Глава 4

Ближайшей знакомой Полины в Киеве была ее двоюродная сестра Маша. Последний раз Полина приезжала сюда три года назад, чтобы повидаться с ней, когда та училась в университете. Полина плохо ориентировалась в столице, поэтому выбрала именно этот район, поскольку только его за пять дней пребывания в гостях у сестры ей удалось немного изучить. За это время здесь мало что изменилось.

Было только два вида транспорта, которыми можно было воспользовался в это время суток – это такси и маршрутки. Так как изначально возвращаться домой она не планировала, собранную по карманам мелочь нужно было экономить. Сдачи, оставшейся с билета в Киев, достаточно было на самую дешевую электричку третьего класса до Винницы и на беляш на привокзальном рынке, ну или чтобы дважды проехать на метро, но никак не на такси. Ждать до утра здесь на лавке слишком небезопасно и холодно.

При свете фонарей можно было сориентироваться, как попасть к кузине, но она была не настолько близка с ней, чтобы явиться туда, когда время уже давно перевалило за полночь, тем более, что за последние три года единственным общением между ними были лишь СМС-поздравления с праздниками. Тем не менее, на детской площадке возле Машиного дома была беседка, где можно было спрятаться если не от холода, то хотя бы от дождя, капли которого становились все гуще. После двадцати минут блужданий по ночным кварталам дождь начал усиливаться, перерастая во что-то ужасное. Он словно сговорился с сильным ветром, чтобы наказать ее, и небо гремело от их гнева. Молнии раздирали его на пылающие осколки, казалось, они вот-вот упадут на землю. Когда Полина, наконец, дошла до той самой беседки, то поняла, что еще немного, и эта небольшая крыша без окон совсем не спасет от воды, проникающей сквозь ажурные стены.

Усевшись на лавочку внутри, прижав колени к груди, она сжалась от холода. До полуночи, наверное, здесь тоже были люди, которые возвращались домой и могли бы впустить ее в подъезд. Так, всего несколько часов назад, она попала на крышу. Но в это время вряд ли можно дождаться кого-нибудь, возвращающегося домой. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как ожидать, пока рассвирепевший до безумия дождь промочит ее насквозь, и вместо того, чтобы начать жить с пользой и искать работу, она заболеет и принесет массу хлопот.

Хотелось спать, но от сильного холода заснуть не получалось. Подняв глаза, она отыскала взглядом балкон кузины и представила себя там, но воображаемое тепло не согревало. Внезапно, сквозь густую стену капель она заметила небольшой проблеск надежды. В находящемся рядом окне, которое относилось к кухне Маши, горел свет. «Значит, она не спит…».

Несколько раз мысленно посчитав этажи и представив расположение квартир внутри, она убедилась, что свет, действительно, горел там, где ей нужно, и она будто почувствовала тепло от мягкого, сухого одеяла. Но как объяснить свой визит? Любая ложь казалась лучше правды, и она уже репетировала возможные варианты: «Приехала поступать на дизайнера, как когда-то мечтала, потом решила прошвырнуться по магазинам, купить что-нибудь, чего нет в Виннице, и так сильно увлеклась покупками, что опоздала на поезд и все такое…». Правда из-за отсутствия самих покупок этот вариант не прокатит.

Искупав в нескольких лужах обувь, она перерезала ливень путем к подъезду, успокаивая себя, что солдатам во время войны еще и не в таких экстремальных условиях приходилось ночевать.

– А, может, рассказать ей правду? – смеялась над собой Полина, набирая номер квартиры на домофоне.

– Алло?

Если бы даже свет горел не в той квартире, то там где нужно точно не спали. Трубку сняли всего после двух гудков, будто ее прихода ждали. Только от этого не стало легче. Последовавшее после нажатой кнопки ответа «Алло» было произнесено мужским голосом. К своему стеснению и разочарованию, Полина заколебалась. Стало ясно, что по ту сторону провода был кто угодно, только не Маша.

«Какая же она глупая». Прошло ведь три года. В лучшем случае, у Маши есть парень, который вряд ли будет рад ее визиту. Куда хуже, если она переехала или, может, это вообще не ее квартира и подъезд не тот. Облом! Как в фильме «С легким паром!».

– Кто это? Говорите… – продолжал голос.

Полина испугалась. Даже дождь не смог смыть того, насколько глупо она себя чувствовала.

– Я… Я к Маше, – робко ответила она.

– К кому? К Маше? Она же здесь не живет.

«Конечно же – она здесь не живет»! Надо было сразу доверится голосу здравого смысла. Может, она бы меньше намокла и не сгорала бы теперь со стыда.

– А вы кто? – послышалось из мигающего зеленым светом аппарата. Оставив этот вопрос без ответа, дрожащими от страха и холода едва

ощутимыми пальцами она нажала кнопку сбоя.

Дождь даже не собирался переставать, и Полина, как раскаявшийся преступник, уже не противилась наказанию. Она ненавидела себя за то, что она, вообще, приехала сюда.

Не пропустив ни одной из луж, в которые вступала по дороге к подъезду, она вернулась в беседку, где каждый миллиметр потрескавшейся краски на лавке был пропитан водой. Свернувшись в прежнюю позу, она принялась считать секунды до далекого утра и совсем не заметила, как вскоре дверь подъезда открылась. Услышав шаги за спиной, девушка испуганно оглянулась, ее глаза встретились с ослепляющим светом фонаря.

– Эй, это ты тут людям спать не даешь? Звонишь в домофон в полвторого ночи? – Доносился из-под плаща тот самый голос, который она услышала в домофоне. И, хоть вполне логичным в данной ситуации было бы быть раздраженным не на шутку, в нем она услышала нотки юмора.

– Простите, я думала, там живет моя сестра. Я, наверное, все перепутала.

Полине было стыдно и страшно, что парень сейчас, чего доброго, милицию вызовет. Как же она объяснит теперь, что делала в Киеве. Теперь уже не выкрутиться.

– Простите меня, пожалуйста. Вы только не подумайте… Я не пьяная и не сумасшедшая, – захлебываясь слезами, выдавила Полина, – я просто застряла здесь, транспорт не ходит, а мне некуда больше идти.

– Да не надо, не беспокойся, – голос по-прежнему не казался раздраженным, и силуэт призрака стал выглядеть больше похожим на человека, – я хорошо знаю Машу, она уже почти год как переехала. Пойдем в дом, а то я из-за тебя замерзну.

Полине было слишком холодно, чтобы бояться, да и слишком поздно, чтобы что-то терять. Ее смерть осталась ждать ее на крыше в нескольких кварталах отсюда, на тот случай, если она вдруг передумает жить, или плащ с фонариком окажется маньяком. Покинув беседку, два промокших капюшона поднялись на третий этаж, где перед Полиной открылись двери в ту же квартиру, где она провела пять счастливых дней три года назад. Правда, уже в прихожей она заметила, что внешне квартира была немного изменена. Ее новый житель, к счастью, оказался совсем не похож на маньяка. Плащ положил фонарик на стол и легким движением рук превратился в темноволосого паренька с задумчивыми серыми глазами и приветливой улыбкой. В чертах его лица она узнала что-то почти родное.

– Антон?! – вырвалось из картотек ее памяти.

– О, теперь понятно, какая двоюродная сестра! Хотя нет, не совсем понятно! Кто ты? И что ты сделала с той маленькой хитроглазой девочкой, которую я знал раньше?

– Ты тоже вырос! – окинула она взглядом молодого человека.

Когда она видела его последний раз, он был очень худощавым, помешанным на учебе мальчишкой. Каждое лето он приезжал в село к дедушке. Он был старше Поли, но, не смотря на то, что среди детей были и его одногодки, реже других выходил играть. Часто его видели на крыльце, увлеченно читающим книгу. Многие не понимали этого, но когда Поле было двенадцать, и ей безумно нравился Глеб из «Элиты», она стала думать, что он тоже влюблен в какую-нибудь героиню, и в этом, ей казалось, они были похожи. Другие просто считали его вундеркиндом. После смерти дедушки родители Антона продали дом, и, с тех пор, он больше не приезжал.

Оказалось, что в квартиру, которую раньше снимала Маша, он попал чуть меньше года назад по ее же рекомендациям, когда она решила переехать к своему жениху, о котором Полина еще не знала. Правда, Антону с жильем повезло больше. Хозяева успели сделать ремонт, и от привычной совдеповской захламленной хрущевки или, выражаясь деликатней, квартиры в стиле коммунистического винтажа, мало что осталось.

Согревшись теплым чаем на кухне, которая лишь по своей планировке была похожа на прежнюю, Полина перешла в гостиную. Пока Антон раскладывал диван, за стеной послышался звонок скайпа.

– Ты располагайся здесь. Будь как дома, а мне нужно срочно пообщаться с другом. У нас сумасшедшая разница во времени, и сегодня первый раз за два месяца, когда я решил дождаться его.

Перед своим уходом он достал из тумбы под сервантом тяжелый шерстяной плед. Завернувшись в него, наслаждаясь неожиданным комфортом, она стала с любопытством рассматривать преображенную в двадцать первый век комнату. Ремонт кардинально менял внешний вид жилища, но именно новый ее постоялец внес туда атмосферу, не вызывающую ностальгии о прошлом. Она была умело создана маленькими, без навязчивой значимости, вещами, подобно аксессуарам в одежде, которые так любила Поля. Именно эти небрежно расставленные диковинки на столе и на полках книжного шкафа помогли узнать, насколько изменился их владелец. Керамические гондолы и деревянные маски, индейские украшения из перьев, миниатюрные человечки в сомбреро, разноцветные животные, куклы в национальных костюмах сияли многокультурным разнообразием.

Среди густо прикрывающих пустоту стен автомобильных номеров из нескольких штатов США, табличек с цитатами и многочисленных фотографий мировых достопримечательностей, Полинино внимание привлекло фото, которое случайно пробудило в ней что-то светлое, наивное и приятное. По всем признакам это оказалась ее собственная мечта, самая большая, которая уступала по значимости лишь мечте о ее встрече с любимым актером. Когда-то, как одна, так и другая, они были оставлены на скамье средней школы из-за их неосуществимости. Воспоминание о них вспорхнуло подобно движению крыл мотылька, когда она увидела фото девушки на фоне Бруклинского моста в Нью-Йорке. Ее лицо было против солнца, и его практически не было видно, лишь силуэт, куда Полинино воображение поместило ее саму, как она это делала когда-то, когда видела другие фото заветной страны. Но здравый смысл сразу же вывел ее обратно в пространство реальности, где, по словам ее мамы, нет места пустым фантазиям:

«В жизни нужно сделать три вещи: получить хоть какую-нибудь специальность, чтобы была уверенность, что ты не умрешь с голоду. Выйти замуж, и чем раньше, тем лучше, так как быть старой девой неприлично в нашей стране. И родить детей до тридцати, чтобы в старости не остаться одинокой. Нужно быть практичной, идти проверенным путем и мечтать только о том, чего ты можешь добиться сама в меру своих способностей».

И в эти пределы не вписываются путешествия за океан, на которые пришлось бы копить правдами и неправдами почти всю жизнь.

Полина выключила свет, чтобы фото девушки спряталось под густой завесой темноты. Не может надеть большая девочка любимое детское платье, каким бы красивым оно ни было, ведь это будет выглядеть глупо и нелепо. Его отдают младшим сестрам, бедным детям в интернат или отправляют на чердак, где оно долго предается забвению. Наверное, то же самое происходит с мечтами из наивного детства…

За стеной два красивых голоса затанцевали в длинном разговоре на английском, убаюкав Полину в глубокий, многочасовой сон. И, как на зло, той ночью ей вновь, впервые за много лет, приснилась Америка…