Глава 2

От волнения Надя не могла заснуть почти всю ночь и выпила столько успокоительных, что умудрилась не услышать громко верещащий будильник, который каждое буднее утро в половине седьмого будил даже соседей. Зато она вскочила, как ошпаренная, когда почувствовала лёгкий толчок в плечо и сердитый детский голосок.

– Тётя Надя, просыпайся, а то мы в школу опоздаем.

– Дианка? – Надя потрясла головой, стряхивая с себя остатки сна, после чего сгребла племянницу в охапку и прижала к груди. – Радость моя, как ты меня напугала!

– Ты меня задушишь, – прохрипела, вырываясь, девочка.

Надя ослабила объятия и заглянула Диане в глаза.

– Где ты была?

– Тебе кошмар приснился что ли? – нахмурилась Диана. – Вставай, урок уже скоро начнётся. Мы так не успеем же.

Надя бросила взгляд на настенные часы, которые показывали начало девятого, и непонимающе сдвинула брови над переносицей. Она попыталась вспомнить события предыдущего дня, но память наотрез отказывалась помогать ей в этом. С утра она отвела Дианку в школу, потом зашла в магазин, дома приготовила обед и к часу дня пошла забирать племянницу с уроков, а дальше воспоминания являли собой обрывчатую туманную неразбериху, в которой периодически мелькало лицо сестры.

– Ну вставай уже! – Диана нетерпеливо потянула тётку за руку. – Мне ещё косички надо заплести.

– Ага… – неуверенно протянула Надя, опуская ноги на холодный линолеум пола. – Что-то я как-то странно себя чувствую…

– У тебя голова вчера болела сильно-сильно, – сообщила Диана. – И ты лекарств много выпила. Я что, дома сегодня останусь? В школу не пойду?

– Эм-м-м…

Надя тщетно пыталась собрать в кучку разбегающиеся мысли, но с каждой минутой всё больше приходила к выводу, что ей и правда приснился кошмарный сон, навеянный лекарственным дурманом. Если Дианку похитили, то как она оказалась утром дома? Дверь-то входная закрыта была. И зачем кому-то надо её похищать? Нет, не кому-то даже, а давно умершему отцу! Ну бред же. Ещё и голова кружилась так, что перед глазами плыли оранжевые пятна.

– Малыш, я, кажется, не смогу…

– А можно я сама в школу пойду? – обрадовалась Дианка. – Тут недалеко совсем же. Через двор только перейти и через пешеходный переход. Я знаю, что надо переходить, когда зелёный человечек загорится. Ты мне косички заплети только, ладно?

– Нет, – покачала тяжёлой головой Надя. – Сама ты точно никуда не пойдёшь. Я сейчас позвоню Наталье Павловне и скажу, что ты сегодня дома останешься.

Диана сникла, демонстративно опустила свои худенькие плечики, шмыгнула носом и поплелась в соседнюю комнату переодеваться из школьной одежды в домашнюю. Надя нашарила под подушкой свой старенький кнопочный мобильник и вспомнила, что вроде бы накануне к ней приходил следователь, и она записывала в телефон его номер. Перелистала контакты – ничего подобного нет. «Как же его звали, следователя этого?» – вяло протекла в голове мысль, пока большой палец жал на кнопки, листая записную книжку до номера Дианкиной учительницы.

Вспомнить имя следователя так и не удалось, да и внешность его в памяти не сохранилась, поэтому Надя решила не мучить себя и признать, что всё якобы пережитое ею накануне было просто сном. Будь это реальностью, она бы помнила намного больше, а сны обычно забываются сразу же, как только проснёшься. Вот и этот забылся, оставив после себя лишь подсознательное чувство тревоги и ощущение неправильности происходящего.

Позвонила учительнице и, чувствуя себя полной дурой, спросила, кто вчера забирал Дианку из школы. Наталья Павловна удивлённо ответила: «Вы», и Наде показалось, что голос учителя прозвучал как-то не слишком уверенно.

Позвонила Вере, и та сказала, что вчера отпросилась с работы после Надиного звонка, но не помнит, по какой именно причине, и что было дальше. Вроде бы она заезжала к ним с Дианкой в гости, но это не факт.

– Давление подскочило, я лекарств наглоталась, поэтому в башке теперь полная муть. И на работу не пошла сегодня, потому что не в состоянии, – пожаловалась сестре Вера. – Магнитные бури, наверное. Ну или нас всех после смерти Тони наконец-то трухануло основательно. Не могла же она просто так уйти, что-то должно было случиться. Кстати, Таська тоже никакущая. Она вот прям перед тобой мне звонила. Лежит пластом с больной башкой, а Стасик её похмельем мается, но из дому выйти до магазина боится, потому что там у них прямо под окнами ночью мужик какой-то в своей машине умер. Менты понаехали, вот Стас и нервничает. А к ним всё равно ведь придут свидетелей искать. Ладно, Надюш, давай закругляться, а то у меня каждое слово в голове звоном отдаётся. Держись там и не психуй попусту. Нормально всё, прорвёмся. Как очухаюсь маленько, в церковь за святой водой схожу и приеду к вам. Точно от Тоньки это всё, обидели мы её крепко. До сорокового дня теперь что угодно может случиться.

Обидели, да. Тоня ещё месяц назад позвонила брату и сёстрам – сообщила, что умирает, назвала точную дату своей смерти и каждого попросила позаботиться о Дианке. Ладно бы далеко жили, а то ведь в одном городе все, без пересадок автобусом доехать можно. У Таськи зависть, у Веры работа, у Василия неадекватные тараканы в голове, а Надя просто не хотела видеть, как сестра мучается. Никто из них не нашёл в себе сил и желания приехать и хотя бы морально поддержать Тоню. Всем было жалко маленькую Дианку, но каждый надеялся, что ответственность за неё взвалит на себя кто-нибудь другой. В итоге Надя приехала первой – в озвученный Тоней день. Тело сестры уже остыло, а Дианка лежала рядом, свернувшись калачиком и устремив в пустоту невидящий взгляд. Остальные приехали только на похороны. На такое любой бы обиделся, а Тоня ведьмой была. Вера права – от неё и после смерти чего угодно ждать можно.

– Диан! Принеси воды, пожалуйста! – крикнула Надя, чувствуя, что сама до кухни не доберётся.

– Сейчас принесу! – отозвалась девочка из соседней комнаты и побежала в кухню.

«Хорошо детям, у них психика гибкая», – подумала Надя и снова попыталась припомнить детали приснившегося ей кошмара о похищении племянницы, но ничего не вышло – с каждой минутой воспоминаний становилось всё меньше, будто кто-то методично стирал из памяти всё лишнее и ненужное.

* * *

В кабинете начальника Следственного отдела города Бугрянска стояла гробовая тишина, потому что в это утро полковник Тараскин был особенно мрачен. Обведя подчинённых убийственным взглядом, он налил себе воды, бросил в стакан таблетку шипучего аспирина и приложил холодную посудину ко лбу в ожидании, когда лекарство растворится, и его наконец-то можно будет выпить.

– Кто-нибудь может объяснить мне, что за чертовщина у нас творится? А? – Тараскин болезненно поморщился, потому что голова у него трещала хуже, чем с похмелья.

– Это сезонный вирус, вы бы себя поберегли, Глеб Петрович, – подал голос Руслан Амелин, который работал в отделе не слишком давно, и поэтому не знал, что за подобные советы начальству можно схлопотать по шапке.

– Засунь этот вирус себе знаешь куда… – скрипнул зубами Тараскин, но на полноценный приступ гнева у него не хватило сил. – Где Каменцов?

– Он тоже заболел, – отозвался Амелин. – Говорю же, что вирус ходит. У меня вот тоже мозги не на месте с самого утра, будто их кто-то ложкой перемешал.

– Они у тебя всегда такие, – Тараскин отхлебнул из стакана целительную жидкость и устало прикрыл глаза. – У меня к вам всего один вопрос, ребят. Почему из области у меня требуют отчёт о том, как продвигаются поиски несовершеннолетней Дианы Сивковой, а я даже не знаю, о чём идёт речь? Амелин, ты с Гридиным вчера работал. Может, прояснишь ситуацию?

– Я вторую половину вчерашнего дня вообще плохо помню, Глеб Петрович, честно, – замотал головой Руслан. – Температура, наверное, была. Всё в тумане каком-то, обрывками. Вроде бы видел документы у Лёни на столе. И он меня куда-то зачем-то отправлял, но я адрес не записывал, а сейчас даже вспомнить его не могу. Вроде как даже ездил куда-то…

– Вот и у меня всё «вроде бы» и «вроде как», – недовольно нахмурился Тараскин. – Может, и правда вирус… А зачем Гридин дело четырёхлетней давности о самоубийстве Александра Сивкова из архива запросил, тоже никто не знает?

Присутствующие, которых было всего трое, отрицательно покачали головами, и из уст полковника вырвался звук, прозвучавший одновременно и как вздох, и как ругательство.

– Заявления о пропаже ребёнка нет, дела нет, никто ничего не знает или не помнит… Бред какой-то. Ладно, идите работайте, сыщики хреновы. Руслан, а ты узнай, что там за проблема с этой Сивковой. Может, ложная информация, а в области, как обычно, перебдить решили. Доложишь мне лично. Всё, все свободны. И решите там, кто будет деньги на похороны Лёни собирать. Скажете потом. А я, пожалуй, в поликлинику всё-таки. Не нравится мне это всё.

Будучи человеком исполнительным, Руслан Амелин умудрился справиться с поставленной задачей раньше, чем Тараскин покинул здание Следственного отдела. Диана Сивкова дома и, со слов тётки, никуда не исчезала. Шеф даже не похвалил его за оперативность, потому что загадок от этого доклада стало только больше. Буквально за пару минут до доклада Амелина Тараскин получил информацию о имеющейся в наличии записи телефонного звонка в полицию – тётка Дианы действительно заявляла о похищении ребёнка. Был выезд на место, после которого не осталось ни одного протокола или отчёта, а те сотрудники, которые выезжали в школу, тоже заболели странной сезонной хворью, отбивающей память. Тараскин связался по телефону с директором школы, но также услышал в ответ только «вроде бы» и «вроде как».

С одной стороны, девочка дома, и это хорошо – можно доложить в область, что руководство управления непонятно с какой целью ввели в заблуждение относительно её похищения. С другой… Такого бардака за все годы, которые Тараскин руководил Следственным отделом города Бугрянска, не было ни разу. Всех, кто так или иначе касался дела об исчезновении Дианы Сивковой, внезапно поразил загадочный избирательно-амнезийный вирус. Документы испарились, а пышущий здоровьем следователь Гридин просто взял и умер в одно мгновение от внезапной остановки сердца. Причём так умер, что после своей смерти ещё и на работу посреди ночи зачем-то приходил. Просто мистика какая-то! А мистику полковник не любил особенно, потому что предпочитал работать с тем, чему есть логичное объяснение.

* * *

– Надюш, Вася умер.

– Как умер?

Надя села на постели и уставилась на часы, которые показывали без пяти минут полдень. Головокружение прошло, но мысли всё равно разбегались в разные стороны, и сосредоточиться на какой-то одной из них не получалось. Вася умер… Переложив телефон в левую руку, потому что правая за время сна затекла, Надя нахмурилась.

– Вера? Алло… Ты чего молчишь?

Из аппарата послышался всхлип. Вера плакала, хотя особой любви к брату никогда не испытывала.

– Он вчера опять напился до чёртиков, Надь. Соседи говорят, что с похорон не просыхал. А ночью открыл настежь окно и… Если б в палисадник, а то головой прямо на бордюр.

– А почему ты мне утром ничего не сказала?

– Так не знала же. Мне Фима, соседка его, только два часа назад позвонила. Она сама-то в ночную смену работала, а как домой вернулась, так сразу и… Больше ни у кого наших номеров нет же, а Васька свой телефон раздавил чем-то. Тут у него такое в квартире творится… Менты по соседям контакты родственников спрашивали, так что я к ним сейчас поеду. А ты дома сиди, мож к тебе приедут тоже, если как-то адрес найдут. Как себя чувствуешь-то?

– Да теперь даже и не знаю… – растерянно пробормотала Надя.

– Ну ты держись там, Надюш. С похоронами разберёмся, у меня есть сбережения кое-какие. Давай, пока.

– Ага, давай.

Экран телефона засветился и погас, сообщая о завершении разговора, и Надя тупо уставилась прямо перед собой, пытаясь усвоить услышанное. Только в субботу Тоню похоронили, два дня всего прошло, и тут очередной удар. Вася… Он, конечно, чокнутый был, но не настолько, чтобы в окно с шестого этажа выходить. Хотя… У отца ведь тоже крыша на почве пьянства поехала, и не факт, что это не наследственное.

Надя не плакала, потому что мозг наотрез отказывался принимать информацию о смерти брата. А ещё потому, что тёплых отношений между ними не было даже в детстве. Васька – псих. Все сёстры, кроме Веры, старались держаться от него подальше, да он и сам никогда не проявлял ни братской любви, ни желания общаться. Беззлобный, безвредный… Единственным его недостатком были постоянные ночные кошмары и периодические галлюцинации, но этого оказалось достаточно, чтобы парень стал изгоем в собственной семье.

После смерти родителей, когда Тоня и Надя угодили в детдом, Василий навестил их всего один раз – почти сразу после выписки из психдиспансера. Сказал, что уезжает из города и не сможет больше прийти, но на самом деле никуда не уехал. Ему просто было очень тяжело воспринимать всё, как свершившийся факт. Вера тогда получила срок, а Тоне через два года исполнилось восемнадцать, и она тоже покинула Надю. За следующие три года Надя видела своих близких всего два или три раза, но о причинах такого отторжения никого и никогда не спрашивала. Тася – вообще отдельный разговор. Семья Былиных развалилась, каждый стал сам по себе, и только спустя несколько лет между ними снова появилась какая-никакая, но связь – благодаря именно Васе, которому однажды взбрело в голову, что так жить нельзя, и нужно восстанавливать отношения.

Они были разными и чужими друг другу. У каждого была своя жизнь. Вере как-то удалось отсудить у бывшего мужа половину квартиры в центре города, которую в итоге они разменяли на две однокомнатных на окраине. Вася ещё до трагедии получил своё жильё в наследство от бабушки – единственного человека, который любил его, невзирая ни на что. Тоня после детдома пыталась ужиться с Тасей в хибаре родителей, но в итоге съехала на съёмное жильё, а потом вышла замуж. А Надя… Надя влюбилась в женатого мужчину, который помог ей получить комнату в общежитии, но у этих отношений не было перспектив. Если бы не внезапное озарение Васи, все они так и жили бы в разных частях одного города, не интересуясь судьбой друг друга. А теперь Васи нет.

– Ты проснулась! – Дианка прошмыгнула в комнату, забралась на кровать и обняла Надю за шею. – Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, – Надя вяло улыбнулась и погладила племянницу по руке. – Кушать хочешь?

– Я делала себе чай и бутерброд, – сообщила Дианка, заглянула тётке в лицо и нахмурилась. – Почему ты плачешь? У тебя опять голова болит?

– Плачу? – удивилась Надя и почувствовала щекотную влагу ползущей вниз по щеке слезы. – Нет, просто глаза слезятся. Включи чайник, пожалуйста.

Дианка убежала в кухню выполнять поручение, а Надя сделала глубокий вдох и заставила себя думать о том, что она взяла всего неделю отпуска, в течение которого нужно успеть собрать все справки для оформления опеки над племянницей и сходить к нотариусу по поводу наследства. И проститься с Васей, хотя об этом младшая Былина предпочла бы не думать вовсе.