Опустившись на корточки, Полина провела пальцем по находке – и на нее уставились два белых каплеобразных глаза. Ни радужки, ни зрачков, но все равно узнаваемо. Сбоку свешивалась веревочка.

– Надеюсь, ты там не дохлую крысу с таким интересом разглядываешь? – спросил Йося.

Оставив непонятный предмет, Полина выпрямилась и указала на лестницу.

– Пойдем наверх. Только осторожно.

Крыша напоминала перевернутую тарелку. Ограждение выглядело совсем ненадежным, а кое-где и вовсе отсутствовало. Легко можно было представить, как отсюда не раз и не два прыгали отчаянные самоубийцы, снося на своем пути хлипкую ограду. А вот Даниил Козлов кончать с жизнью точно не собирался, хотя находился на самом краю башни.

Полина застыла, с хмурой внимательностью изучая открывшуюся картину.

Йося лез следом и без умолку тараторил:

– Ты была на крыше Зингера? Нет? Как-нибудь проведу. Надо же хоть раз в жизни почесать пятку женщине, держащей земной шар. Кстати…

Он осекся.

Значит, тоже увидел.

На краю крыши, раскинув руки, крестом лежал фотограф. Синеватое лицо опухло и покрылось мелкими разрывами. Из-под задранной рубашки, мокрой и прилипшей к телу, набок свешивался вздутый живот. К речному запаху примешивался резкий душок сероводорода, сигнализируя, что разложение идет по плану. Трупное окоченение успело сойти на нет: вероятно, тело пролежало на открытом воздухе больше трех суток. Несмотря на жуткий вид, Полина узнала Козлова.

Вокруг фотографа валялись какие-то черно-белые листки. Он лежал в них, словно добыча в огромном гнезде. Казалось, вот-вот прилетит грифон и начнет трапезу.

Йося пробормотал: «Батат» – и странно булькнул. Полина не стала оборачиваться: если компаньона вырвет, ей лучше этого не видеть. Вспомнив про отцовскую флягу, она спросила через плечо:

– Воды?

– Н-нет.

Недалеко от трупа стоял штатив с фотоаппаратом – объектив был таким длинным, что напоминал телескоп. Направлен он был не на реку, а на дома. Возможно, Козлов снимал зеленые луковки храма Благовещения. Или ловил, как сонное рассветное солнце растекается по лоскутному одеялу крыш. А может, подглядывал за соседями.

– Когда придешь в себя, включи фотоаппарат и посмотри, не снял ли он убийцу, – проговорила Полина.

Она не надеялась на милость фортуны – скорее, хотела занять компаньона. Пусть отвлечется, пообвыкнет, а там можно будет вызвать и допросить дух Козлова. Полина украдкой вздохнула, мысленно сетуя на человеческую глупость и неосведомленность. Фотограф знал, что на крыше творится что-то неладное, даже обратился к Павле Геминидовне за контактами охотницы, а все равно полез. Почему? Не иначе, думал, что призраки приходят лишь по ночам. Частое заблуждение. Потусторонцы являются когда угодно: и на рассвете, и под полуденным солнцем, и в темной золе отгоревшего дня. Как только в воздухе разливается зло – тут-то они и слетаются, точно остроклювые вьюрки на растекшуюся кровь.

Ветер подогнал один из листков к Полининым ногам. Она наклонилась и перевернула его.

Черно-белая фотография. Мальчик, одетый в гусарскую форму, сидит на пони. Кадр мог бы выглядеть милым, если бы не закрашенные глаза. Размашистые, яростные штрихи расчерчивали лицо ребенка.

Подняв еще одну карточку, Полина увидела схожую картину: мальчик, по виду первоклассник, стоял с букетом подсолнухов. Глаза тоже были заштрихованы. Кто-то так долго черкал по снимку, что процарапал его насквозь.

Выпустив фотографию, Полина направилась к Козлову. Карточек становилось все больше: на всех – дети с замазанными глазами. Внезапно посетила мысль: если бы их не закрасили, было бы хуже. Милые детские снимки, а рядом – гниющий труп, распухший от газов. А так: и фотографии жуткие, и тело в той стадии, что без дрожи не взглянешь. Гармония.

Полина посмотрела на руки фотографа, и резкий вдох обжег горло. В мясистой ладони покоился глаз. Такой же, как у рыжеусого? Полина наклонилась. Нет, другой, но тоже чистый и блестящий – словно живой. Не пара тому, что она нашла вчера, но явно связан с ним. Странно, очень странно. Полина тронула глаз пальцем: упруг, как маленький резиновый мячик. Недолго думая, она спрятала находку в сумку. Оглянулась на Йосю. Тот, бледный до синевы, смотрел на экран фотоаппарата.

– Есть что-нибудь? – спросила Полина.

– Го… голые люди в окнах, – выдавил Йося. – Вуайеризм какой-то. Двадцать снимков. Больше ничего.

Полина вздохнула, почувствовав смесь удовлетворения и сожаления: все-таки не ошиблась в Козлове. Подойдя, она положила руку на фотоаппарат, и экран погас. Совсем скоро тот попадет в руки губернаторских помощников, а от них, может быть, к полицейским. Ни тем ни другим незачем глазеть на голых жителей Васильевского острова, снятых тайком.

– Что тут вообще… – прохрипел компаньон, мельком посмотрев на труп. – Что за жуть?

– Надеюсь, сейчас выясним. У вас… у тебя есть идеи, с чего начать?

– Есть! – нервно выпалил Йося. – Вызвать ментов и свалить. Нет, вначале свалить, а потом вызвать.

– Я про духа, – уточнила Полина.

– Про что?

Вид у него был ошарашенный: глаза в пол-лица, бескровные губы. Вначале Полина удивилась, но быстро нашла объяснение: медиумы почти никогда не контактируют с мертвыми телами. Чтобы вызвать дух, этого не требуется. Вот Йося и растерялся. Вероятно, он еще никогда не видел трупов.

– Надо вызвать дух усопшего, чтобы он рассказал нам, что случилось, – терпеливо пояснила Полина. – Только действовать надо быстро. Не ровен час, то, что его убило, придет и за нами.

Йося медленно моргнул и издал сиплый звук, похожий одновременно на стон и смешок.

– Вам… тебе плохо? Может быть, все-таки воды?

Компаньон кивнул, не сводя с Полины странного взгляда.

Сделав глоток из фляги, он прокашлялся и сказал:

– Ты же понимаешь, что я не вызываю призраков? Ну, по-настоящему. Потому что их, – он резко развел руки, и из фляги выплеснулось немного воды, – не существует.

– Что значит не вызываешь? – Полина почувствовала, как мрачная тень наползает на лицо. – Ты же сказал…

Осознание влетело в голову птицей и забило крыльями прямо по мозгу.

– Ты не вызываешь духов. Ты изображаешь, что вызываешь духов, – упавшим голосом проговорила она. – Так же, как изображал Жозефину.

Йося кивнул, а потом еще раз. Видимо, для большей убедительности.

– Вам нужно было сознаться, а не нести какую-то чушь. Оборотни, антигистаминное… – Пальцы сдавили виски.

– Я шутил! У тебя что, нет чувства юмора? И что за хрень про призраков?

Полина стиснула зубы и, глухо рыча, направилась к трупу.

Таро, хрустальный шар, толкование снов – перечисление должно было насторожить ее. Нет, не просто насторожить, а дать понять: перед ней не медиум, не будущий компаньон, а обыкновенный обманщик. Мошенник, который ради выгоды притворится кем угодно.

Прядь выскочила на лоб, и Полина, разозлившись, чуть не вырвала ее. Впрочем, куда больше ей хотелось вырвать собственную руку. Зачем она указала на лгуна?

Снимки беспокойно зашуршали и вдруг всколыхнулись, как от порыва ветра. Взметнулись в воздух, закрутились в воронку. Бледные дети с зачеркнутыми глазами заметались перед Полиной. Взгляд выхватил из вихря несколько деталей: у одного – галстук-бабочку, у другого – новогодний свитер с оленями, у третьего – щербинку между зубами. Дети, казалось, тянулись к Полине в немой мольбе. Хотели вырваться из картонного плена, выпасть в реальность и рассказать, почему оказались на этой крыше. Громкий, но бессильный шорох наполнил воздух. Охваченная снимками и предчувствиями, Полина обернулась к Йосе.

Фляга выскользнула из его руки и бахнула о кровлю. Лицо горе-компаньона посинело еще сильнее и покрылось испариной. Он смотрел не на труп, не на вихрь фотографий и не на Полину, а туда, где зияла пустота за краем крыши.

– Уходи! – крикнула Полина и, отмахиваясь от снимков, уставилась туда же, куда и Йося.

Мельтешение, мельтешение, ничего не разобрать из-за детских лиц, но тут фотографии с сухим звуком осыпались на крышу – и Полина увидела.

В воздухе, за хлипкой оградкой, висел сгусток тьмы. Полина прищурилась, пытаясь разглядеть получше. Призрак не пытался маскироваться под живого: широкая рубаха и брюки клеш висели истлевшим мешком, а на лице почти не осталось кожи. Значит, нарцисс. Или гниль. Лучше уж первое, чем второе. Если нарциссы агрессивны, но предсказуемы, то гниль…

Призрак качнулся, полетел вперед и, даже не заметив ограды, прошел сквозь нее. Он был словно смят с одной стороны: правая рука изломана, череп сплющен, часть нижней челюсти отсутствует. Бесцветные волосы сохранились только слева. Спускаясь ниже плеч, они покачивались на ветру и напоминали бумажный наполнитель, которым перекладывают подарки.

Потусторонец, правда, был тем еще подарочком. На костях висели куски гниющей плоти, в которых копошились трупные черви. В пустых глазницах колыхалась тьма: мертвое сознание, которое изо всех сил цеплялось за жизнь. На шейных хрящах болтались бусы. Внутри у Полины растеклось вязкое чувство – не страх, но его близкий родственник. Чтобы заглушить эмоции, она переключилась на аналитику.

Похоже, потусторонец упал с крыши: или сам спрыгнул, или столкнули, а может – по неосторожности. Умер раньше, не долетев до земли, иначе появлялся бы возле здания. А так, можно сказать, повезло – отхватил себе побольше пространства. Судя по одежде, смерть настигла его примерно в середине – конце семидесятых.

Призрак застыл и чуть склонил голову, словно приглядываясь к алой перчатке.

– Защита, – выпалил над ухом Йося, и Полина опалила его взглядом: почему не ушел? – У тебя есть какая-то защита? Крест, святая вода? Соль, железо? Что там еще? – Из него посыпались все знания, почерпнутые из популярных фильмов и книг.

– Есть рука и считалочка.

– Шутишь?! – Компаньона трясло.

– Сам же сказал, у меня нет чувства юмора.

– Возьму свои слова назад, если ты сейчас достанешь огромное распятие! – скороговоркой проорал Йося. – И лучше бы оно стреляло!

– Уходи отсюда, – повторила Полина и потянула за перчатку.

Призрак, тряхнув волосами, заговорил. Для человека, потерявшего кусок челюсти, это было бы проблематично, но не для потусторонца. Звук шел из смятой грудной клетки: пробирался сквозь кости, остатки плоти и ветошь одежды. Голос был легкий, как рыбацкая сеть, и такой же опасный. Того гляди запутает, затянет да и выдернет на потусторонний берег.

– Могу рассказать, от чего помер толстобрюхий. – Призрак качнул головой в сторону трупа. – Интересно?

«Гниль, точно гниль», – поняла Полина. Она быстро взвесила все за и против: стоит ли вступать в беседу? Научный интерес и здоровая осторожность схлестнулись внутри.

– Это и так ясно. – Сунув перчатку в карман, Полина сжала кулак, не давая лучам вырваться на свободу. – Ты его задушил.

– Не-ет.

Белесый червяк выпал из его тела и растаял в воздухе. Полину это не удивило: разумеется, личинки cynomyia mortuorum^[5] не были настоящими и состояли из той же сверхъестественной материи, что и тело призрака.

– Но я видел, кто это сделал, – продолжил потусторонец. – Могу рассказать.

– А взамен, – Полина все еще взвешивала: стоит ли продолжать разговор, – попросишь не отправлять обратно в ад?

– Ада нет, милая герлица, как и рая. Все мы остаемся тут: где родились, там и пригодились, а где отдали концы, там навеки мы жильцы. – Призрак издал свистящий смешок.