Глава 2

Полтора года протекли быстрым течением воды в Буге. За это время многие переехали в большие города. Мне тоже предстояло покинуть родные края. С моими слегка перехваленными способностями не хотелось ограничиваться дипломом младшего специалиста, да и сама специальность меня никогда не привлекала. Просто мама решила, что если я останусь учиться там, где она преподает, это продлит мое детство еще на несколько лет. Я подала документы сразу в два вуза в Киеве и, на всякий случай, в один Винницкий.

Поскольку мама считала общежития пределом безнравственности, каждый раз, когда я ездила в столицу, мне приходилось жить с ее братом и его семьей. Дядя, хоть и был намного старше, но очень напоминал маму. Каждое воскресенье они с тетей, будто сговорившись, убеждали меня посетить собрание в их церкви. И если мама, которая после многочисленных попыток приобщить меня к штундистам, уже давно сдалась, то им еще предстояло увидеть, каким крепким орешком является их племянница. Я не была совсем безнадежной атеисткой, мне даже нравилась воскресная школа, но для так называемых собраний для взрослых, мне казалось, я была не готова. Ну, или, если выражаться более честно, мне было скучно. Правда, однажды мне показалось, что, приличия ради, и из уважения к родственникам, можно было бы попробовать высидеть две двадцатипятиминутные проповеди, а потом, по дороге домой, умно кивать, выслушивая комментарии дяди Вани.

В то воскресенье все оказалось не так плохо, как я думала. Сначала проповедовал американец, не скажу, что я была настолько внимательна к теме, чтобы речь меня зацепила, зато она оставила след от ручки на моих ладонях и уйму новых слов на английском.

Второй проповедник использовал много шуток и рассказывал о миссионерском путешествии на корабле вокруг Африки. Я была даже рада, что провела воскресное утро, слушая что-то познавательное. В конце вышла выступать группа из воскресной школы. Наблюдая за милыми движениями детей, исполняющих «маленькую овечку», я заметила держащую для них микрофон девушку. Уверена, что в жизни каждой женщины хотя бы раз бывает такое, когда, увидев на ком-нибудь какой-то наряд, она сразу влюбляется в него, а потом долго ломает голову, где найти похожий. В то воскресное утро то же произошло со мной.

Платье средней длины с асимметричным воротником, необыкновенным рукавом и цветущими деревьями на подоле, где среди ветвей парили маленькие птицы. Это может прозвучать нелепо, но иногда слова не справляются с описанием того, что видели глаза. Я жадно любовалась этим нарядом, и даже мои слабые познания в моде давали мне понять, что его вряд ли можно найти на рынке или даже в бутике. Это, скорее всего, хорошо продуманный вымысел какого-нибудь дизайнера.

Еще больше меня заинтриговало лицо этой девушки, когда я его, наконец, заметила. Чем больше в него всматривалась, тем громче его черты выдавали мне то, во что мое сознание отказывалось верить. Кравец?! Нет! Ее сестра-близнец или, может, призрак? Девушка была, как две капли воды, похожа на нее, или я сошла с ума. Конечно, Кравец, которую я знала, никогда не носила таких длинных и закрытых нарядов, тем более таких изысканных. На ней всегда была масса украшений и косметики, а на девушке, если и вообще был какой-либо макияж, то очень незаметный, никакого излишнего блеска, все сдержанно, но так по-королевски элегантно, как на британской принцессе. Несмотря на это, присутствовало неоспоримое сходство, будто эта девушка – ее двойник из другого мира, где жизнь Полины полностью противоположна той, которая была здесь, или же это ее сестра-близнец, которую удочерили аристократы.

Собрание закончилось, и девушка в платье с птицами исчезла в тени коридора со стороны кафедры. Когда все стали расходиться, мое любопытство настойчиво искало ее среди толпы, глаза мечтали еще разок увидеть ее наряд…

Перед уходом домой мне пришлось совершить массу новых знакомств – от друзей моего дяди до моих сверстников, которые все дружно приглашали на собрания молодежных групп. Когда все эти братья и сестры узнали мое имя, а я выучила с десяток новых лиц, мы спустились в церковную библиотеку, где дяде Ване нужно было взять очередную книгу по трактовке «Откровения».

Потерявшись среди массы посланий и их толкований, я вдруг вновь увидела ее – ту девушку. Заметив мой стремительный взгляд, ее глаза тоже увеличились от удивления, уста растянулись в улыбке и из них, как выстрел в воздух, прозвучало мое имя, и уже не было никаких сомнений, что мы знакомы. Или, может, это мне просто показалось? Это определенно точно не могла быть та самая девушка, которая училась в нашем колледже, у которой моя мама преподавала черчение. Исчезнувшая из наших жизней где-нибудь в Турции или убита бандой. Кто она? И что случилось с той Полиной, которую я знала? Я вдруг поняла, что все, что у нас было – только слухи. За полтора года никто так и не узнал о настоящей судьбе бывшей девушки Яна. Мое любопытство иногда вспоминало об этом, но в тот момент каждая клетка моего разума жаждала объяснения…

Глава 3

Полтора года назад…

Прошло несколько дней после той жуткой дискотеки, но то, что произошло после, по-прежнему вызывало отвращение до тошноты. Полина понимала – в том, что с ней случилось, есть и ее вина, ведь сама решила, что, пофлиртовав немного с человеком, которого ненавидел ее бывший, она отомстит ему. Но за свой импульсивный поступок она дорого заплатила. О том, что ее изнасиловали, знала только сама Полина и тот, кто это сделал. Бороться за справедливость казалось глупой затеей. Это нужно было делать еще тогда, когда кто-то с необъятной и распущенной фантазией решил поднять свой статус, расхваливая ее якобы искусные навыки. Но тогда для нее имело значение лишь то, что Ян знал, что он был ее первым и единственным. Тогда она надеялась, что так будет всегда. А слухи… Они, как раковые клетки в благоприятной среде тоски, быстро размножаются и бросают метастазы, но так как это не смертельно, то зачем с ними бороться? Люди все равно гораздо охотнее будут верить в жуткую, позорную сенсацию, чем в гораздо менее пикантную истину. Это временно облегчает бремя их скуки и помогает увидеть себя выше и лучше того, о ком ходят эти слухи.

А теперь уже поздно. Заявление в полицию она не писала. Свидетелей не было. Разве она сможет что-то доказать? С ее-то репутацией? Тем более, ей не хотелось еще большего позора. И пока ее обидчик уверенно ходил по земле, она твердо решила подняться на несколько десятков метров над ней, чтобы закончить то, что, казалось, как-то постепенно утратило свой смысл.

Высота перестала устрашать почти сразу, и сознание не мутнело от трепета, когда она смотрела вниз. Перед ней не пробегала вся жизнь. Лишь отрезки глупых воспоминаний вперемешку с каким-то нелепым бредом, картинки на рекламных щитах, увиденные по дороге в Киев и отрывки из сериала, который она смотрела, когда ей было лет тринадцать. В одной из последних его серий главный герой, подросток Глеб Леонов, то ли из-за интриг в семье, то ли в личной жизни, тоже решает положить им конец, запланировав «уйти». Для этого он улетает в Лос-Анджелес, забирается на крышу одного из небоскребов, где, по иронии судьбы, вместо задуманного, спасает молодую американку, пришедшую туда с теми же намерениями.

Эта сцена волной сарказма вспоминалась, пока она терпеливо ждала, когда разойдется толпа возле магазина на первом этаже многоэтажки напротив. Когда-то она до инфаркта рассудка была влюблена в Леонова и со сладкой горечью в груди представляла как это – оказаться на месте Ив, той самой девушки. Правда, в Лос-Анджелес она бы вряд ли попала, а если бы и попала, то маловероятно, что ее кто-нибудь пустил бы на крышу небоскреба, да и для прыжка тогда не было бы причин.

Спустя несколько лет, когда у нее в этом мире не осталось никого, кроме младшей сестры и бабушки, когда в ее двадцать все окружение верило в унаследованную ею репутацию, ту самую, что уже много лет порочила их фамилию, причина казалась веской, как бетонный забор. Лучше бы она никогда не взрослела! Смотрела бы по телевизору «Платиновую Элиту», ложилась спать в полдесятого, засыпая под саундтрек любимого сериала, который исполнял любимый герой, и мечтала о нем же… Но она выросла, забыла о Леонове, стала влюбляться в тех, кто казались такими же благородными как он, или в красавчиков, как актер, исполнявший его роль. Вот только никто из них не смог сделать ей так больно, как это удалось Яну.

Еще один шаг, и все должно закончиться. И кто ее остановит? Полиция? Санитары из психушки? Главный герой «Платиновой Элиты»? Все они давно уже спали или спасали кого-то другого. Когда толпа разошлась, на всем видимом периметре была только она.

Наконец-то…

– Полина, – послышался детский голос из глубин ее сознания и взорвал тишину.

– Полина! – воскликнула маленькая сестренка, забежавшая без стука в ее комнату несколько месяцев назад, когда та, борясь со сном, пыталась что-то выучить на предстоящий экзамен.

– Марин, ты почему не спишь?

– Мне страшно, – промолвила она, прижимая свое заплаканное личико к Полининой груди.

– Тебе опять приснился страшный сон?

– Нет, я вообще не могу уснуть. Я боюсь, что придут люди из детского дома и заберут меня.

– Не беспокойся, если они придут, мы даже в дом их не пустим.

– А если бабушка умрет? Она говорит, что у нее больное сердце и что ей немного осталось! Я боюсь!

Глаза восьмилетнего ребенка были переполнены страхом и не удерживали слез. Но Полина знала, что девочку было проще утешить, чем ее саму:

– Мариш, ты ведь еще маленькая, ты не понимаешь, все бабушки так говорят, у них так принято – жаловаться на здоровье, ставить свечки в церкви и говорить, что скоро конец. Ей ведь всего семьдесят, она должна прожить еще лет тридцать.

На самом деле, лично она не знала никого, кто бы дожил до сотни, хоть и слышала о таких по радио, но, благодаря этим словам, доверчивое личико сестренки сразу же немного расслабилось, отпуская изначальное напряжение.

– Мы с бабушкой не отдадим тебя никому, если ты будешь себя хорошо вести, – улыбнулась она, поцеловав сестренку в лобик, – хотя, куда мы денемся, даже если ты будешь вести себя плохо, разве мы сможем отдать тебя в детский дом?

Марина залезла к Полине на кровать и хитро утопила головку в одеяле сестры, чтобы вытереть слезы. Полина подвинула подушку и уложила ее рядом с собой. Подготовка к экзамену перенеслась на следующий день. Марина котенком свернулась в клубок, но в ее сердце все еще была тревога:

– Поль, а кто защищает взрослых?

– Взрослых? От чего их нужно защищать?

– Ну, когда мы маленькие, нас защищают взрослые: мамы, папы, бабушки. Например, я боюсь хулиганов из соседнего села, которые всегда сидят возле магазина, но если я пойду туда с мамой или с бабушкой, или даже с тобой, я знаю, что вы меня будете защищать, и мне не страшно. Но кто защищает взрослых? Они ведь тоже кого-то боятся?

– Взрослые сами себя защищают, а если не могут, то обращаются в полицию. Не бойся, никто тебя в обиду не даст. Спи!

«Нет, сестренка, я соврала, здесь нет никого, кто бы защищал взрослых. В этом мире каждый сам за себя, и когда ты вырастешь, то поймешь, что была права, когда боялась».

Ветер бросил ей в лицо холодную пощечину, сердце обливалось кипятком в осознании самого главного, что вдруг существенно стало колебать ее решительность. В какую сторону сделать шаг? Полина вдруг поняла, что выбор остается за ней, но так будет только до тех пор, пока ее стопы ощущают под собой бетонную плиту; но его не станет, как только она сделает шаг навстречу непобедимой гравитации…»

Стрелки на часах в спящих квартирах передвинулись на несколько миллиметров, и ее сердце успело сделать пару толчков до того, как она приняла решение. Под ее ногами все еще были двенадцать этажей и ночные огни. Безразлично спящий город вдруг шепнул ей еще одно маленькое утешение. В нем ведь почти три миллиона жителей, и есть лишь несколько живых душ, которые знакомы с ней. Никому из них даже не известно о том, что произошло после дискотеки. Никто не знает о ней ничего позорного, никто о ней ничего плохого не думает. Мало того, никто из них о ней не думает вообще. И ведь зачем возвращаться назад, если можно свернуть направо, налево, пойти на север, на юг, и попробовать заново, даже здесь в столице. Просто попробовать, и если не получится, попробовать еще раз…