Глава четвертая

Речники с самого начала предпочитали ночевать на лодке. Каждый вечер спрашивали у Матвея время отправления и, получив на следующий день очередной выходной, утром исчезали и появлялись только поздно вечером. Один из гриденей предположил, что у кого-то из этих двоих в Угличе живет баба, а может быть и у каждого по ласковой особе. Но настал день продолжения пути.

Лодка ходко шла по течению, рассекая воду и утренний туман. По берегам начиналось пробуждение, слышался пастуший рожок, мычание коров, крики людей. Слева показалось селение с деревянной церковью на пригорке. Подул ветерок, к счастью попутный, и речники развернули парус. Ближе к полудню прошли устье реки Юхоть, очередное место для забора образцов. Не успели причалить к берегу, как к ним подлетели три всадника, стрельцы на конях и при полном вооружении. Объяснения их не устроили. Матвею пришлось доставать бумаги. Старшой внимательно прочитал документы и было заметно, как он облегченно вздохнул.

– Прошлой ночью мы немного повоевали, местные жители показали, где прячется ватага ушкуйников под водительством атамана Хирта. Не слыхали? Гроза проходящих мимо купцов. Ежели кто не дает выкуп, убивают сразу, без лишних слов.

– Вы что же нас за ушкуйников приняли? – спросил с удивлением Матвей.

– Ты, боярин, видать не знаешь, ушкуйники любую личину принять умеют.

– Но теперь-то мы разобрались и можем идти дальше?

– Сначала выслушай. Ночью уничтожили половину его ватаги. Так он к утру писульку прислал, угрожает, что теперь начнет убивать всех подряд, превратит реку в потоки крови.

– Получается, нам надобно вертаться? Сколько же мы будем ждать, когда вы этого Хирта словите?

– Решай сам. Вертаться или идти вперед! Но коли пойдете дальше, держитесь правой стороны и все время ближе к берегу. Ежели услышим бойню, хотя бы помочь сумеем. Посреди реки течение ходчее, но наши пищали туда не достанут.

Стрельцы ускакали, Матвей посоветовался с гриденями и решил идти дальше. До Ярославля оставалось немного и всем хотелось отдохнуть в нормальных условиях, а Матвей мечтал передать противного немца сменщику и скорее скакать домой через Углич.

Прошли три версты. За кормой образовалась лодка с десятком оборванцев. Вскоре слева подплыла посудина с таким же количеством ушкуйников, наконец прямо по курсу встал кебат. Сосчитать бандитов не случилось. Со всех сторон громыхнули выстрелы. Гридени достали пищали и наугад ответили. Ну что три ствола и пищаль Матвея против трех лодок, набитых вооруженными бандитами. Речники плашмя упали на дно лодки, Матвей повалил на них немца. Весьма странное ощущение, когда видишь вспышку огня, чувствуешь, как твой чепец на голове разлетается в клочья, голову ото лба до затылка прошибает горячая волна, а выстрела ты не слышишь. Понимаешь, что остался жив только тогда, когда продолжаешь дышать и чувствовать свое тело.

Краем глаза Матвей увидел, как с боковой лодки бросили привязанный к веревке крюк. Речники, бросив управление, обрекли свое судно на беспорядочное кружение и тем спасли всех. В следующую секунду с берега грянуло много-много выстрелов. Ушкуйники начали прыгать в воду, некоторые, раскрасив пространство вокруг себя в красный цвет, бесследно уходили в речную пучину.

Более всех не повезло одному рабочему, бандитская пуля пробила ему грудь, и он умер. Одному гриденю пуля угодила в плечо. Раскаленный свинцовый шарик пробил кафтан, рубаху, вспорол на плече мясо и выскочил с другой стороны. У Матвея оказалась разорвана на голове кожа. Ежели пуля прошла бы чуть ниже, то это был бы конец. Слава Богу, у немца не оказалось ни царапины.

Стрельцы, закаленные в подобных боях, имели при себе скрутки отбеленных тряпок и присыпки от заражения крови. Обработали плечо гриденю и голову Матвея. Уже слышались шутки, типа теперь ходить Матвею без чепца, поскольку голова и так прикрыта.

Рабочего похоронили, фамилии его никто не знал и помянули раба Божьего Георгия.

Сменщиком Матвея оказался сослуживец по приказу – подьячий Семен Раменный. Ему коротко сообщили о выполненной работе и рассказали о битве с ушкуйниками. Быть до конца откровенным, было не принято. Обоюдная подозрительность, как инерция от периода правления Ивана Васильевича, себя не изжила. Да изживет ли себя когда-нибудь, оказалось неясно. Перед расставанием Матвей поведал Семену, что немец ведет свои записи в отдельной книжице и тайно хранит их в одном из двух сундуков.

Заехать к Фоме в Углич и забрать копии из книжицы Циммермана не случилось. По пути рана начала беспокоить, появилось головокружение и позже жар. Добрались до Москвы с большим трудом. На Тверской заставе стрельцы остановили карету с ямщиком без господ и на ней лежачего Матвея привезли домой. Румянцев быстро примчался с лекарем. Матвей метался на кровати и что-то бубнил. Лекарь разбинтовал голову и увидел нагноение, промыл и прочистил рану, достал стальную иглу и клубок ниток. Сшил края раны, а снятую повязку велел сжечь. Забинтовал голову свежей тряпицей, в чеклажке с водой разболтал порошок. Почти насильно напоил раненого через носик маленького чайника.

Всю ночь Матвей лежал в бреду и потел на две смены рубах. К утру пришел в сознание и первого, кого он увидел, была дочь Степана Владимировича – Дарья.

– Вот и слава Богу, Матвей Еремеевич, к жизни возвращаетесь. А то, ишь, надумали помирать, на тот свет я вас не отпущу. Вы мне на этом нужнее.

Матвей пролепетал какие-то слова и тут же спросил про Степана Владимировича. Дарья передала, что батюшка обещал прибыть к вечеру.

– А пока, Матвей Еремеевич, накормлю вас кашкой, потом поведаю о похождениях одного царевича в дальние края. Мне о том еще бабка сказывала.

Матвей поел и начал слушать Дарьин сказ, не заметил, как заснул. Проснулся от громкого говора Степана Владимировича. За окном то ли наступил вечер, то ли уже была ночь. Матвей попробовал встать, но попытка из-за бессилия не удалась. Он сумел только сесть на кровати.

– С возвращением, – сказал дьяк.

– А где Дарья? – вырвалось у Матвея.

Румянцев довольно улыбнулся и сообщил, что дочь его придет утром, а ночью у кровати будет дежурить один из трех гриденей.

Матвей хотел доложить о результатах своего похода, но Степан Владимирович уже опросил гриденей и имел полную осведомленность. Ему оставалось только задать несколько вопросов.

– Для чего немца в бане парил? – спросил дьяк.

– Исполнял ваше задание. Пока я парил немца, один мужик с редким даром переписал на отдельных листах все, что ученый доверил своей книжице.

– Где же переписи?

– Остались для пущей сохранности в Угличе у Фомы Ухвата, купца, который нас приютил.

– Не замечал раннее за тобой такой доверчивости.

– Не будь Фомы, я сам ничего не смог бы сделать.

– Пока записи не увижу, не поверю твоему мнению о Фоме, да и в тебе не хотел бы разочаровываться. А что за записка в воске, коею под Калязиным нашли?

– Сия записка лежит во внутреннем кармане моего кафтана. Можете пойти и достать ее. Мало ли чего, ведь я почти три дня находился в беспамятстве.

Дьяк вернулся с тем самым пергаментом и передал письмо Матвею.

– Твоя находка, ты и читай.

Матвей мог не заглядывать в пергамент. Он знал наизусть весь текст. Начал говорить медленно, устремив свои глаза в потолок. Степан Владимирович слушал внимательно, то место в письме, где указывался камень, попросил повторить еще раз.

– Богата земля наша тайнами. Порой о таком услышишь, что в голову никогда не придет.

– Не понятно, как шведы проникают к нам и путешествуют по нашим землям будто у себя дома. Насколько знаю, мы им разрешения на хождение по Волге не давали.

– Будем разбираться. И депешу их надобно проверить. Только сперва найти этот камень с куриной лапой. Коли таковое существует – одно, коли нет – чего тогда время тратить?

Хлопнула дверь, пришел гридень на ночное дежурство, поздоровался и вышел на крыльцо дабы не мешать разговору. Но Степан Владимирович сразу засобирался и уже на пороге заявил:

– Перевозить депеши в воске под видом свечей – хорошая идея. Эдак взял десятка полтора свечей, в одну письмо поместил и вези куда хочешь. Храни на самом виду.

Выздоровление Матвея началось только на шестой день. Светлое время Дарья проводила у постели раненого, кормила, поила, давала составленный лекарем порошок. Лекарь еще дважды посещал Матвея, третий раз на одиннадцатый день выдернул нитку, которая сшивала разорванные края кожи. Прощаясь, пожелал Матвею более не подставляться под пули. Однажды к вечеру во дворе появился посыльный от Степана Владимировича. С ним двое незнакомых мужиков. Матвей и Дарья сидели на крыльце и любезничали. Посыльный поздоровался и попросил Матвея спуститься к ним.

– Вот он самый настоящий Матвей Еремеевич Прозоров, – сказал посыльный, указав пальцем на хозяина.

– Чем докажешь, – впялился один из посетителей в Матвея.

– Тем, что вы наверняка от Фомы Ухвата. Привезли от него бумаги.

– Верно, а как ты догадался? – удивился тот же самый мужик.

– Видел тебя на вымоле в Угличе. Плохо, что ты меня не запомнил.

Тут вступил в разговор второй курьер:

– Тогда вот тебе пенал! В нем бумаги, о которых ты говорил. Еще хозяин велел передать на словах, что ждет тебя к себе в любое время. Зимой в селе Сухоруково, а летом в Угличе.

– Передай Фоме, что я обязательно приеду, только раны залечу. Может переночуете у меня?

– Нет, боярин, надобно вертаться. Хозяин велел туда и обратно.

– Куда на ночь глядя?

– Дело наше привычное, не боись.

Матвей открыл пенал, просмотрел бумаги, убедился, что те самые и с посыльным отправил пенал в приказ Румянцеву. Дарья интереса не проявила, так было заведено в их доме, к службе батюшки интереса не проявлять. А ежели станет что-либо известно, то рот на замок.

Вечером Румянцев приехал к Матвею и сразу поблагодарил его за службу.

– Вот Семен Раменный свою часть профукал! – заметил Степан Владимирович, – немца по пути в Нижний перехватил их посол и забрал все бумаги. Твоя работа единственное свидетельство об истинных намерениях немцев. По первой предварительной оценке, поиск серы лишь благовидный предлог для изучения всего, что скрыто в недрах земли вдоль Волги.

Матвей продолжил службу в Приказе в должности подьячего. Когда полностью окреп, попросил благословения у родителей Дарьи на их женитьбу. Степан Владимирович и его жена дали согласие, но посоветовали ехать в Чернопенье за благословением батюшки жениха. Сам Еремей приехать не мог по причине болезни ног.

Подходил к концу 1590 год, принесший много непредвиденного. Обошлось без смертей ближних, каждый понимал и благодарил Господа Бога за то хорошее, что случилось в истекшем году.

Наступил 1591 год. В полдень 15 марта в Угличе ударил набатный колокол. Народ сбежался со всех сторон. На земле у дворца лежало тело царевича Дмитрия. Убийца перерезал отроку горло. Над убитым вопила его мать. В отчаянии она перечисляла всех, кого считала убийцей сына. Перечисленные ею люди оказались посланцами Бориса Годунова. Народ в гневе убил и растерзал двенадцать человек. В Москву послали гонца к царю Федору Иоанновичу. В Кремле депешу перехватил Годунов и под предлогом заботы о здоровье государя доложил, что Дмитрий случайно упал на нож. Годунов создал комиссию во главе с Шуйским Василием Ивановичем. Было хорошо известно, что осторожность Шуйского бежит впереди его ненависти к роду Нагих, материнской стороне царевича. Шуйский проявил настойчивость в расследовании, семью Нагих сослали в дальние города; Марию – мать царевича, насильно постригли в монахиню, с именем Марфа. На всякий случай Шуйский многих, порой не имевших никакого отношения ко двору, приговорил к смерти. Кому-то по приговору отрезали языки; группами ссылали в Сибирь. Досталось вестнику беды углицкому набатному колоколу. По приговору его отвезли в Тобольск от греха по далее.

С депешей в Разбойный приказ из Калуги Румянцев ознакомился случайно. Местный воевода посадил в острог иноземца и трех его слуг. Бумаги при иноземце свидетельствовали, что он самый настоящий фрязин из Италии и приехал перенимать опыт крепления колоколов на церквях, изучать мастерство звонарей. Из Калуги он намеревался ехать далее, сперва в Тарусу, потом в Алексин, потом в Серпухов. Первым делом воевода запросил у фрязина чертежи, которые он хранил в большом пенале. Оказалось, что вместе с чертежами нарисована схема местности, просматриваемая с колокольни.

– Мало ли чудаков бродит по белу свету, – сказал дьяк из Разбойного приказа. Он легко избавился от бумаги, предупредив, что спрос теперь будет не с него.

Степан Владимирович вызвал к себе Матвея. Дал прочитать депешу и проследил за его реакцией.

– Мало ли чудаков бродит по свету, – сказал Матвей, точь-в-точь повторив слова уставшего от службы дьяка.

– Откуда берется такое равнодушие к тому, что проходит мимо тебя? Надобно ткнуть носом, растолковать важные места, после чего может и задумаешься!

– Прости, Степан Владимиров, но не вижу, чему в этой депеше удивляться. Не вижу, хотя прочитал ее дважды.

– Крепление колоколов придумали в Византии, потом манеру перенял Рим, а последней оказалась Москва. Чему мы можем научить фрязинов? Голова твоя садовая.

– Просто не знал о том.

– Схемы местности причем? Надо же сперва влезть на колокольню, потом успешно нарисовать лес, дорогу и прочее. С колокольни можно и другое увидеть: например, скопление воинов, лошадей.

– Так ведь воинов на чертежах нет. Об этом ничего не сказано!

– Тогда слушай далее. Двадцать лет назад под личиной фрязина явился на Москву лазутчик крымского хана, некто Ибрагим Усманов. Толковый надо сказать был лазутчик, – Румянцев прикрыл глаза будто что-то вспоминал, – в тот год крымчаки готовили поход на Москву. В семьдесят первом им удалось дойти до стен Кремля и сжечь весь посад. Потребовали от государя вернуть им казанские и крымские земли.

– Наслышан.

– Не дает покоя хану слава Золотой орды. Ведь тогда над Русью висел дамоклов меч. Они в Европу рвались, хотели весь мир на колени поставить.

– Читал о том. Но как удалось распознать во фрязине татарина?

– Тебе лучше о том батюшка поведает. Скажу только, что татарин добровольно пришел в Москву в сопровождении Еремея Прозорова. Тем твой батюшка особенную благодарность у царя заслужил. В нашем случае надобно проверить калужского фрязина, кто он такой. Поезжай завтра в Калугу и возьми с собой толмача с итальянским.

Матвей немного задумался, потом сказал:

– Обойдусь без толмача, справлюсь сам. Задание я уразумел.

Из Приказа Матвей помчался в слободу к толмачам. Нашел двоих и велел перевести следующее: «Нече время тратить, никто не знает, где фрязин находится. Утром казнить, и дело в сторону». Подробно записал русскими буквами эти предложения и по дороге домой стал учить фразы так, чтобы мог произнести их скороговоркой, не задумываясь и не вспоминая.

На дорогу в Калугу ушло два дня. Город расположился на берегу большой реки, дома срублены из дерева, видны каменные храмы. Из Приказной избы воеводы Матвея повезли в острог к задержанному. В допросную ввели красивого парня высокого роста, широкого в плечах и с лучезарной улыбкой. От него пахло незнакомым ароматом.

– Ты мой знаватель? Меня зовут Джованни. Можно просто Ваня. Тебя как звать?

Матвей вгляделся в пленного и понял, что если бы не напутствия, то он и минуты не потратил бы на проверку личности этого парня. Даже глухой мог понять, что перед ним самый настоящий иноземец. Не все слова выговаривает, некоторые коверкает.

– Меня зовут Матвей. Уразумел?

Пленный кивнул. Тогда Матвей задал вопрос об его слугах: где он их нашел, и кто они такие.

– Они откликаются на Сашку, Мишку и Даньку. Я их нанял еще в Смоленске. Не веришь? Спроси сам.

Можно было не проверять сказанное. Матвей посмотрел на слуг и все понял.

– Чего тебе дались наши колокола? У вас своих навалом.

– Динь-динь это красиво. У нас звонят плохо. У вас колокола вешают по-особому.

– В чем особенность? Вешают у нас по-разному, – Матвей сделал паузу и посмотрел на иноземца, тот даже бровью не повел, – бывает кольцо железное подгоняют, бывает на обычной верви.

– Тут важно рассчитать расстояние от свода, – фрязин вытянут пальцы и сложил их в кольцо. Другой рукой показал на низ воображаемого колокола.

– Вот обод, он должен отстоять от стены на определенное расстояние. Тогда звук собирается воедино и пролетает в прорези колокольни. Еще умеете правильно звонить в маленькие и большие колокола, как это называется «сочетать».

Матвей уже посчитал потерянным временем два дня езды до Калуги и еще столько же при возвращении. Уж эти окраинные воеводы, ни в чем толком не разберутся, сразу шлют курьера в Москву, да еще со срочным донесением.

– Зачем схемы рисовал? Чертежи понятно, а местность тут причем?

– Отражение, – сказал фрязин и опять выставил ладонь с вытянутыми пальцами и упер их в другую ладонь, – звук, как вода, может менять направление, может отталкиваться.

– Куда уж нам, вы там в Европах грамотные, а мы смотрим на вас и учимся.

– Я же приехал перенимать ваше мастерство. Вы многое умеете. Вы очень добрые и очень приветливые.

– Еще скажи доверчивые.

– Да, да, – подтвердил фрязин.

Матвей вышел в сени и подозвал стражника. Велел тому присутствовать на допросе и, когда он услышит непонятную тарабарщину, должен сказать «понял». Вернулись в допросную вдвоем, и Матвей первым делом спросил знают ли в Италии, какие города на Руси будет посещать Джованни.

– Так примерно, туда – сюда. Мы расстаемся? Я ухожу? Мне очень нравится наша беседа, жаль, что не можем выпить вина!

Матвей улыбнулся и скороговоркой произнес выученную фразу на итальянском языке. Стражник буркнул «понял». Матвей повторил ту же фразу, но медленно, почти нараспев. Опять прозвучало «понял».

– Знаешь, что я сказал? Не знаешь?

Матвей повторил то же самое по-русски. Улыбка сошла с лица фрязина. Он посмотрел на стражника и спросил:

– За что? Я же ничего не сделал?

– Какой же ты фрязин, ежели родного языка не знаешь? То же мне, Ваня. Поди уж хватит Ваньку валять, Джованни.

Оказалось, что иноземец чисто разговаривает по-русски, но признаваться ни в чем не стал. Матвей решил не настаивать и стал прощаться с задержанным. У того что-то внутри сломалось, и он заявил:

– Вези меня в Москву. Знаю очень важные сведениях. Твое положение низкое, чтобы говорить на эту важную тему.

– Моего положения в достатке, чтобы тебе завтра отрубили голову. Положим, повезу тебя в Москву, а там ты скажешь, что пошутил. Тогда голову будут рубить мне.

– Я подданный крымского хана, Джамиль Карган. Газы Гирей собрал громадное войско и этим летом нападет на Русь. Как только трава поднимется, чтобы наши лошади не голодали, так и зайдут с юга.

– Сколько таких как ты к нам заслали?

– Еще двоих. Собираемся в Алексине 30 июня.

– Кто они такие?

– Вези в Москву.