От такой неожиданной грубости я села на пол и за рыдала.
Сказать, что я – наблудившая женщина?! И это при моей верности и преданности! Уж лучше бы я изменила.
Мои рыдания проникли в коридор и донеслись до Лялькиной квартиры.
– Ритуль, что с тобой? – распахнув дверь, крикнула Лялька.
– Олег, Олег… Он не поверил.
Лялька плюхнулась на пол и заключила меня в объятия.
– Во что не поверил?
– В то, что Варька подарила мне шубу.
Обливаясь слезами, я уткнулась в коленки подруги и зарыдала ещё громче.
– Подумаешь, не поверил, – сказала Лялька и с интересом посмотрела на визитную карточку, мокрую от слёз.
– Что это?
Лялька выхватила у меня карточку и прочла:
– Психотерапевт и психоаналитик Варвара Михайловна Невская. Индивидуальная и семейная психотерапия. Тренинги.
– Ходила к психоаналитику? – удивилась Лялька.
– Это моя детская подружка.
На ум пришли Варькины слова: «Сначала мы, Мариночка, потом мужики».
А ведь верно. Живу будто раба. Стираю, кормлю, убираюсь… А он – барин.
Я встала и плюнула в сторону двери:
– Пошёл к чёрту сам!
И мне стало легче.
Лялька охнула, и в её огромных глазах застыло изумление.
– Что ты сказала? – прошептала Лялька.
– Что слышала.
Я повесила шубу, вымыла руки и вышла в коридор. Лялька по-прежнему сидела на полу.
– У тебя есть что-нибудь выпить?
– Вот это вопрос! – удивилась Лялька. – Коньяк подойдёт?
– То, что надо. Неси.
Я отправилась на кухню, Лялька пошла за коньяком. Через десять минут мы уже сидели на кухне и, по словам Ляльки, «предавались разврату». В наши «развратные» действия входили коньячные возлияния и беспрерывное курение Лялькиных сигарет.
Вообще-то, я курю редко, тем более дома. В лицее ещё куда ни шло. Там есть учительская курилка, где обсуждаются текущие новости. В курилку я ходила часто, но курила не всегда. Когда с Нютой что-нибудь сочиняли, меня прорывало и за вечер выкуривала пять-шесть сигарет. После такого срыва я тщательно душилась, жевала жвачку, а вернувшись домой, говорила:
– Пока сочиняли сценарий, меня обкурили с ног до головы.
Олег Александрович брезгливо морщился и выдавал одну и ту же фразу:
– Курящие преподаватели – преступники.
Я удалялась в ванную и тщательно чистила зубы.
Однако так было раньше, а сейчас… сейчас мне наплевать, что скажет Олег. Я была у себя дома, в гостях сидела подруга, мы пили коньяк, и всё было тип-топ.
– Знаешь, я думала Олег – джентльмен. – Я залпом выпила коньяк и добавила: – Пусть занудливый, неэмоциональный, но джентльмен.
– Осторожней, Ритуль, – взглянув на пустой фужер, ответила Лялька. – Без тренировки можно и запьянеть.
– Ну и пусть. Пусть запьянею. Это даже хорошо.
– Ничего хорошего. В твоей ситуации разум должен работать чётко.
– Не по-ня-ла… – протянула я и икнула.
– Давай сделаю бутерброд, а потом объясню.
Лялька встала и подошла к холодильнику.
– Вообще-то, коньяк нужно закусывать шоколадом или фруктами, но кусок сыра тебе не повредит.
Сделав бутерброды, Лялька взяла очередную сигарету и удобно расположилась в кресле Олега Александровича.
– Ешь и слушай. Ситуация непростая. Тебе всё ясно, Олегу Александровичу нет. Ты встретила подругу, поболтала. Подруга, женщина состоятельная, решила тебя порадовать. Я верю, такие подруги встречаются. Редко, конечно. Теперь прикинь, что подумал Олег Александрович.
– Что?
– Оценив шубу, он подумал: «Ничего себе подарок! Порядка трёх тысяч долларов…»
– Да ты что?!
– Если не больше, – невозмутимо продолжала Лялька. – Олег Александрович – человек подозрительный. Ну и какой вывод?
Я вздохнула и отодвинула бутылку коньяка.
– Ты права.
– Представляешь, что в нём взыграло?! Он тебя решил удивить, костюм подарил, проявил благородство… Надо же! Удивляюсь, как от гордости не лопнул.
Лялька театрально развела руки и надула щёки.
– А на следующий день появляешься ты – радостная и в новой шубе. Ты только представь. Появляешься и говоришь: «Милый, смотри, какая шуба. Её подарила некая Варька».
– Не некая, а лучшая подруга детства.
– Да плевать ему на подругу. Олег Александрович подобных жестов не понимает. У него нет друзей, и таких подарков ему никто не дарит.
– Тебе тоже не дарят, – ответила я. – А ничего, поняла.
– Я – одно, Олег Александрович – другое.
– С этим не поспоришь.
– Честное слово, Ритуль, ты слепая. За тринадцать лет совместной жизни не поняла простой истины: Олег Александрович – собственник. Он прибрал тебя к рукам, задурил мозги и помыкает, как хочет. Поди, плохо! Живёт в твоей квартире, питается за твой счёт. Ведь так?
– Да ладно. Мне не жалко. И Олег тратит много денег.
– На что?
– Он покупает старинные монеты.
Лялька оживилась. Привстала с кресла и, выдохнув дым мне в лицо, сузила глаза.
– А почему покупает монеты? Ты задавала этот вопрос?
– Олег нумизмат.
– Отличное хобби. Олег Александрович занимается нумизматикой! Это так интеллигентно, так современно… В компании мамочкиных друзей можно сказать: «У меня редкая коллекция древних русских монет. Я публикую статьи в зарубежных журналах по нумизматике». А про себя подумать: «Да, я среди вас самый богатый. Моя коллекция стоит десятки тысяч долларов».
– Ты серьёзно? – удивилась я.
– Абсолютно. Пока Олег сидел на твоей доверчивой шее, у него выросло неплохое состояние.
– Ну и ладно. Пусть радуется.
– Ритуль, ты или святая, или притворяешься. – Взглянув на меня сквозь дым, Лялька помолчала минуту и вздохнула: – Нет, не притворяешься.
– И святой меня не назовёшь.
– Иногда кажется, что на многие вещи ты смотришь не так, как другие, – пробормотала Лялька.
– Все мы смотрим по-своему.
– Я не про угол зрения. Такое впечатление, что ты задержалась в детстве, но при всём при этом играешь женщину.
– Может, и задержалась. Не случайно в школу пошла.
Лялька разлила по фужерам остатки коньяка и спросила:
– Почему ты не родила?
– Олег не хочет детей.
– Вот как…
По всей вероятности, коньяк отпустил тормоза, и Лялька стала вести себя несколько бесцеремонно. Однако я продолжала:
– К тому же у Олега есть взрослый сын.
– Отлично, – воскликнула Лялька. – У него есть сын, а тебе, выходит, никого не надо.
– Зачем ты так?
Я растерялась. Внутренний голос говорил: «Лялька права». Однако жалость к Олегу стучала в висок: «Он так одинок, нуждается в тебе…»
– Попробуй объективно взглянуть на Олега, – наступала Лялька. – У него есть сын, мать, ты – преданная и верная. Он живёт с тобой в хорошей двухкомнатной квартире. А на Фрунзенской набережной – собственная трёхкомнатная квартира.
– Там же Татьяна Леонидовна.
– О том и речь. Как истинный математик, Олег точно всё рассчитал. Сына вырастила первая жена. Верно? Никита уже взрослый человек, сам зарабатывает на жизнь. Мама – это святое. Насколько я понимаю, она для Олега – идеал. Ты – молодая здоровая баба. Жена-любовница. А новые дети… Зачем вешать ярмо? Пелёнки, бессонные ночи, декрет… К тому же семью надо содержать. Разве я не права?
Я опустила голову на стол и опять заплакала.
– Мне и так плохо, а ты…
– Ритуля, солнышко! Прости меня, дуру.
Лялька вскочила и бросилась ко мне.
– Сколько раз ругала собственный язык. Сколько раз говорила себе: «Не лезь, пока не спрашивают».
– Ничего-ничего. Сейчас пройдёт, – всхлипывала я. – Ты права, я живу как зашоренная.
– Ну и живи. Как нравится, так и живи. А подружкам, таким как я, бей по лбу. Пусть в твою жизнь не лезут.
– Таких как ты у меня нет.
Я улыбнулась и подняла мокрое от слёз лицо. Лялька подошла к окну.
– Успокоила, называется, – проворчала она.
В моей голове пульсировали Варькины слова: «Сначала мы, потом мужики. Мы… потом мужики».
– Не случайно встретила Варьку, – сказала я.
– Почему? – удивилась Лялька.
– Это судьба, ведь Варька – из детства. Она появилась и, не желая того, сделала так, что мой дом зашатался.
– Значит, был карточным, – ответила Лялька.
– Так и есть.
– Я пойду. По-моему, тебе нужно побыть одной. – Поцеловав меня в макушку, Лялька добавила: – Держись. Если что, звони.
– Спасибо тебе.
Было ощущение, что кокон, в котором я жила, дал трещину. У меня появилось чувство свободы, а вместе с ним несвойственная мне критичность.
Как я раньше не замечала? Уму непостижимо. Лялька права, интеллигентность Олега наигранная. Он, конечно, умён, поэтому непрост. Глядя на него, окружающие думают: «Какой сдержанный, какой тактичный – мечта любой женщины». Видели бы они его сегодня! Физиономия перекошенная, интеллигентности след простыл!
Во мне опять закипала обида:
«А я-то – дура великовозрастная! Начиталась романов. Стоило отойти от привычной жизни, как сдержанность Олега испарилась. И что открылось? Дремучие мужские страсти. Грубые и примитивные».
Я фыркнула и пошла в спальню. Мозг работал в заданном направлении, и мысли скакали, как разбуженные осы. Одна из них, блеснув молнией, заставила меня остановиться.
«Мужчины не могут понять женщин. Никогда», – громко заявила о себе мысль и ушла в копилку под названием «Житейские истины».
«Банально, но правильно, – согласилась я. Никому не дано заглянуть в чужую душу и личную жизнь. А если и удастся, восприятие зависит от угла зрения. Взять нынешнюю сцену у двери. Допустим невозможное: Олег незримо остался бы в квартире и не только наблюдал бы за мной, но и слышал, о чём я думаю. Не исключено, что в таком случае он подошёл бы и сказал: “Хватит, Маргарита. Поплакала, и будет”. А за ужином расспросил бы о Варьке и поговорил бы на тему богатых подружек».
Мало-помалу эти рассуждения меня успокоили. Я подошла к трюмо, села на пуфик и посмотрела на себя в зеркало.
Глаза заплаканные, волосы растрёпанные. Однако лицо относительно свежее. Как это сказала девушка-консультант? «У вас красивая форма губ. Если бы их выделить контурным карандашом…» Надо купить карандаш и попробовать.
Пошарив в тумбочке, я наткнулась на бархатную обложку.
То, что надо. Дневник приводит мысли в порядок.
Открыв новую страницу, я написала:
30 декабря.
Ездила покупать подарки.
Встретила Варьку.
Писать о семейной ссоре не хотелось, и, вытащив шпильки, я распустила волосы. Вспомнив, как мама заплетала мне косы, я заплакала. В который раз за сегодняшний день. Однако на сей раз слёзы текли не по щекам, а по моему израненному сердцу. Горячая волна окатила с ног до головы, и мне стало жарко. Уход Олега Александровича, его крик уже не имели значения: в этот момент я видела перед собой маму. Прямая спина, строгий взгляд, мягкий овал лица.
– Возьми себя в руки. Слабых не любят.
Мама любила эту фразу и не раз повторяла в ответ на мои стенания. В таких случаях её лицо становилось надменным. Порой мне казалось, передо мной не моя мама, а некая дама, дающая советы, как вести себя в обществе.
– Испытания и страдания спускаются свыше, – говорила она. – Поверь, они не случайны. Пройдя через них, человек становится мудрее.
– Разве нельзя прожить без страданий? – спрашивала я.
– Нельзя, – отвечала мама. – Благополучие развращает человека, делает его слабей.
Посмотрев в зеркало, я увидела мамины зелёные глаза. В них прятались грусть и мечтательность одновременно.
Варька права, жизнь меня согнула. Я стала скукоженной рабой.
От нечего делать я стала заплетать косички. Одну, другую… десятую.
По-моему, ничего. Издали похожа на папуаску.
Дневник лежал на тумбочке и притягивал взгляд. Хотелось описать сегодняшний день, свои переживания, раскрыть душу. Слегка поколебавшись, я подошла к шкафу и, разворошив бельё, засунула дневник под пододеяльник.
«Так будет лучше, – решила я. – Письменные откровения может позволить себе только одинокий человек».
Стоило об этом подумать, как послышался звук открывающейся двери. Моё лицо вытянулось и приняло испуганное выражение. Я опустилась на пуфик. Олег Александрович, не раздевшись, вошёл в комнату и сказал:
– Спать будешь в большой комнате.
Увидев мои косички, сморщился и добавил:
– Глупая молодящаяся особа. В голове ни одной стоящей мысли, одна только похоть.
О проекте
О подписке