Я? Подумала? Когда успела? И, схватившись за покрасневшую щеку, догадалась – подумала. Подумала о многом. Кто бы сомневался, что Макс, при всем его опыте и красоте, знает и эту сторону жизни. Одна я… все еще… Но почему-то у меня не получалось представить его в роли любовника с другой. Наши отношения до сего момента настолько не предполагали чего-то большего, чем попытка выжить, что наступившее спокойствие скорее удивляло, чем радовало. А разговор – тем более.
– Мой донжуанский список не простирается на двадцать томов. – Макса заметно радовала моя растерянность.
– Пяти томов будет достаточно, – пробормотала я.
Шкура, пол – мне захотелось немедленно закопаться куда-нибудь, спрятать голову, раствориться в воздухе. Я сама мечтала не только о поцелуях, но говорить об этом мне казалось невыносимым.
– Ты знаешь, что сделать, чтобы я навсегда осталась твоей, – сквозь стиснутые зубы пробормотала я. Если я сейчас себя не пересилю, то не смогу с ним говорить об этом никогда. А поговорить надо. Время пришло. Он должен стать моим первым мужчиной. Сейчас, пока у нас появилась редкая пауза, короткая передышка. Ведь никто не знает, что будет завтра. Что будет через час.
От волнения я не могла уследить за уровнем голоса – от громкого вскрика переходила на приглушенный шепот, пугалась того, что говорю так тихо, и снова начинала кричать. Ну, зачем, зачем какие бы то ни было разговоры? Кто вообще придумал, что надо об этом говорить? Ведь и так все понятно. Макс взрослый, опытный, все может решить за меня. Так к чему же попусту сотрясать воздух? Лишнее, совершенно лишнее. Только вгоняет в ненужную краску, заставляет сомневаться, тянуть время…
– Сделать можно что угодно.
В груди вспыхнул испуг. Сделать – что? Расстаться?
– Не торопись с выводами, – проговорил, как простонал Макс. Понятно, об этом он размышлял, и не раз. Цветовая радужка его глаза дернулась, чтобы провалиться в черноту, и снова посветлела. Я ожидала, что после моего заявления он снова выставит между нами привычную дистанцию в два метра – «мы с тобой два берега у одной реки». Но Макс, наоборот, придвинулся ко мне.
– Я хочу быть твоей. – Мне стоило больших усилий удержать его взгляд, он все время пытался ускользнуть от меня. – И если мои поцелуи еще не превратили тебя в монстра, то, я думаю, ты можешь…
– Маша, ты бредишь. Твои поцелуи каждый раз напоминают мне о том, что я не человек.
Какие-то бесконечные отговорки! Я закрыла глаза, прислушиваясь к своему состоянию. Еще несколько минут назад мне было очень тяжело, я чувствовала, как из меня толстым канатом вытягивают последние силы. Но потом все закончилось, словно в меня ввели какое-то сильнодействующее вещество, и болезнь стала отступать.
Я отлично понимала, где нахожусь – в мастерской. Хорошо знакомой мастерской в первом этаже моего же дома.
– Это мастерская, – подняла я вверх один палец.
– Мастерская. – Макс напрягся.
Ура! Я почти напугала вампира!
– Сейчас утро. – Я подняла второй палец и для убедительности кивнула в сторону плотных штор.
– Позднее утро, – уточнил Макс. Ах, его вечная немецкая педантичность!
– Я люблю тебя. – Третий палец поднят.
– И я люблю тебя… – согласился Макс. Но я не дала ему договорить:
– Es klingelt![5]
– Что? – отпрянул от меня Макс. Не уверена, что мой немецкий безупречен, но все же эту фразу я наверняка произношу правильно.
– Вот видишь, никакого бреда нет, – победно развела я руками и придвинулась, чтобы вновь его обнять.
– Но… Маша!
– Ты говорил, что в жизни вампира важны детали. Помолвка и свадьба сейчас не обязательны, чтобы люди были вместе. Причем вместе навсегда. Или… – Я смутилась. – Или невозможно?
Макс усмехнулся, лишая меня привилегии первой поставить его в тупик своими утверждениями. Осторожно взял меня за руку, развернул кисть ладонью вверх.
– Это мастерская, – загнул он мой указательный палец, и я невольно фыркнула. – Она полностью в твоем распоряжении. Раз уж наши отношения зашли так далеко. – Слово «так» он выделил особенно. Вскинул на меня глаза. – Verstehst du mich?[6] – Я его понимала. И очень хорошо. – День за окном или ночь, я всегда буду с тобой. – Второй палец опустился к ладошке. Затем Макс взял мой безымянный палец за кончик, покачал, словно раздумывая, опускать его к остальным или нужно еще какое-то доказательство, но тут же произнес: – И я люблю тебя. И я хочу тебя! – вдруг добавил он.
Пальцы машинально сжались в кулак.
– Еще скажи, что ты специально устроил скандал, чтобы выманить меня из квартиры… – прошептала я. А румянец уже полз по моим щекам. Очень хорошо! Замечательно! Мне признались в любви, признались в самом сокровенном желании, а я сижу и от стыда и смущения не могу поднять глаза. На языке вертелось только ехидное замечание, что для вампира он проявляет слишком много эмоций, но сейчас оно было бы неуместно.
Макс встряхнул мою ладонь, заставляя кулак разжаться.
– То, что было раньше, не считается! – словно завершил он разговор.
Как? И все? Я что-то пропустила?
– Ты чего-то боишься?
Мой вопрос попал в точку. Макс отвел глаза.
– Нет, не боюсь, я готов контролировать себя. Но пока не знаю, насколько тебе это надо.
– Перестань думать за меня! – Мне следовало бы обидеться, но я была слишком уставшей, чтобы затевать ссору. Да и как можно ссориться со спокойным человеком? Никакого интереса! Ни тарелки в стену покидать, ни подушку кому-нибудь на голову опустить.
– Извини, не прав. – Макс снова взял мою руку. – Я настолько сжился с тобой, что начинаю тебя воспринимать как часть себя. Мне всегда кажется, что я поступаю верно, ведь так легко все просчитать, сделать как надо. Но с тобой мое «верно» почему-то не всегда срабатывает.
– Зато вместе у нас хорошо все получается. – Я устроилась головой на его коленях. – Хочу быть только с тобой.
– Для полного счастья надо, чтобы ты выздоровела.
Макс провел рукой по моим волосам, задержал ладонь на лбу. Как же это было приятно… Так бы лежать и лежать и ни о чем не думать. Макс помолчал, играя прядью моих волос.
– Знаешь, откуда этот зверь? – кивнул он на шкуру медведя.
Вопрос был неожиданный. Я даже привстала, чтобы бросить взгляд на вздыбленный коричневый затылок медведя. Мы разве встречались? В зоопарке? Вроде бы знакомых медведей у меня не было.
– С Алтая, – предположила я, зная, что Макс любит эти горы.
Но он отрицательно покачал головой. Интересно было смотреть на него снизу вверх. Острый подбородок, мягкая линия шеи, тонкая граница носа.
– Из Германии. Точно такая же шкура лежала в прихожей моего дома в Берлине, когда я был человеком. В детстве я боялся оскаленных зубов зверя и специально бегал по ночам вниз – тренировал волю.
Я приподнялась, чтобы еще раз с уважением посмотреть на шкуру. Выходит, все предметы в мастерской живут здесь не просто так.
– Воля сломалась первой? – Мне хотелось, чтобы он улыбнулся. Чтобы перестал пугать меня загадками.
– Я вырос, – совершенно серьезно произнес Макс. – И теперь медвежья шкура напоминает мне, что со всем можно справиться. Начиная с собственных страхов и заканчивая любой проблемой.
– Zusammen?[7] – усмехнулась я.
– Für immer, – привычно отозвался Макс.
Я потянулась, чтобы поцеловать его, но он в последнее мгновение задержал меня.
– Разреши мне убедить твоих родителей, что с тобой все хорошо. Тебе надо уехать.
– В Москву? – Я села, подобрав ноги. Тело заныло, требуя немедленного покоя – чтобы я сейчас же легла и укуталась в одеяло, но пока рано.
– В Москву? – Макс посмотрел на меня. Взгляд у него был небесно-прозрачным. – Почему в Москву? Олег?
Я закрыла глаза. Зачем кивать, Макс и так обо всем догадался.
– Мне, как обычно, грозит опасность, – довольно хмыкнула я. Как все далеко и неважно, когда я здесь. Когда я не одна. – И опасность называется так – Смотрители.
– Я порву его на части! – зло рыкнул Макс.
– Олег сказал, что начинается охота на Катрин. Что это значит?
– Ничего не значит. Считай, что ее больше не существует. – Макс соединил ладони, переплел пальцы, как будто отгородился от меня заборчиком.
– Они ее найдут?
Макс на секунду замер, прислушиваясь к окружающей тишине.
– Катрин сама виновата. Хотела быть звездой – и стала ею. После вечеринки Эдгар ее приговорил. Не сегодня-завтра она будет у Смотрителей.
– Как жестоко!
Макс вскинул на меня глаза, мгновение смотрел, а потом стремительно приблизился, прошептал:
– Ты удивительная… Только ты можешь защищать вампиров. – Притянул меня к себе, усаживая на колени. – Не переживай, Катрин разберется сама. Две сотни лет ее кое-чему научили.
Катрин… Высокая, грациозная, с аккуратным красивым личиком. Да, она способна за себя постоять. Только когда против одного целая команда – это как-то неправильно.
– Но Смотрители и так собирались приехать, не Катрин их позвала.
Черт, опять та вечеринка! Когда же мы перестанем о ней говорить? Память снова услужливо подсовывала картинки – всполохи фейерверка, небольшая кучка людей, Эдгар, Макс, негромко зовущий: «Грегор! Грегор! Грегор…»
– Она знала, что они приехали, и ничего не сделала. – Макс жестко поджал губы. – Не забывай, именно она навела Смотрителей на мастерскую и сделала так, что аркан был построен на меня. И на тебя. Еще не известно, кто подставил Грегора. Может, как раз ее рук дело.
Я потупилась. Да, Катрин заслуживает наказания. Но не такого же!
– Из тебя никогда не получится вампир. – Холодные пальцы коснулись моего подбородка, и я скользнула лицом в прохладу ладони. – Ты всех жалеешь.
– А ты не жалеешь?
– Вся наша жизнь – борьба за выживание. У вампиров стирается грань между добром и злом. Мы часть природы, природы разрушения.
Я помотала головой. Что-то было не так в его словах. Я не могла полюбить зверя. Я люблю Макса – искреннего, честного, страдающего. А значит, в его словах кроется обман.
– Только животное не может бороться со своей природой. А ты человек. Значит, понятия добра и зла тебе знакомы. С Катрин нельзя так поступать. Она сама себя наказала своим поступком. И теперь просит помощи.
Я услышала недовольный рык над головой.
– Тебя надо закопать в чистом поле, оставив на поверхности одну голову, чтобы все страдающие приходили за помощью.
– Поздно, там уже торчит башка богатыря, – хмыкнула я, склоняясь к его груди.
– Про кого Олег еще спрашивал?
– Про тебя. Интересовался здоровьем.
– Все? – Голос Макса стал напряженным. – Больше ничем не интересовался?
– Эпидемия в стране. Все болеют. – Чего он так напрягся? Ничего особенного я не говорю.
– Кто еще болеет? – В одну секунду мягкая ладонь превратилась в твердую, как гранит.
– Тебе перечислить всех поименно?
– Болеет Смотритель? И у него такие же симптомы, что у тебя?
– Откуда я знаю! Мне неинтересно было с Олегом разговаривать.
Макс заговорил после небольшой паузы:
– Первое, чему учит жизнь вампира, – быть внимательным к мелочам. Например, крыса…
– Это Белла, – закатила я глаза. – Она была на празднике. Ее Маркелова принесла, по моей просьбе. Ученые установили, что крысы умнее человека. А еще Белка помогала мне ночью заниматься. Мне не спалось, я читала учебники.
– Тебе она снилась?
– Наверное. – Я снова попыталась устроиться на его коленях, но они оказались такими жесткими, что мне пришлось сползти на шкуру. Спину неожиданно начало ломить.
– А не тот ли Смотритель заболел, против которого ты использовала это милое создание с хвостом?
Я опустила подбородок на сложенные колени – спина стала болеть меньше, но все равно хотелось лечь.
– Что ты хочешь узнать? – прошептала я. – Мы, кажется, договаривались – кто старое помянет, тому глаз вон.
– «Man sollte nicht in alten Wunden rühren»[8], – быстрой скороговоркой произнес Макс. – А кто старое забудет, тому оба.
– Для немца ты стал неплохо разбираться в наших поговорках, – непроизвольно вздохнула я.
– С кем поведешься… – упрямо пробормотал Макс – Вот что. Мы сейчас выйдем на улицу, и ты мне покажешь на месте все, что тогда произошло.
Я вновь опустила голову на колени. На улице сейчас холодно, лежит снег, и я не прочь окунуться в зимнюю прохладу, но спать… как же хочется спать…
– Вставай! – Макс потянул меня за руку.
На секунду мне показалось, что я раздвоилась – будто тело мое пошло, а засыпающее сознание осталось, свернувшись калачиком на шкуре.
– Очень спать хочу, – пожаловалась я, когда поняла, что из его крепкой руки не выскользнуть. Сверху на меня накинули большую куртку, на воротнике пушистая оторочка. Я помню ее. Карман у нее должен быть испачкан. Но это было давно.
– Всего десять минут, и ты пойдешь спать.
«Пойдешь…» Слово колючими иголочками прошило мозг. Идти – значит опять двигаться. А двигаться не хотелось. Ничего не хотелось.
Но меня вывели из мастерской. Запищала, распахиваясь, дверь подъезда.
Свежий воздух улицы взбодрил, кожу лица защипало от легкого морозца. Глаза резанул свет. Солнце? Я оглянулась на Макса. Сон как рукой сняло. Макс стоял под козырьком подъезда, медленно натягивая на руки перчатки.
Солнца не было. Мне показалось.
– А если бы был ясный день? – прошептала я.
– Тогда бы ты пошла одна, а потом все мне рассказала, – сухо произнес любимый.
– Что рассказала? – не поняла я.
– Все. – Макс твердо взял меня под локоть, словно я собиралась упасть или сбежать. – Обо всем, что почувствовала.
О проекте
О подписке