. Встала-то в школу в семь. Потом семь уроков. После школы бегом на электричку без захода домой. Вдобавок в тот день я ничего не ела, потому что экономила на еде в школьной столовой (а иначе как скопила бы десятку на прическу?). И вот я сидела в этом потрескавшемся кресле и мечтала или о чебуреке, или о голодном обмороке. Второе сбылось. Очнулась от крика мастера прямо над ухом:

– Девочки! У меня закончились коклюшки! Кто даст свои?

Коллеги-«девочки» со злорадством переглянулись.

– Прости, Марин! У меня у самой запись на химию. На пять часов.

– У меня тоже. Лишних нет.

Волна злорадства докатилась и до мужского зала. Мастера повыключали свои фены-жужжалки. И с приторным сочувствием сообщили, что «у них откуда ж? В мужском зале?»

Лицо Марины в зеркале так вытянулось, что я окончательно пришла в себя. Вечерело. За полтора часа у меня была накручена только половина головы, на что ушел стандартный комплект бигуди. Тут до нас обеих дошли истины. До меня: почему в других салонах более опытные мастера просили у меня двойную цену. До Марины: какого хрена она со мной связалась? Мы и до ночи не закончим. А может, и вообще не закончим. Коклюшек-то нет. А если бы и были… еще полтора часа на вторую половину волос, и потом час сидеть мне с раствором под колпаком фена. А салон до восьми. Расплетать было уже не в тему… Время потрачено. И чек пробит в кассе.

Еще раз обозрев сделанное, мастер аккуратно поинтересовалась, могу ли я завтра в школе не снимать шапку? Оставить все как есть, а после уроков опять приехать в Салтыковку, мастер как раз где-нибудь нароет второй комплект бигуди, и мы завершим начатое. У меня на это были возражения. Что до школы дело не дойдет. Родители, увидев у меня на голове ЭТО – расплетут коклюшки сами и выкинут их в мусоропровод. И раз плакали мои десять рублей, добытые в честном бою борьбы с голодом на больших переменах, то защищать драгоценный набор для химии я мстительно не буду. И Марина останется без заработка.

Ситуация становилась патовой.

Минутная стрелка на часах приближала нас к точке невозврата.

И тут произошло чудо. Та самая дама с «бараном», отпустив очередного обкромсанного клиента, скрылась в подсобке на перекур и вернулась с мешком коклюшек. Отодвинула уже совершенно растерявшуюся Марину и сама начала быстро накручивать прядки. Правда, после первой бигудюхи наконец внимательно всмотрелась в мое лицо. Ахнула. Спросила, в каком я классе и не живу ли на улице Пионерская. А то у ее соседки дочь-шестиклассница точь-в-точь. И щас бы она позвонила моим родителям. Чтоб задали трепку.

У опытного мастера дело пошло быстрее. Марина, извиняясь, что-то поскуливала рядом и пыталась помочь. Но «барашке» помощь не требовалась. Пальцы летали, как молнии. Все это действо сопровождалось ворчанием «Ишь, шалавы. Пороть некому… Что одну, что вторую». Когда мисс ПТУ, звеня клипсами и уже не виляя бедрами, убежала покурить, толстая мастерица спросила у меня вполголоса:

– Маринка тебе гель-то предлагала? Не бери. Во втором ряду у Ахмеда он продается. Красненький. В баночке. По рупь двадцать. Скажешь ему: «от Верунчика из „Мечты“» – за рубль отдаст.

Через сорок минут вся моя шевелюра была накручена на пластмассовые палочки и я напоминала суперъежа.

«Барашка» торжествующе посмотрела на часы и сдала меня с рук на руки вконец униженной Марине для следующей процедуры: пропитки «ежика» химическим составом.

Моя красная пэтэушница подобострастно лепетала: «Спасибо, Вера Сергеевна! Спасибо! Вы меня так выручили!» и чуть ли не кланялась в ноги.

Вера Сергеевна полным достоинства жестом отряхнула халат и засунула в карман пустой мешок из-под коклюшек:

– Что значит «спасибо»? Половину отдашь. Сколько ты с нее взяла? Двадцать? Десятка с тебя.

Марина стала еще краснее.

– Какие двадцать? Мы всего на десять договорились. С польским составом.

Толстая парикмахерша осеклась.

– Какой польский? Это что в подсобке за диваном банка стоит? Что нам в ноябре привезли?

Повисла нехорошая пауза.

– Да.

«Барашка» второй раз внимательно посмотрела на меня. И на мое лицо. Потом на Марину. Потом опять на меня. Во взгляде промелькнула жалость. Впрочем, очень быстро промелькнула. Вера Сергеевна была при исполнении, и лимит доброты на этот день уже был исчерпан помощью ненавистной Мариночке.

– А-а-а… Ну тогда да. Ладно. Пятерку отдашь. – И виляя бедрами не хуже мисс, пошла к себе, к своим южным клиентам.

Банка была действительно с польскими словами. Но, кажется, это был не состав для парикмахеров, а отходы от разработки поляками химического оружия… Когда банку открыли, по салону поплыла невероятная вонь. Такая вонь, что даже в мужском зале начали чихать и тереть глаза. Клиенты просили заканчивать побыстрее и с шуточками про противогазы стремились на выход. Новые заходили в предбанник, тянули носами и выскакивали обратно, на свежий воздух. И вот эта духовитая масса в спешном порядке наносилась мне на волосы тоже трущей глаза Мариночкой. Я сидела, крепко зажмурившись, заткнув нос и стараясь дышать ртом. Слава богу, это быстро закончилось. Мне на ежик натянули полиэтиленовый пакет, потом еще один… Потом на час посадили под колпак сушиться. Банку быстро запечатали, завернули в тридцать три мешочка и унесли обратно в подсобку. Салон проветрили. Запах стал меньше. Неприхотливые клиенты снова потянулись за красотой.

Потом смывка состава, раскручивание коклюшек. Опять смыв, сушка, укладка. Парикмахерская закрывалась в восемь, но в это время мои волосы были еще где-то на середине процесса. Марине выдали ключ, научили, как поставить помещение на сигнализацию. И мы остались в салоне вдвоем. К концу действа, когда Марина укладывала упругие спиральки гелем из своих личных запасов – вонь уже не была такой ужасающей. То ли мы к этому моменту принюхались, то ли действительно состав вымылся из волос и они стали пахнуть меньше… Нет, оказывается, не вымылся и не стали. Когда в десятом часу вечера я влезла в полную электричку, половина вагона начала оборачиваться, инстинктивно пытаясь отодвинуться от меня подальше. Но кудри были тщательно упакованы под шапку, а заподозрить маленькую бледненькую девочку в обладании мощным химическим оружием было как-то странно. Поэтому внимание приковалось не ко мне, а к зашедшему следом бомжу, которому после настойчивых просьб пассажиров пришлось спешно покинуть поезд на следующей станции.

Дома было все спокойно, родители не сомневались, что я засиделась в гостях у Наташи, и еще не начинали бить тревогу. Они мирно смотрели телевизор и готовились ко сну, что позволило мне без лишних объяснений в шапке проскочить к себе в комнату. На счастье, мой младший брат, с которым делила комнату, ночевал у бабушки. Только это его спасло от удушья в ту ночь.

Утро началось со скандала родителей. Мама предъявляла папе претензии, что он совсем не выполняет свои супружеские обязанности и не выносит мусор. И что воняет что-то из просыпанного когда-то переполненного ведра. И вот теперь как жить дальше? Папа предъявлял претензии маме, что это она плохая хозяйка. И что у нее вечно что-то старое стоит в холодильнике. И вот теперь это протухло. И как жить дальше?

Я посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна результатом. Спиральки были идеальные. Гель схватил их намертво. И ни шапка вечером, ни подушка ночью не смогли нанести урон.

В школе тоже произвела фурор. Еще в вестибюле, до звонка, когда пробегала рысью в раздевалку, заметила в отдалении компанию наших мальчиков, среди которых выделялся блондинистый Миша. Одноклассники свернули головы мне вслед и бурно отреагировали на красоту.

– О, смотрите, Миледи!

– А, эта? Че, из нашего класса, да?

Окрыленная, заскочила в туалет, привести в порядок кудри, с которыми неслась по улице без шапки, а потом, через несколько минут после звонка, ворвалась в класс. Урок уже начался, но с моим появлением прервался. Вопреки всем законам физики, солнечный луч сразу упал на меня, открывшую дверь и извиняющуюся за опоздание. И этот свет так и сопровождал, когда я, наконец распрямив сколиозную спину, под одобрительный и восхищенный ропот шла на свое место. Усевшись к обалдевшей подруге, обернулась к задним партам – золотые девочки Таня и Жанна сидели в тени, с перекошенными лицами. А Миша, о, он смотрел на меня! И в глазах идола плескался яркий интерес. Спасибо, небо! Я не зря мучилась вчера!

А еще на меня смотрела побелевшая и прерванная на полуслове русичка, которая как раз перед моим приходом начала вещать что-то про некрасивую Наташу Ростову, покорившую Болконского своей душой. Но меня уже этими наивными выводами классиков было не купить. Опыт доказывал обратное. И я сама, с восхитительной гривой волос, являлась тому ярким подтверждением. Достаточно было посмотреть на моментальный успех у мужской части класса, которая уже пускала слюни и терла свою первую поросль на лице.

Русичка побледнела еще больше и выскочила из класса.

Одобрение и вопросы одноклассников пошли уже в полный голос, со всех сторон: «Ой, круто тебе! А где делала? Сколько стоит?» Вдруг диссонансом прозвучал вопрос Миши: «А что это у нас за вонь? Хомячок за плинтусом сдох?» Одноклассники бросили обсуждение меня прекрасной и привычно вздрогнули над шуткой кумира. И я автоматически, со смехом, развернулась к задним рядам. И столкнулась взглядом с Мишей, который смотрел на меня не просто восхищенно, а даже как-то заискивающе. Боже! Он же и шутил только для меня! Или не для меня? Или не шутил? Он как-то странно поводил носом. Впрочем, и остальные стали принюхиваться и делать гримасы: «буэ-э-э…» Наиболее впечатлительные кривляки зажимали носы и трагически стонали: «Ужжасно! Какая вонь в этом кабинете!»

Как раз на пике стенаний и попыток открыть окно для проветривания вернулась русичка. И не одна, а с завучем. Завуч, увидев меня, тоже побледнела. Приказала собрать вещи и без родителей не являться. Последнее, что слышала, закрывая за собой дверь класса, это был голос завуча: «Ольга Александровна! А чем у вас в классе так пахнет? Почему вы молчали? Надо срочно вызывать СЭС!»

Дома мама по пятому разу перетирала кухню. Холодильник стоял размороженный. Я передала пожелание завуча видеть ее в школе. Причем желательно немедленно. Мама даже обрадовалась. Первый раз за все девять лет моего обучения вызывали в школу, и ей предстояло получить доселе неизведанный опыт. Опять же, будет о чем поговорить с соседками во дворе. А то все только и обсуждают, как вызывают злые педагоги и нещадно песочат за проступки отпрысков-ангелов. А моя маман лишь кивает как болванчик и поддакивает. Своего вставить-то и нечего.

Пока мама метнулась к шкафу выбирать наряд для похода в школу, быстро проскочила в ванную, сняла любимую шапку и выпрыскала на волосы половину маминого флакона «Magie Noire». Сверху залакировала папиным «Savage». Вони от химии уже не чувствовала, но вот от парфюма кружилась голова. Напутствовав мамочку, в каком кабинете найти завуча и как ее зовут, пообещала подойти чуть позже.

Подошла.

Из-за дверей кабинета слышались не только голоса завуча и моей мамы, но и директора.

– Вот скажите, вот где она деньги взяла? Это же двадцать пять рублей в нашей парикмахерской! Это же даже нам, взрослым людям, не по карману! Может, она проституцией после уроков подрабатывает? «Интердевочку» смотрели?

Раздался сдавленный ох моей мамы, а потом ее голос:

– Деньги? Я дала. Могу же подарить на день рождения ребенку? А она потратила по своему усмотрению.

Опять вклинился визгливый голос завуча:

– Вот чему вы учите дочь, даря ей такие большие суммы, а? И вообще, что это за подарки такие? Деньгами? Надо дарить книги. О хорошем, о вечном. О добре!

– Я вообще не понимаю, как ваш ребенок, с таким воспитанием и настроением, собирается заканчивать школу?! Ну закончит, а дальше что? Дискотеки и панель? Валяй-пляши?

– У ребенка-то вообще отец есть? Куда он смотрит? Или вы одна дочь воспитываете? Мать-одиночка?

Опять мама, уже увереннее:

– Отец? Есть. Мой муж (далее неразборчиво). И он полностью одобряет мою методику воспитания. Мы не так давно приехали из Латинской Америки. У мужа была очередная командировка. Так вот, в школе при посольстве…

Директор с завучем осеклись.

Я поняла, что надо свинчивать. Разговор идет к концу, победа осталась за мамой. И без меня прекрасно обошлись.

Поеду-ка снова в Салтыковку. Разузнаю в салоне про противоядие от невыносимой вони, мешающей мне чувствовать себя счастливой. И куплю гель у Ахмета. Как раз еще остались деньги.

Кстати, временным противоядием стал французский парфюм родителей. В такой ударной дозе. По коридору школы я шла, оставляя за собой шлейф аромата дорогого бутика, а не стухшей селедки, завернутой в носки бомжа. Но в том-то и дело, что французский антидот был не выходом из положения. Слишком накладно получалось бы – каждое утро выливать на себя по полфлакона. С учетом того, что всякие там «Ланкомы» и «Диоры» были в страшном дефиците и стоили не меньше все той же колоссальной суммы в двадцать пять рублей, которая так напугала директора с завучем. И, возможно, мою маму. Но это пока не точно. Узнаю дома. И да, вот еще что: неизвестно, какой из запахов ее расстроит больше – вонь «мокрой химии» или вонь «мокрой химии», завуалированной ее драгоценным «Magie Noire».

Но убежать не успела. Прозвенел звонок на перемену, и дети моментально посыпались из кабинетов в коридор, отрезая мне путь к быстрому отходу. На повороте столкнулась и со своим классом. Аромат парфюмерной лавки, который распространяла вокруг себя на километр, стал вторым ударом под дых красоткам Жанне с Таней. И вездесущей русичке, которая также неожиданно вынырнула из-за угла.

– Зотова! Что ты здесь делаешь? Тебе же завуч русским языком сказала – без родителей в школе не появляться!

Я выпрямила спину.

– Что вы, Ольга Александровна! Я в школе с мамой. Она уже пришла пообщаться с руководством. – И спокойно махнула рукой в другой конец коридора. Там открывалась тяжелая, обитая клеенкой дверь. И из-за нее неторопливо выплывала моя мама. Директор и завуч провожали ее с почтением и даже каким-то заискиванием.

– Девочка уникальных способностей! Пойдет на медаль, даже не сомневайтесь! Приложим все усилия! Так рады, что выбрали именно нашу школу! Давайте проводим! Нет-нет, что вы. Совершенно не сложно.