Читать книгу «В тени охотника. Перекрестье дорог» онлайн полностью📖 — Елены Самойловой — MyBook.
image

Глава 3

За высоким, забранным кованой решеткой окном библиотеки медленно и неотвратимо умирал очередной день, приближая осень, а вместе с ней и Самайн. Остаток лета пролетел удивительно быстро – казалось, что только-только отгуляли на празднике Лугнасада, а уже ночи стали холодными, зябкими. Над рекой каждый вечер поднимался густой туман, заставляющий обитателей Одинокой Башни кутаться в шерстяные накидки и топить пожарче оба камина, что согревали нашу маленькую крепость. На днях, помогая Айви со сбором яблок в саду, я заметила первые желтые листья на макушках яблонь, а спустя всего неделю, разноцветные пятна появились и в кронах берез, растущих на берегах Ленивки.

В Дол Реарт во всем своем ослепительном блеске ярких красок стремительно ворвалась осень, и люди торопливо начали собирать урожай, то и дело поглядывая в высокое синее небо. Здесь, на севере, «бабье лето» совсем недолгое, а осень, хоть и богата плодами, ягодами и грибами, очень быстро уступает корону снежной, нередко затяжной зиме. Вот и стремился народ как можно скорее заполнить амбары зерном, подполы – домашними соленьями, заготовить корм для домашнего скота. Взрослые убирали поля и сады, дети, сбившись в стайки, бродили по близлежащим лесам с корзинами, а как похолодает, настанет черед охотников.

Суровы зимы в Дол Реарте, а эту гадание на Лугнасад предсказало еще и особенно холодной и снежной, вот и работают люди, прекрасно зная, что если запрет их лютая стужа и метель в домах, помощи ждать будет неоткуда, и рассчитывать можно будет лишь на себя.

Одинокая Башня тоже готовилась к зиме – младшие ученики в сопровождении одного из учителей вместо занятий каждое утро направлялись на «тихую охоту» за грибами и ягодами, и к ним нередко присоединялся мастер Даэр с Наперстянкой, возвращаясь ближе к вечеру с наполненным доверху плетеным коробом с травами и кореньями. Все полки и шкафы в аптеке были заставлены склянками, баночками и коробочками с настоями, мазями и лечебными порошками, а трое старших волшебников на время перебрались в город, и благодаря их усилиям продуктовый подвал пополнялся запасами вдвое быстрее, чем в прошлом году.

Я же сегодня почти весь день провела с шумной ребятней, каким-то чудом умудрившись никого из них не потерять в лесу. А когда мы вернулись с корзинами, доверху наполненными грибами и мелкой кислой ягодой, едва успела сбежать в единственное оставшееся тихим место во всей башне – в библиотеку.

В большом зале, заставленном лабиринтом из книжных стеллажей и полок для свитков, было тихо, пахло бумажной пылью, воском и чернилами. Под потолком, из углов которого дважды в год тщательно убирали всю паутину, были развешаны несколько десятков волшебных светильников, дающий резковатый, холодный, неестественно-белый свет, благодаря которому можно было читать даже глубокой ночью, разбирая старинный манускрипт без особого труда. Одна беда – глаза при таком непривычно резком освещении уставали гораздо быстрее, чем обычно, а пересушенный воздух и вечная пыль превращала любого ученика, засидевшегося в библиотеке допоздна, в жутковатое красноглазое умертвие. Но что поделать – обычные лампы и свечи в стенах библиотечного зала был строго запрещены, и, в общем-то, справедливо. Одной искры будет достаточно, чтобы все помещение, забитое старыми книгами, стремительно выгорело дотла, нанеся непоправимый урон волшебникам Одинокий Башни.

Я чихнула, уткнувшись лицом в сгиб локтя, и сморгнула выступившие слезы. От сухости уже давно першило в горле, но нельзя было даже приоткрыть окно – сегодня весь день дует сильный северный ветер, жутковато завывая в трубах, и если я не хочу, чтобы разложенные на широком столе листки и свитки разлетелись по всей библиотеке, придется потерпеть. Для того, чтобы отыскать легенду, начало которой рассказал мне дядька Раферти в праздник Лугнасада, пришлось перерыть четыре стеллажа со старыми, редко когда доставаемыми с полок книгами, часть из которых была привезена в Одинокую Башню еще из славного города Вортигерна, и, наконец, удача мне улыбнулась.

Передо мной лежала тонкая потрепанная книжица в потертой кожаной обложке с причудливым замочком-вензелем – не столько собрание сочинений, сколько походный дневник или, что более вероятно, записки какого-то менестреля, в которую тот заносил услышанные в странствиях байки. И в ней, крупным, размашистым и на диво разборчивым почерком со старомодными завитушками была изложена история одного человека, обремененного одним необычным Условием – он обретал колдовскую силу лишь в присутствии волшебного создания, и чем сильнее было это существо, тем легче давалась магия в руки этому человеку.

Имя ему было Маер Лин. В огромной, тяжелой книге, окованной железными уголками, где рассказывалось об истории волшебства в людских землях, Маер Лин почитался величайшим из обремененных Условиями людей. По легенде, он повелевал водой и огнем, мановением руки усмирял суровые зимние бури, а шаги его заставляли землю содрогаться. Именно Маер Лин основал Вортигерн, который в те давние времена носил совершенно другое название, отыскал и посадил на его трон родоначальника новой династии королей, что правили не одну сотню лет. Он обучал первых волшебников Вортигерна, учил их ходить тайными, заповедными дорогами, летать с птицами и дышать под водой. В той книге было сказано, что мир в те далекие времена был молод и настолько наполнен волшебными созданиями, что они жили буквально повсюду, не скрываясь, как сейчас, в Холмах. Потому и колдовать Маер Лину было так же легко и естественно, как дышать, это и позволило ему достичь тех высот, которых он в итоге достиг.

Но в ночь Лугнасада дядька Раферти рассказал мне совсем другую историю Маер Лина, и она заставила меня призадуматься – так ли уж хочу я привязать к себе фэйри в качестве защитника. Так ли хочу притянуть к своей душе искрящийся холодным пламенем неведомый огонек, который будет рваться на свободу столь яростно и неудержимо, что рано или поздно сожжет нас обоих? Так ли велик мой страх перед тем, что прячется на изнанке тени, чтобы искать колдовского слугу с железным сердцем и ледяной ненавистью к непрошеной хозяйке?

По словам старого бродяги выходило, что когда-то давно, когда мир был еще молод, и волшебные существа, такие как ши-дани и фаэриэ, духи деревьев и лесов, а так же все те, кто жил в сумраке ночи и густых полночных тенях, еще не прятались от людских глаз, а о фэйри никто никогда не слышал, в маленькой северной деревне родился необычный мальчик. Он мог слышать перешептывания ши-дани среди деревьев, понимал язык птиц и зверей и поэтому все дальше и дальше отдалялся от простых людей, которые считали его скорее сумасшедшим выдумщиком, нежели юным волшебником. Мальчик стал юношей и навсегда покинул родной дом, взяв себе имя Маер Лин, которое впоследствии запомнили на многие годы вперед. Но что-то случилось с миром – возможно, волшебные создания почуяли что-то и затаились, возможно, у них случилась война или же они просто устали от человеческого присутствия рядом. Так или иначе, ши-дани один за другим, целыми Дворами уходили в Холмы, куда людям не было ходу большую часть года, а фаэриэ разбрелись по свету, прижившись в далеких и труднодоступных местах.

Магия Маер Лина стала угасать и блекнуть, все чаще и чаще Условие его оставалось не выполненным, и колдовская сила, которой он столь гордился, слабела с каждым днем. Времена были суровые – тогдашний Вортигерн еще только-только был основан, его еще не защищали ни высокая, неприступная крепостная стена, ни множество заклятий, а враги молодого королевства были уже на подходе, стягивая силы с непокорного юга. Король Вортигерна собирал войска для защиты города, но именно тогда Маер Лин пропал.

Его не было десять дней. За это время город оказался в осаде и последние силы уже покидали защитников, когда небо расколола яркая вспышка молнии, и на поле битвы появился Маер Лин во всем своем блеске. Его магия была сильна, как никогда, суровый взгляд разил врагов десятками, земля стонала и раскалывалась глубокими трещинами прямо под ногами у дрогнувшей и начавшей отступление армии противника, а когда все было кончено и городу более ничего не угрожало, Маер Лин вошел в ворота, как герой.

Но вернулся он не один.

С того дня, куда бы он ни направился, за ним тенью следовала невысокая хрупкая девушка в простом сером платье и с пышной гривой пепельных волос, прижатых серебряным венчиком на лбу. Ее голос шелестел, подобно каплям дождя, глаза казались прозрачнее воды в ручье и синее осеннего неба, а губы тонкие, бескровные, всегда были высокомерно поджаты и крайне редко изгибались в улыбке. Сложно было сказать, прекрасна ли дева, которую привел с собой Маер Лин, или же некрасива – столь чужд был ее облик, так не похожа она была на городских женщин.

На этом моменте и начинались расхождения между книжной историей и тем, что мне рассказал Раферти. В книгах говорилась, что спутница и ученица Маер Лина, что отзывалась на имя Ниниан, пробыла в Вортигерне очень долго, пока наконец великий волшебник не почувствовал усталость от мирской жизни и удалился в некое место, зачарованное таким образом, что ни один человек не был в состоянии его отыскать. Ниниан ушла вместе с Маер Лином, и более их никто никогда не видел.

Но в ночь Лугнасада я услышала совсем иную легенду. О том, что Маер Лин, осознав, что сила его убывает, отправился в поисках волшебного создания, которое он сумеет привязать к себе на веки вечные, тем самым обеспечив себе выполнение единственного наложенного на него Условия колдовства. Он искал ши-дани, и нашел ее – сентябрьскую деву озерной воды и прохладного дождя, белых туманов и седых облаков. Он хитростью выманил фею из ее дома на дне небольшого лесного озера, с помощью колдовства связал ее волю и приковал ее дух к своей душе невидимой цепью, которую ши-дани оказалась не в силах разорвать. Нельзя сказать, что озерная фея не пыталась или же что смирилась с участью рабыни, нет. Ниниан пыталась освободиться, поначалу яростно и непримиримо, но вскоре поняла, что не способна сломать свои оковы. Пока – не способна. Человек по имени Маер Лин был силен и хитер, но время – о, время любого рано или поздно согнет к земле и ослабит, и все, что оставалось делать Ниниан – это изображать покорность и просто ждать подходящего момента. И он ей представился – спустя годы, когда Маер Лин постарел, а сознание его утратило остроту и бдительность.

Ниниан усыпила своего хозяина, так и не ставшего ей господином, с помощью особой смеси, подмешанной в горячее вино, а когда тот заснул – вырезала из его груди еще бьющееся сердце и сожгла его в камине. И в тот момент, когда пламя коснулось сердца Маер Лина, связывающие Ниниан чары разрушились, и она оказалась свободна. Озерная дева немедленно покинула Вортигерн и скрылась в одном из Холмов, а те, кто обнаружил великого волшебника поутру убитым в своей постели, предпочли молчать об этом до конца жизни. Тело Маер Лина сожгли тайно, глубокой ночью, пепел захоронили под одной из стен Вортигерна, а глашатаи короля объявили о том, что волшебник устал от людской суеты и удалился на заслуженный покой подальше от чужих глаз. Так он стал величайшей из легенд, а предательство Ниниан так и осталось тайной на долгие годы.

Когда же я спросила Раферти, откуда он знает, что все было именно так, а не иначе, бородач лишь усмехнулся и сказал, что ему удалось повидать ту самую озерную ши-дани, что когда-то предала и убила великого волшебника, и расспросить ее. Та, которую звали Ниниан, до сих пор живет в озере Керрех недалеко от Алгорских Холмов и, как прежде, весьма обижена на людской род. Добра от нее людям ждать не приходится, но и беспричинного зла – тоже. Впрочем, Раферти до сих пор удавалось кого угодно заболтать до полусмерти, поэтому он сумел не только уйти живым и невредимым с берега священного озера, но и пообщаться по душам с ши-дани начала осени. А заодно узнать еще кое-что – оказывается, одному смертному удалось все же растопить холодное сердце озерной девы, и она, сама того не желая, открыла ему тайну, как можно заключить союз с волшебным существом так, чтобы не оказаться впоследствии преданным самым подлым образом в наиболее неподходящий момент. Этот секрет, попавший в руки менестрелю, превратился вначале в балладу, потом в сказку, а вскоре о нем и вовсе могли рассказать едва ли не на любом постоялом дворе. И именно потому, что об этом способе в одно время знали все, кому не лень, и старательно приукрашивали в меру своих талантов, им никто и никогда так и не воспользовался. Самое ценное сокровище, как известно, лучше прятать на виду, чтобы никому и в голову не пришло его прикарманить.

А когда двадцать и один волшебник покидали Вортигерн в поисках нового места для жизни, они случайно прихватили с собой дневник того самого менестреля, где он переложил на строчки баллады секрет, узнанный у Ниниан, ничего не добавляя от себя, кроме, разве что, витиеватого благозвучия. Раферти, которому когда-то давно довелось держать этот дневник в руках, хорошо описал эту небольшую книжицу, а особенно вензель на замочке, и благодаря этому описанию я, как ни странно, нашла эти записки в почти развалившемся переплете, пусть ради этого мне пришлось порядком извозиться в библиотечной пыли.

Я вздохнула, осторожно разгладила кончиками пальцев истрепанные, ломкие страницы, и углубилась в чтение. Кое-где аккуратные строчки оказались размыты, местами заляпаны темными чернильными кляксами, бумага пожелтела от времени, и переворачивать тонкие, шелестящие от малейшего движения, листочки с загнутыми уголками приходилось очень и очень осторожно…

Три круга позволят скрыть присутствие заклинателя от глаз волшебных созданий, три круга – из огня, соли и холодного железа. Они позволят выбрать время и место, незваные гости с сумеречной изнанки тени не осмелятся переступить ни через один из них, а у заклинателя будет шанс на честный поединок с тем, кто превосходит его по силам.

Но это только красиво звучит – «поединок». На самом деле это своего рода игра в догонялки и прятки одновременно – колдовская сила ши-дани против человеческой воли и гибкости разума. И начинается эта игра с момента, как заклинатель вложит всю свою мощь и силу в одно-единственное Заклятие Петли. Почти каждый обремененный Условиями человек знаком с этим простым и легко изучаемым заклинанием – оно позволяет изловить ветер, направить дождевые тучи в сторону полей, ухватить в ладони самую суть огненной стихии и метнуть ее во врага, приподнять кувшин над столом и наполнить чашу. Но почти никто не использует это заклятие для той единственной цели, для которой оно когда-то было создано.

Для проникновения в самую суть волшебного создания, внутрь той обжигающе-горячей искры, что заменяет ши-дани душу.

Заклятие Петли, если вложить в него достаточно сил, способно соединить алую острокрылую птицу человеческой души и мерцающий огонек ши-дани тонким, но прочным мостом, и пока этот мост держится, человек способен отыскать то истинное имя, что дает власть над волшебным созданием.

Но дана будет лишь одна попытка. И есть лишь один шанс на успех – вложить в колдовскую Петлю все доступные силы, снять все щиты и барьеры и надеяться лишь на удачу и собственную волю. Три круга дадут достаточно времени, чтобы заклинатель отыскал нужное имя и назвал его вслух. Если угадает, хрустально-зыбкая связь станет прочнее стального каната и перестанет причинять боль. Она станет тонкой, как шелковая нить, неразрывной, подобно связи души с телом, станет тем самым перекрестком, на котором сольются воедино две дороги жизни – ши-дани и человека. Смешаются и надвое разделятся и колдовская сила, и жизненный срок – но только если на то будет желание обоих.

Если же заклинателя постигнет неудача и связь оборвется, не успев окрепнуть, если озвученное имя окажется неверным… На этот случай надо иметь в рукаве нож или кинжал – он подарит легкую смерть, в отличие от разъяренного ши-дани, который способен растянуть мучения неудачливого заклинателя, осмелившегося посягнуть на его свободу, на долгие-долгие годы…

Я читала, все глубже погружаясь в описание ритуала, подобное которому я действительно не раз и не два встречала в байках и легендах, но никогда не придавала ему значение. Как распознать, что наткнулся на истинное имя, которое звучит изнутри волшебного создания? Как понять, что гудящее в голове слово и есть нужное? Вопросы возникали один за другим, но тонкая книжица не давала на них ответа, только один-единственный совет – держать душу открытой. Истинное имя непременно отзовется, оно всегда отзывается – но распознать его сумеет далеко не каждый. Ши-дани будет стараться запутать, отвлечь, не дать сосредоточится на главном, искать у тебя в душе все то, что позволит ему сбить тебя с правильного направления, упустить суть происходящего. А это – верная смерть для заклинателя. Как и неверно озвученное истинное имя…

Неожиданный грохот заставил меня подскочить на лавке, смахнув со стола не только пару свитков, но и «путевые заметки», которые от удара о пол рассыпались на стопку разрозненных листочков и разлетелись в разные стороны. Я опасливо встала и осторожно выглянула из-за стеллажа с книгами, ежась от неожиданно холодного сквозняка.

– Всего лишь окно, – с явным облегчением вздохнула я, увидев распахнувшуюся оконную створку, которая едва заметно покачивалась на петлях. – И какой умник в такую погоду не закрыл его как следует?

Не переставая бормотать себе под нос, я обошла два ряда деревянных книжных шкафов, полировка на которых уже давно была исцарапана и истерта, подтащила к широкому подоконнику тяжелый табурет и, взобравшись на него, аккуратно закрыла оконную створку. С тихим щелчком вошел в пазы миниатюрный засов, я пару раз подергала за ручку, убедившись, что окно надежно заперто, и вернулась к своему столу в читальном зале.

И сразу же поняла, что помимо меня, в пустынной библиотеке, залитой ярким магическим светом, есть еще кто-то, и это осознание ледяным комом встало в горле, не давая вздохнуть полной грудью.

На полу по-прежнему лежали уроненные со стола свитки – один развернулся, демонстрируя поблекшую со временем гравюру с защитным знаком, который, будучи выбитым на пластинке из холодного железа, оберегал от фэйри, уголок второго виднелся под лавкой. У ножки стола все еще валялась кожаная обложка от дневника менестреля, но вот сами страницы, которые рассыпались по полу при падении, бесследно исчезли.