8

Поглощенный соображениями собственной безопасности, я упустил из виду приобретаемую выгоду. Со смертью Лосева я больше не являлся собственником его капиталом. Убийца поторопился. Я не имел полномочий действовать доверителем, потому что они прекратились. Совершенно дурацкий расчет: гибель Лосева никому не давала выгоды.

Я ждал, что за мной придут. Весь день просидел за столом и ждал. Вымыл пол. Представил, как ко мне врываются люди и начинают прыгать и орать: «Лицом в пол!». Никакой надежды на то, что удастся им втолковать, что я ничего не приобретаю, они сначала дубасят, а потом соображают. Мои бумаги ничего не стоят. Я здесь, а деньги – в Швейцарии.

Сейчас там в самом разгаре весна.

Цветочный магазин – классное место. Здесь зимой можно купить фиалки. Я покупаю их к третьему февраля на день рождения Милы. Через стеклянные двери всегда видно, какие люди находятся внутри. На створке надпись в зеркальном отражении. Это табличка «Открыто».

Я постучал и ждал, когда нам откроют. Кадиков еще не успел проснуться и выглядел диковато.

– Знаком Мариной? – и я представляю свою спутницу.

– Раньше я работала в торговом центре на Покровке, потом перешла к Савве, – говорит она.

– Поздоровайся с ней, Павел. – Со сна он забывает о приличиях, поэтому приходится напоминать. – У нас есть фиалки?

Марина берет фиалки и говорит, что ей приятно. В следующую минуту она прощается, её ждет такси.

Кадиков сидит за столом, он выбрал место так, чтобы иметь удобный угол обзора. Он может видеть покупателя еще на улице, а так как на двери установлена усиленная пружина, он имеет дополнительные секунды, чтобы оценить, несет ли объект опасность или нет. Я действую медленно, не рискуя испытывать скорость его реакции, знаю, что у него под рукой пневматический пистолет.

– Как дела? – спрашиваю.

– Происшествий нет, – докладывает он тоном дежурного по участку.

Я не собирался ходить вокруг да около и прямо спросил, где те кросы, в которых он лазил на колокольню.

– Они и сейчас на мне, я их постоянно ношу, – ответил Кадиков, не отметив подвоха.

– Что ты там делал? – спрашиваю строго.

– Страховал тебя. Видел раз, как ты спускался с колокольни. Лёша тоже там тебя встречал. Я понял, что там у тебя наблюдательный пункт. Не знаю, зачем тебе нужно это дежурство, но оно очень важно для тебя. Но ты не можешь разорваться, у тебя куча дел. Так что, когда ты не мог ночевать наверху, я тебя сменял. Не волнуйся, я хорошо дежурил. Очень тщательно. Никто не приходил.

Все правдоподобно. Искренне. Мое сердце готово разорваться от жалости, но я забываю о сочувствии. Это непрофессионально.

Имеет значение только тот факт, что следы от кроссовок я заметил возле колокольни, когда пришел туда в первый раз.

Я переворачиваю табличку на двери, теперь там написано «Закрыто».

Кадиков стоит у магазина и смотрит, как уезжает такси. На улицу выходит Савва и садится в машину, чтобы отбыть в Дангауэровку, где живет один, не считая кота. Где живет Кадиков, мне неизвестно. Он постоянно переезжает из-за того, что ему поднимают квартплату.

– Как дела? – спрашиваю.

– Ходил к тебе в зал, проведал Phoenix dactylifera. Ей надо больше солнечного света, – бормочет он, глядя на бильярдную. – Слышал, меня закрывают?

Он произнес это таким тоном, словно ему пора спать.

Я сразу подумал про полицию, но нет, тюрьма ему не грозила. Только выселение. Срок аренды истекал в сентябре, у него еще оставалось три месяца, чтобы внести арендную платы.

– Все равно денег нет, и взяться им неоткуда. Мне обещали выплатить отступного, если я съеду в начале лета.

Я сказал, что это предложение нам не подходит, а к сентябрю мы соберем нужную сумму. Он удовлетворенно кивнул. Похоже, он начал привыкать, что о нем заботятся другие.

Кадиков уплетал черный хлеб с корюшкой в томате. Это его ужин. На обед он из магазина тоже не выходил.

– Я плохо спал. Всю ночь в подвале кто-то шумел.

Мы идем посмотреть.

Окно разбито, на полу – осколки стекла.

– Кто приходил?

– Двое, парень и девушка.

Кадиков ничего не успел сделать, только произнес: «Есть хризантемы, рекомендую», – как в окно запустили камнем.

Это следовало расценивать как предупреждение.

– С тех пор я никуда не выхожу.

Так я понял, что он теперь живет в магазине. Что тут скажешь? Это его выбор.

– Я бы заплатил долги, если бы кое-кто не кинул меня, – напоминает он.

Намек, что я занял денег на поездку Европу, но катался туда зря, мне не заплатили наградные. Этот период жизни ознаменовался введением санкций против российских спортсменов. Первый раз тогда я задумался, что бильярд – это спорт. Раньше считал, что пассы руками и палками делают его игрой шаманов.

– И потом ты спрятался от долгов в психушке, – продолжал неумолимый Кадиков.

– Но я же вернулся.

– Слишком поздно. Я все продаю. Узнаешь, кому понадобится магазин в этом районе, направляй к моему риелтору.

Знал бы он, что его риелтор на зарплате у даргинцев, но я решаю его не разочаровывать. До сентября еще далеко. Может, что-нибудь изменится.

Деньги позволяют Кадикову развить хозяйственную деятельность, и он занят весь день, наблюдая за установкой металлической шторы на витрину. Я считал, что это пустая трата времени, но он оформил срочный заказ.

От этих хлопот нас оторвал звонок от Резеды.

– Мне рассказали про твою бегониевую лавку. Можешь показать?

Знал бы о встрече, побрился бы утром. Выручил меня Кадиков с его необыкновенной любезностью.

– У нас свежие розы, – он делает вид, будто и не знает, что покупательница – крестница дагестанской мафии.

– Богато живете, – комментирует Резеда.

– Хорошая поставка. У меня новый партнер, отвечает за снабжение.

Мы перемигиваемся. Это спектакль лишь для Резеды.

Она пришла посоветоваться, показывает образец фирменного знака общепита и спрашивает моего мнения. Я пообещал ей заключение профессионального дизайнера, и она позволила мне скопировать на телефон логотип ресторан «Бергамо». Кадиеову она жаловалась, что аренда стоила дорого, но с бюджетом у дяди обстояло неплохо. Он занимал в банке пост управляющего, не знаю, что это значит.

– К сентябрю я въеду или еще раньше.

Потом мы с Кадиковым отправляемся в бильярдную. Альберт отсутствовал, и мы беспрепятственно добрались до зала. Если Локтев и видел нас на камере, но решил не выходить.

– Мы будем играть? – спросил Павел.

Вряд ли он когда-нибудь держал в руке кий.

– Позже. Сейчас я хочу показать тебе удары.

Я взял наугад два шара. Попались красный и черный.

– Большинство людей в жизни действуют на манер клапштоса, – и я показал удар в центр без вращения. – Идеально подходит для близкого расстояния. Сразу после контакта всё заканчивается.

– Мне нравится, – отозвался Кадиков.

– Всем нравится. Поэтому это самая распространенная тактика. Но есть и другие приемы.

Я продемонстрировал ему накат – удар в верхнюю точку с вращением вперед. Биток покатится дальше после соударения. Один из самых популярных приемов среди новичков. Потом пришла очередь оттяжки, удара в нижнюю точку. Используется, если после соударения нужно вернуть биток обратно. Боковые удары я решил отложить на потом.

– Ты понял?

– Если не подходит клапштос, то следует избрать другую тактику.

Я кивнул. Так мы добрели до его магазина. Я увидел след от кроссовки на участке черной земли. Это приходил убийца. В чем его интерес? К чему он стремился?

Проводив его до автобуса, я вернулся, чтобы осмотреть сад вокруг здания бильярдной. Савва оплачивал услуги садовника, и на майские, и в новый год года территорию украшала экзотическая растительная композиция. Моим глазам предстала куртина из ранних тюльпанов. Полторы минуты осматривал эту красоту, на которую шли деньги от моих выигрышей. Денег на цветы уходило столько, что на выходных Савва будет пересчитывать смету, чтобы свести бюджет. На черной земле я увидел след от кроссовки – тот самый, что мне встречался у колокольни. Наблюдатель заглядывал в окно. К счастью, у нас все запирается.

Я поспешно распрощаться с Кадиковым, он выглядел разочарованным. Ему хотелось рассмотреть наш маленький сад. Он вообще очень любит растения и сначала думал, что бегониевая лавка – это такой цветочный магазин. Вот чудак!

Мы еще видимся пару раз до отъезда. Он спросил, когда я уезжаю, решил закрыть магазин и проводить меня до аэропорта. Я отговорил его. Не стоит закрывать магазин, весной цветы наиболее востребованы. А проводить он меня сможет в другой раз.

Когда мы выходили из бильярдной, Бережной сидел в своей каптерке. Видимо, хозяин вызвал его и сделал внушение, потому что Альберта со мной даже не поздоровался.

После бильярда я пригласил Кадикова в гости, но его визит не продлилися и пяти минут. Мила выкатила на него глаза, словно на насекомое, появившееся среди зимы. Сама она ждала совсем других гостей, и я разглядел у нее бутылку грузинского вина и хамон.

– Пойду я, – смутился Кадиков.

– Как хочешь.– Я счел нужным проводить его до автобуса.

– Часто ты так разъезжаешь? – спросил он с завистью.

– Раньше часто. – И мы обменялись прощальным рукопожатием.

Он уходит, а я остаюсь выяснять отношения с Милой. Они с Резедой подруги, ничего себе. Восточная красавица приходила узнать новости.

Но не это меня тревожит.

Такой же след от кроссовки, что я заметил у бильярдной и цветочного магазина, теперь и у нашего отеля. Я его не заметил, потому что вернулся затемно, но Мила сообщила, что на клумбе с розами кто-то потоптался. вынимаю фонарик. Это нужно видеть собственными глазами. Отпечаток вполне рабочий, делаю снимок на телефон.

Соглядатай пытался залезть в окно, но он не оперативный работник. Ничего не вышло. Все, что он умеет, это делать заказы по телефону.

– Мила, у нас проблемы? – я лично не желал новых знакомств.

Резеда звонила мне по телефону. Дальше угроз у нас не пошло. «Ты хочешь купить лавку. Это не пройдёт. Ни один нотариус не оформит сделку». Я просто дал отбой.

Мне бы ее проблемы1 Активность Говорова убедила меня, что кошельки действующие. Он ждал немыслимых денег и не верил, что зарубежные партнеры его кинули. Я свидетель, никаких поступлений на них нет. Что дальше – не знаю. Интернет кончился!

Думаю, что выселение Кадикова из магазина не являлось частью его плана. Тут прослеживался женский ум. Даша использовала все средства, чтобы приручить меня, а Резеду использовала как средство для устрашения. А ведь я считал, что веду тихую жизнь и никому не причиняю вреда.

А все-таки у меня мощный партнер. Кадиков позвонил мне среди ночи и торжествующим голосом сообщил, что птичка попала в клетку. Тут же она и упорхнула, как выяснилось.

Я прибыл по первому зову, и Кадиков застрекотал, не в силах сделать сдержать возбуждение.

– Только что, перед твоим приходом. Я собирался выпить чай перед сном. И тут дверь распахивается и вбегает мужчина, загораживающий лицо курткой. Скажи, это нормально?

Присоединяюсь к его негодованию..

– Я видел у него пол лица. Такой большой белый лоб, – добавил Павел.

Кошмары еще не кончились, но теперь мы знаем, что даргинцы тут ни при чем.

На белой стене пятна крови. Ну да, это эффектно.

– Кровь не моя. Кажется, он пришел раненый. А может, это чужая кровь.

Он говорит неправду, и я ищу бинт и йод, чтобы его перевязать. Кадиков выбирает зрелищную форму драки, хотя она не эффективна.

– Не облокачивайся о стену, ты всё тут измажешь, – твердит он.

Огорченным взглядом он следует за прохожими, увы, никто из них не зайдет в его магазин. Он сделался скверным цветочником, как и я – негодным бильярдистом, так что землячество и профессиональные интересы нас не объединяют. Я отпускаю шуточку по поводу драки (повод остался неизвестным), а он силится рассмеяться. Кадиков истекает кровью, а его волнует, измажу ли я стену этой берлоги.

Кадиков прижался лбом к стеклу.

– Я никому не нужен.

Мы видели через стекло, как к магазину направился мужчина, явный покупатель, но к нему подошел дагестанец, и тот отправился восвояси.

На прощание я сказал, что наша договоренность скреплена кровью. Мы с Павлом теперь вроде партнеры.

– Нет, старший ты. Я вряд ли останусь в бизнесе, но не волнуйся, когда ты прилетишь из Швейцарии, бегониевая лавка будет тебя ждать.

Приезжает вызванное такси. Кадиков уходит, не закрыв двери, мне приходится вернуться и запереть. Витрина еще постоит, но утром надо вызвать стекольщика.