Е. Прудникова: Итак, насчет корней. Чтобы говорить о коллективизации, надо сперва поговорить о русском сельском хозяйстве, понять, в каком оно было состоянии и как дошло до жизни такой. Например, во время Смуты начала XVII века было один за другим три неурожайных года, практически полностью неурожайных, а смертельный голод начался лишь на третий год. Представляете? Два года практически без урожая, а люди живут, и только на третий год умирать стали.
Д. Пучков: А это у них было попрятано или царь-батюшка приберег?
Е. Прудникова: Это у них не попрятано, а просто лежало в амбарах. Царь-батюшка помогал, монастыри помогали… но при тогдашних средствах сообщения возможности-то были ограничены. И все же люди держались. В начале же XX века один неурожай – и все, полстраны голодает. Это если говорить о массовом голоде, а в индивидуальном порядке множество народу каждый год голодало, и положение постоянно ухудшалось.
Д. Пучков: И как же дошло наше сельское хозяйство до жизни такой?
Е. Прудникова: Виноват в этом в первую очередь царь Алексей Михайлович, которого, не знаю за что, прозвали Тишайшим. Наверное, по иронии судьбы. Почему друга Робина Гуда Маленького Джона назвали Маленьким Джоном? Потому что был двух метров ростом. Думаю, и Алексея Михайловича назвали Тишайшим по той же причине.
Д. Пучков: Наверное, потому что при нем было тихо.
Е. Прудникова: Да, очень тихо, почти как при Ленине. Один церковный раскол чего стоит!
Но давайте заглянем еще на век назад. Был такой царь Иван Четвертый, по прозвищу Грозный, мужик хитрый, не зря его Сталин любил. Он опирался на дворян против бояр, а на народ против элиты. Поэтому ему народ обижать было не с руки. Кстати, именно он окоротил аристократию, и он же ввел земское самоуправление, которое спасло страну в Смуту. Кузьма Минин ведь был земским старостой и ополчение собирал, пользуясь именно этим механизмом… Вообще, Грозный много интересных вещей ввел, и все больше в интересах государства – не зря его российские историки, державшие руку правящего класса, так не любили.
Но, к сожалению, на сыне Грозного Федоре династия прервалась, и на престол полезли бояре: сперва Годунов, потом Шуйский, и в итоге закрепились Романовы. А боярам боярские интересы ближе – своя рубашка, знаете ли… Короче говоря, землевладельцы на престол влезли и начали гнуть линию, нужную землевладельцам. При Михаиле Федоровиче все еще прилично было, а при Алексее Михайловиче понеслось!
Ведь как раньше все было устроено? Часть земель находилась в вотчинной собственности у бояр. А прочие земли были поместные, то есть сидели на них в общем-то свободные мужики, лично свободные, хотя и прикрепленные к земле, – так в то время каждый человек был к чему-то прикреплен. А уж землю давали в кормление за государеву службу. Отслужил – изволь вернуть, выгнали – изволь вернуть. Могли дать землицу как пенсию. Например, убили твоего мужа на войне, и дают тебе, как вдове, поместьице. Так и называлось: по месту, поместье. А какой самый большой интерес у помещика? Естественно, сделать так, чтобы то, что ему дали, стало его полной собственностью и наследникам отошло. Вот этого они и стали добиваться. Ну и, как говорили классики нашей фантастики, зачем им земли без крепостных? И пошел процесс, потихонечку так, медленно-медленно.
Я искала момент, когда крестьян закабалили, – и не нашла. Не было такого, все делалось ползучим образом. То помещик какое-нибудь право получал – например, мог сослать крестьянина в Сибирь самолично, без царского суда. То крестьянам запретили жалобы царю подавать. Всем сословиям можно было, а им нельзя. И к петровским временам потихонечку, полегонечку помещики получили и поместья, и людей. Причем поместья получили отдельно, а людей – отдельно. И в этом некоторая хитрость нашей исторической науки. Потому что любой человек, окончивший советскую школу, знает, что когда люди принадлежат человеку сами по себе – это как называется?
Д. Пучков: Рабовладение.
Е. Прудникова: Вот именно. Оно-то у нас и было, а никакое не крепостное право. Крепостное право было у так называемых государственных крестьян. Царь Петр как-то утром проснулся, глаза протер, посмотрел: а что это у меня какие-то вольные землепашцы по краям империи сидят? А давайте-ка я их прикреплю к земле. Взял и прикрепил, назвал государственными крестьянами. Им-то самим не все ли равно? Они как подати платили, так и платят. Поняли они все несколько позже. Потому что вольного хлебопашца царица Екатерина своему аманту за постельные утехи или за военные победы подарить не может, прав таких не имеет. А государственного крестьянина – да запросто! И вот берет она десяток деревенек с людьми, которые еще вчера были вольными, и дарит. А другому нужны крестьяне для работы на заводе, она берет опять десяток деревенек и дает ему: вот тебе люди, пользуйся.
Но все ж таки у государственных крестьян положение было в целом неплохое. Сидели они на своей земле, платили подушную подать, оброк за землю и все такое прочее, в остальном их особо не трогали. Это касается крестьян государственных, монастырских, удельных, то есть принадлежащих царской фамилии. Однако было у нас очень много крестьян помещичьих. А что это такое? Ну, то, что помещик мог крестьянина купить, продать, подарить, отобрать ребенка и продать, если денег на конфеты не хватало, – это мы все знаем. Но были и другие нюансы.
Я как раз на днях стала читать книжечку под названием «Сословное устройство Российской империи». И нашла там замечательные штуки. Например: в классическом рабстве, если раб у хозяина, он же подати не платит, правильно? Хозяин за него платит, хозяин дает кормежку, все, что ему надо. А у нас смотрите, как хитро устроено. С одной стороны, крестьянин был в рабстве у хозяина, его собственностью. А с другой стороны, подать он платил, несмотря на то, что был рабом. А податей этих было… Подушная, налог на общегосударственные нужды, на почту, на земскую полицию, на дороги, на содержание арестантов, на содержание местного управления, дорожного управления. Натуральные подати: постойная, подводная, провиантская, строительная, еще рекрутов давать надо. А за тех, кого в рекруты сдали, оказывается, подати продолжали платить. И с кормежкой у нас хитро было повернуто: хозяин, вместе того чтобы давать рабу еду, одежду и прочее, дает ему клочок земли на пропитание. Расти там себе хлебушек, живи, как можешь. А за это пользование землей ты на меня должен еще барщину отработать. Только царь Павел ограничил барщину тремя днями, и то законодательно, а по уездам кто исполнение закона проверять будет? Правильно! Где царь и где уезд?
То есть: ты раб, продать тебя могут, подати ты платишь, на хозяина работаешь, еще и себя должен как-то при этом кормить. Это уже даже и не рабство, это вообще не знаю, что такое.
Д. Пучков: Золотая была эпоха.
Е. Прудникова: Кому как. Кому золото, а кому изнанка. Теперь можно поговорить и о сельском хозяйстве. Что нужно для того, чтобы развивалось сельское хозяйство?
Д. Пучков: Ну, наверное, земля хорошая, климат приятный.
Е. Прудникова: У нас были и земля, и климат. Главное, что нужно для сельского хозяйства, – это сельский хозяин. То есть человек, которому это надо. Он на этой земле работает, он с нее доход получает, он в нее деньги вкладывает, ему все это потом возвращается.
Д. Пучков: В основном, как мне кажется, в тех условиях они не могли вырастить достаточно много. Все было плохо: культур не было, методов обработки не было. Соответственно и урожаев…
Е. Прудникова: В Европе почему-то все было!
Д. Пучков: Там климат другой.
Е. Прудникова: При чем тут климат?
Д. Пучков: Ну как можно сравнивать юг Франции или Италию и Новгородскую губернию?
Е. Прудникова: Давайте мы Новгородскую губернию сравним с Германией, а Италию с Доном или Кубанью. На Кубани еще лучше, чем в Италии, урожаи. Страна-то у нас большая. Тем более настоящий хозяин – он вырастит урожай в любом климате, на любой почве. На острове Валаам в Ладожском озере монахи дыни в открытом грунте растили. Просто Европа – она шла от крепостного права к капитализму. Капитализм тоже сильно не райские кущи, но он тогда поощрял людей к тому, чтобы становиться хозяевами и стремиться получать доход. А у нас была петля обратного времени, у нас от крепостного права пошли к рабству. И кто в таком случае сельский хозяин?
Д. Пучков: Помещик?
Е. Прудникова: Помещику не до хозяйства, он на государевой службе. Земли свои он бросил на управителя, а управителю что надо? Ему надо хозяину деньги вовремя отсылать, ну и себя при этом не забыть. Чтобы хозяйство развивалось, в него надо деньги вкладывать. А хозяин из Петербурга пишет: дошло до меня, что ты там мужикам деньжонок на хороших лошадей даешь? Это еще что за самоуправство! У меня тут карточный долг 40 тысяч, а ты на лапотников мои денежки переводишь! Потом подоспел указ о вольностях дворянских, так что помещик мог уже и не служить. И тут, как по заказу, «золотой век» – Петергофы, Версали, кринолины. Знать развлекалась напропалую, прочие тянулись за знатью, и так до самого последнего уезда. У царицы три тысячи платьев, а у жены предводителя дворянства хотя бы тридцать-то должно быть? И дом надо, и лошадей породистых, и прочие элементы красивой жизни… Помещик покрупнее, со средствами, живет в городе – помните, в школе стихи учили: «Барина все нету, барин все не едет…» А если в городе жить не по средствам, то чем он занят в поместье? Устройством красивой жизни в уездном масштабе. Дивная есть книжка, мемуары Елизаветы Водовозовой. Автор выросла в небольшом поместье в Смоленской губернии и описывает свои детские впечатления. У них в семье было семнадцать детей, жили они в уездном городе, папа служил и на доходы от службы содержал дом, детей, заводил домашний театр, ну и деревенька там что-то капала. А потом пришла холера. Папа умер, двенадцать из семнадцати детей умерли, мама осталась с пятью детьми, жалованья нет, жить не на что. Пришлось перебираться в деревеньку. На управителя средств нет, так что мама от отчаяния стала сама ездить по полям, наблюдать за работами. В сельском хозяйстве она не сильно разбиралась, но хотя бы крестьян пинала, чтобы работали, не отлынивали. С деревеньки своей они кое-как и кормились.
Был у маменьки двоюродный брат, генерал, проживал в Питере, хозяйство брошено на немца-управителя, который крестьян довел до полного разорения. У тех ни скота, ни хлеба, дети мрут, да еще и право первой ночи, сволочь, ввел.
Д. Пучков: Ну, то есть немец наживает деньги и развлекается.
Е. Прудникова: Да, а если девка ему не дает, так он ее на цепь сажает, как собаку.
Д. Пучков: Молодец какой!
Е. Прудникова: Но денежки в Питер немец отсылал исправно, да и себя не забывал, а на завтрашний день имения ему было плевать, он не хозяин, он управитель. И вот маменька, значит, в один прекрасный день встала, а у нее крестьяне двоюродного брата в количестве нескольких десятков человек под дождем на коленях во дворе стоят: защити, мол, матушка. Матушка дело проверила, в Питер отписала, немца прогнали, стали хозяйство восстанавливать. Не знаю уж, когда генерал снова начал с имения деньги получать. Если бы не сестрица, то еще несколько лет – и мог бы вообще с хозяйством попрощаться.
О проекте
О подписке