В кабинете вместе с экспертом появился конвоир. Видимо, так было суждено всем присутствующим в кабинете, что пятиминутная процедура не помешала им расслабиться, пока солдат снимал и надевал арестованной наручники после прохождения жалкого доказательства ее вины в пределах райотдела милиции.

– Увести, – приказал следователь Кирьянов конвоиру, когда эксперт Семенюк закончил свое дело, вернулся к себе в лабораторию с нужными дактилоскопическими отпечатками.

Лидия Гарднер неохотно встала со стула. На ногах у нее были домашние тапочки, как раз те, в которых она ходила по квартире.

– Прошлого не вернешь, – обернувшись в дверях, она сказала.

Тут оперативник, раздосадованный, что предыдущая подозреваемая была полной противоположностью этой, но вершила дела такого же порядка, оставшись один, сложил все бумаги вместе, убрал в сейф до следующего допроса.

«Какая предусмотрительная эта Немезида. Просто попрала все законы вселенной», – мелькнула у него идея, чтобы завершить дело. «Завтра после следственного эксперимента, не смотря на погоду, найду нужным, сам подпишу дело у генерала Кедрова. Пусть немедленно отправляют в суд на рассмотрение. Никаких новых версий не предвидится».

Он спустился в лабораторию. Они вместе с экспертом выпили, как обычно, два стакана чая с сахаром. Но обсуждать женские привычки не стали из-за отсутствия своей вины в данных трагических обстоятельствах.

– Забыл тебя спросить, ты собираешься сегодня домой или пойдем втроем в кафе? – сыщик хотел узнать у эксперта Семенюка его ориентацию на остаток вечера.

Их дружба приобрела форму привычки с уголовным уклоном.

– Могу прогуляться с вами, если не возражаешь, – согласился тот, убирая посуду в стол и собираясь уходить.

– Красота красотой, а закон соблюдать надо, – изрек сыщик, когда они вышли на улицу вместе с архивариусом Машей по очереди из входных дверей корпуса милиции с яркой вывеской наверху и стендом с правой стороны подъезда с блеклыми фотографиями: «Их разыскивает милиция».

– Предлагаю зайти ко мне в гости. Познакомимся с родителями, – весело проговорила девушка.

– В такой чудесный вечер мы будем сидеть дома? Нет. Есть предложение посетить набережную, искупаться в Волге или съесть мороженое. А к тебе мы зайдем в воскресенье, когда все будут в сборе, – жизнерадостно сказал оперативник, посмотрев на своего коллегу – эксперта Семенюка.

– Я согласен. Но уговор, по пути купить цветы девушке, – у эксперта были серьезные намерения, но он знал, что Владимир Кирьянов не отступится, а будет продолжать расследовать преступления на всех почвах, даже на ревности.

– Идемте. Не буду с вами спорить. Так мне сегодня повезло, что за мной ухаживают двое милиционеров, как будто я правонарушительница, – смеясь, согласилась девушка.

Выглядела она чудесно в синей форменной юбке, белой блузке в крапинку с рюшами. Они вышли на проспект, заметив несколько продавщиц цветами, подошли ближе. Парни в гражданской одежде, но с удостоверениями из органов правопорядка в кармане, сложились по рублю, купили Маше букет белых ромашек, который так гармонировал с ее замечательным носиком.

Компания прогулялась по городу. Заглянули в кафе. Там съели по порции мороженого, выпили из трубочки прохладный коктейль с ломтиком апельсина и спустились к набережной Волги. Нырять они передумали, но с удовольствием наблюдали, как дети прыгали в реку, проплыв немного, выныривали, смеясь, бежали снова к воде.

– Дети – настоящие моржи, – восхитилась Маша, укоризненно поглядев на своих друзей. – Может быть, вы тоже попробуете доплыть до островов? – спросила она в шутку.

– Нет, в другой раз, разбежимся и нырнем, – отказался Игорь Семенюк, – сушиться неохота…

Они подошли ближе к берегу. Температура воды была градусов шестнадцать. Но горячий ветер и солнце обжигали спины загоравших купальщиков. Они осторожно спускались по лесенке и плыли, вызывая зависть окружающих своим атлетическим торсом.

– Ну, а я сплаваю ради девушки, – сказал Владимир Кирьянов, разделся, отдал одежду на сохранение Маше, нырнув, проплыл еще метров двадцать в пресной голубовато-зеленоватой воде.

Сняв стресс, оперативник присоединился к своим сотрудникам.

– Будем чтить уголовный кодекс, – пошутил он, когда они поднялись вверх по набережной, прошлись по парку «Липки», где гуляющая публика покупала газировку, минеральную воду, детям сахарную вату и эскимо.

На следующий день утром следователь Кирьянов стоял у кабинета генерала Кедрова с документами, дожидаясь, пока все собирались на срочную летучку. Секретарь в форме капитана милиции с такой же кипой документов ждал своей очереди для индивидуального доклада. Так у них было принято: сначала отчитывались генералу, а затем обсуждали пути выхода из создавшейся ситуации.

– Наша новая подозреваемая, мне кажется, находится в родстве с американской актрисой Авой Гарднер, «одной из ярчайших звёзд Голливуда 40-х и 50-х годов, номинанткой на премию „Оскар“. Она вошла в список величайших кинозвезд в истории Голливуда. Обладательницу „лица ангела и тела богини“ часто называли одной из самых красивых актрис XX века», – прочитал оперативник вслух сноску из книги по зарубежному киноискусству. – Тот же год и число рождения в американском городке…

– Ну, и что. Значит она обычная диверсантка, заброшенная к нам из США, которая избрала военную карьеру, чтобы больше заработать в лагерях смерти, а не быть копией сестры, а продвигаться самостоятельно. Так часто поступают с сестрами близнецами. Предлагают им встать на торный путь ради денег. Это нам еще ни о чем не говорит, – удивляясь наивности и таланту начинающего сыщика, сказал начальник отделения – генерал Кедров, когда тот зашел к нему с докладом.

– Подобная ситуация произошла с биографией братьев Шмюк, которых мы нашли мертвыми у них же на даче, – противопоставил следователь Кирьянов людей одного круга, но предположительно разных наклонностей.

– Они сами подозревали себя… – сделал вывод начальник уголовной милиции. – У надзирателей так принято. Что собираетесь делать с ней сегодня? Она написала признательные показания? – спросил генерал Кедров, начиная нервничать.

– Нет, но согласилась сотрудничать. Сегодня мы проведем следственный эксперимент. Были взяты новые отпечатки пальцев… – сказал сыщик, удовлетворенный разговором с вышестоящим лицом. – Оформлю дело, а потом отправим в суд для проверки.

– Хорошо, – услышал старший лейтенант долгожданное одобрение генерала Кедрова. – Действуйте по вашему усмотрению. Машина будет в вашем распоряжении. Теперь знаете, что эта особа – не нашего круга, а с далеко идущими планами подрыва устоев цивилизации и прогресса. Можете идти, – провозгласил генерал.

Когда доклад у руководства был закончен, снова привели подозреваемую Гарднер, но в тюремный двор, где уже стояла наготове машина. Следователь Кирьянов успел позвонить в гараж, чтобы водитель приготовился к экскурсии по городу к месту убийства майора Матросова. К ним присоединился эксперт Семенюк, чтобы подозреваемая не чувствовала себя обиженной вниманием мужчин, у которых было к ней дело.

«Вывод напрашивается однозначный – боялась, что ее посадят в тюрьму, так как списки военный преступников были официально представлены в прессе. А майор Матросов выявил свою соседку быстро. Она старалась замести следы, но не рассчитывала, что все произойдет так скоропалительно. Наверно надеялась еще сбежать заграницу», – размышлял сыщик, наблюдая, как подозреваемая запрыгнула в зарешеченный отсек.

Они подъехали к пятиэтажному дому, где жили по соседству майор Матросов и Лидия Гарднер. Въехали через ворота в обширный квадратный двор с двумя лавочками и песочницей для детей, закрытый с трех сторон самим угловым домом, а с четвертой стороны был забор, отделяющий НИИ. Посередине двора были натянуты веревки для сушки белья. Машина заградила выход из широкого въезда. Большие железные ворота закрыли в целях предосторожности. Следователь в сопровождении эксперта вывели участницу трагедии на место преступления. Подвели ее без наручников к тому месту, где нашли тело их коллеги и остановились. Следователь Кирьянов закрыл парадную ближайшую дверь, ведущую на улицу. Никто из жителей не показывался во дворе, так как было самое раннее утро. Следственный эксперимент должен быть без срывов.

– Покажите место, где вы напали на майора Матросова, как набросили на него веревку и задушили? – спросил следователь Кирьянов, заведомо изучив фото с места преступления.

Подозреваемая, одетая в то же самое платье и тапочки, подошла к сквозному ближайшему выходу из подъезда, наверно в тайне надеясь, что кто-то сможет помешать их инсценировке.

– Майор вышел из дверей подъезда в семь часов вечера. Двери были распахнуты. Я стояла за дверью. Когда он подходил к нашему подъезду, куда ближайший путь составляет из сквозного соседнего подъезда, – говорила она медленно и лениво, без жестикуляций, – я накинула ему на шею петлю, быстро затянула узел, положила тело на асфальт и пошла домой.

– Вы следили за ним с улицы или со двора? – спросил следователь Кирьянов, а эксперт Семенюк записывал признательные показания на диктофон.

– Знала, когда он обычно возвращался с работы, – сказала она без эмоций, не проронив ни слезинки, как будто рассказывала не о себе, а о постороннем человеке.

– Значит, следили за ним? – спросил оперативник, озадаченный жестокостью поступка и ее сходством с кинозвездой мирового класса. – Сколько потребовалось дней на такое кощунство?

– Мне хватило одного вечера высидеть вот здесь на лавочке в отдалении, чтобы заметить его появление в парадных дверях. Он меня предупреждал, когда заходил к нам, чтобы я сходила после колонии в милицию отметилась и устроилась на работу. Если не пойду, то он вынужден будет сам меня туда отвезти, – этих слов следователь Кирьянов долго добивался от подозреваемой в кровавой драме.

– Достаточно. Нам понятно, что ваш страх за свою жизнь, заставил совершить преднамеренное убийство. Но на работу вы устроились, я так понял? – под конец спросил следователь Кирьянов, соблюдая наименьшее расстояние от рецидивистки.

– Да. Проработала неделю в школе. Сейчас вот меня оттуда уже уволили, – ответила она с циничным выражением лица, понимая под словом «работа» – оформление на временное замещение вакантной должности. – Добровольно сдаюсь вам.

Следователь Кирьянов, эксперт Семенюк сопроводили убийцу в машину и закрыли дверь на засов. Вся процедура отняла максимум десять минут, но убийство произошло в считанные секунды.

Заседание суда, запланированное на рассмотрение этого дела, прошло через неделю. Седой пожилой судья вынес правильное решение: десять лет исправительной колонии, не смотря на то, что у диверсантки и рецидивистки Гарднер, что было доказано в ходе обсуждения, была несовершеннолетняя дочь и сестра-близнец, покорившая киноэкраны США и Европы. Из мест заключения подопечная не вернулась. Подросшей дочери и мужу разрешили похоронить их родственницу, которая отбывала свой срок в той же колонии строгого режима, где и Безбеднова Таисия, она же Эмма Шмюк, за убийство своей племянницы Гали, забеременевшей от хозяина дома, по словам его жены. О девичьей фамилии – Глюк – Эмма никому не говорила, но следователя Кирьянова это не интересовало. Ему достаточно было выяснить после получения ответа из Министерства обороны, что надзирательница Шмюк и ее муж вместе работали в концентрационном лагере в течение трех лет до победы над фашизмом. Потом спешно поменяли свои документы и фамилию на Безбедновы.

Карьера Эммы Шмюк – Безбедновой Таисии – на театральной сцене в стенах исправительного учреждения могла бы восхитить любого неискушенного зрителя. Когда была написана и поставлена в Драматическом театре пьеса на основе биографии одной из таких диверсанток, работавших в гестапо, то главную роль – Нилы Снежно – поручали иногда сыграть Безбедновой, с чем она с успехом справилась. Когда режим за спокойное поведение немного ослабили, привозили на милицейской машине в театр. Она шла вместе с конвоиром в гримерную и выходила на сцену. Надо было принять во внимание, что эксцентричность актрисы была сродни фетишизму, граничащим с желанием любой ценой прославиться.

Первые две премьеры прошли без сучка и задоринки, если не считать, что пистолет Макарова у молодых актеров был настоящий. Нила Снежко была сильно ранена в живот, но потом ее увезли в тюремный лазарет. Она долго лечилась. Спектакль отменили. Так как ни одна из актрис театра не хотела участвовать в смертоубийстве даже при всех званиях.

– Может быть снова будет постановка, но не скоро, – отвечали театральные кассиры докучливым зрителям, когда они спрашивали билет. – Пока билетов в кассе театра нет. Когда-то напечатают.

Как всему составу труппы театра, так и самой Безбедновой Таисии понравилась сыгранная роль. Она была убийцей племянницы, будто претендовавшей завладеть ее имуществом путем наследования дома и курятника будущим ребенком. Такую слезливую историю Эмма Шмюк рассказывала в письмах, посылаемых в Верховный суд для облегчения наказания.

Через пол года пьесу возобновили. В конце спектакля зрители аплодировали игре талантливых актеров и актрис. Они не подозревали, что смерть барабанщицы на этот раз была натуральной. Больше она на театральные подмостки не выходила, так как была застрелена из оружия мальчишками в шутку по ходу действия, как было написано в сценарии и разработано режиссером. Это обстоятельство долго приводило в замешательство ее дочь, выросшую в детском доме. Она также стала разводить птицу с течением времени. Зарабатывала, приторговывая тушками и яйцами через свою тетку – самую младшую из сестер Глюк – Дарью. О чем эти три самоуверенные особы мечтали с детства, играя в принцесс в маленьком домике, расположенном в Северной Лотарингии, а затем переехали в село Екатериновку, дабы осуществить заветную мечту каждой – стать, как минимум, царицей Екатериной III.

Быстро пролетела весна. Из маленького белого домика на улице Шевченко, где снимала комнату пропавшая женщина, никто больше не обращался в милицию. Случай утратил свою новизну, но оставался на рассмотрении у следователя Кирьянова в течение долгого времени. Он не приходил опрашивать свидетелей, так как в ходе судебного слушания свидетелем выступил он сам и эксперт Семенюк, демонстрируя свои неопровержимые доказательства виновности подсудимой.

Соседи пришли к заключению, что дело находится в ожидании новых свидетелей, но интересоваться результатами и сделанными выводами никто из них не стал.

– Без нас всех найдут, – говорил Борис Павлович, уравновешивая свои детей, чтобы они не совали нос в чужие дела.

* * *

«Если вы пришли в ресторан не один, а с женщиной, то (если это зимний или осенне-весенний сезон) у раздевалки помогите своей даме снять пальто и только после этого можете раздеться сами. Причем при входе в вестибюль ресторана вам следует снять головной убор, отдать зонт швейцару. Так обычно поступают в ресторане, в театре, концерте и др.» – Коля-финка – жилец полуподвального помещения углового дома по улице Шевченко, где проживал этажом выше Борис Павлович Вежин с семьей, читал правила поведения в общественных местах, зевая и перелистывая взятую на прокат у них книгу. Фолиант был в блестящей синей обложке и большого формата, что ему особенно нравилось.

Отбыв срок за непреднамеренное убийство чугунной кувалдой своего напарника во время смены на заводе, он откинулся с зоны. Пришел домой с видом хозяина комнаты, где проживала его сожительница, родившая мальчиков-двойню, похожих друг на друга, как две капли воды.

Дети постоянно находились в детском доме, так как гражданская жена Коли – Валя работала на местной трикотажной фабрике. Звеньевая Тося угодливо разговаривала с ней, глядя снизу вверх, потому что ростом Валя удалась. Свою работу женщина знала отлично и пользовалась уважением в коллективе. Она надеялась после детдома в первый класс отдать близнецов в ближайший интернат, как сделали все ее единомышленницы по работе. Постоянно рассказывала об этом каждому встречному-поперечному, надоедая своими слащаво-слезливыми историями соседям по верхним этажам коммунального дома, бывшей аптеки, но переделанного под жилье.

О таких каменных строениях прекрасно сказал Гоголь, как о Собакевиче, «нескладно скроен, да крепко сшит». На втором этаже стандартного строения с коммунальными комнатами со двора был большой деревянный балкон из коридора и кухни. Над балконом слышалась воркотня голубей. В надстроенных сараях, где раньше была голубятня, во дворе проживал, вернувшийся недавно из армии, солдат-срочник, устроившийся работать на рынок мясником, обустроивший себе в постройке притон из трех клетушек. Собак в доме не водилось.

Правда один раз появилась маленькая шавка у тюремного надзирателя – Егора Васильевича и работницы Молкомбината – Анны Ивановны по соседству с интеллигентными, тихими, провинциальными служащими – семьей Бориса Павловича, которые сменили мебель, снабдив ею Валю. Собака как-то выбежала на общую кухню, заливисто лая. С разгона стукнула носом в ногу пятиклассницу Настю – дочку служащих – в первый день сентября, когда ребенок явился из школы с радостным видом и сообщил о начале учебного года. Девочка испугалась и вскрикнула. Тут же все домочадцы высыпали на общую кухню. Они стали обсуждать непредвиденный случай.

Собаку отвели, куда следует, а ребенку пригрозили сделать сорок уколов в живот. Других неожиданных событий не происходило, за исключением найденной случайно в углу кухни первого этажа мертвую, разложившуюся крысу за столом продавщицы овощного магазина – Тамары.

Немедленно вызвали санэпидстанцию. Провели дезинфекцию помещения с кафельным потрескавшимся полом – бывший зал для посетителей аптеки, где можно было танцевать, что они иногда делали, справляя свадьбы двоих совершеннолетних детей тюремного надзирателя и работницы Молкомбината. Однажды продавщица овощного магазина – Тамара потеряла золотую серьгу с большим рубином. Следом за этим у соседки из маленькой семиметровой комнатки, недавно вселившейся туда со своим молодым мужем, случился приступ эпилепсии прямо на кухне, когда она готовила обед.

– Немедленно надо вызвать скорую помощь, – посоветовала одна из жиличек – жена служащего – Нина Афанасьевна.