Греция, 2016
– Гаврилов был прав, – сказал Бабкин.
Он выглядел даже более измученным, чем Илюшин. Они с Яном успели побеседовать почти со всеми обитателями гостиницы, не считая персонала и пары англичан, ранним утром уехавших на экскурсию.
– Она действительно как сквозь землю провалилась. Если только кто-то из них не врет.
Илюшин рассеянно кивнул.
– Ты слышал, что я сказал? – спросил Бабкин, стараясь подавить нарастающую злость.
Последние три часа он провел в разговорах с людьми, искренне желавшими ему помочь. Это стремление в сочетании с их полной неосведомленностью вылилось в эффект благожелательного роя трутней: никто не способен был принести пыльцу, но гул стоял знатный.
В другое время Сергей проявил бы терпение. Происшествие действительно было из ряда вон выходящим. Неудивительно, что все возбуждены.
К тому же он знал: даже простой любопытствующий может, сам того не подозревая, оказаться прекрасным свидетелем. Люди часто не отдают себе отчета в том, что они видят. Отель небольшой, постояльцев немного, все приглядываются друг к другу… Его работа заключалась в том, чтобы сунуть палочку в бак, где летают почти невидимые полупрозрачные нити сплетен, и вытащить наружу плотный ком сахарной ваты. Факты!
И где они?
Фактов не было.
«Она ни с кем особенно не общалась. Только здоровалась и улыбалась».
«Очень милая женщина с огромным фотоаппаратом – я все время думал, как ей тяжело его таскать».
«Уверена, она просто решила остаться в Греции и сбежала. Здесь такие красивые мужчины! Ваши русские мужья не очень внимательны к женам».
Выслушав двадцать подобных версий, Бабкин начал свирепеть. Все эти доброжелательные люди откусывали по кусочку от его времени и сил, ничего не давая взамен.
Пара новобрачных, для которых Ольга делала праздничную фотосессию, улетела две недели назад. Сергей разузнал их номер и позвонил очень удивленным ребятам в Москву, но и те не смогли пролить свет на исчезновение. С Гавриловой они познакомились в социальных сетях. Списались, встретились, понравились друг другу – и забронировали номера в одном отеле.
– Подождите, она должна прислать нам обработанные фотографии! – озабоченно сказала юная жена. – Как же теперь нам быть? Знаете, это очень нехорошо с ее стороны!
Этот рефрен Бабкину уже изрядно надоел. Да, Гаврилова поступила нехорошо. Так же нехорошо, как редакторы, помещающие в журналах кроссворды без ответов на последней странице.
Лучше всего это сформулировала сухопарая немецкая старуха в красной бейсболке.
– Так все-таки бедняжка умерла? – требовательно спросила она у Сергея.
Бабкин ответил, что именно это он и пытается выяснить.
Немка осуждающе покачала головой.
– Знаете, в моем возрасте уже хочется определенности.
– Ян, спроси, что она имеет в виду.
Та устремила на Сергея недовольный взгляд.
– Хотелось бы услышать финал этой истории до того, как я сама отброшу копыта.
Ее слова стали последней каплей. «Устроили, понимаешь, развлечение!» – рычал про себя Бабкин, возвращаясь в номер.
Его ждал еще один удар.
Зайдя в холл, он увидел себя издалека в большом зеркале – громадную нелепую фигуру в красных пятнах, выглядевшую так, словно его закидали помидорами. Чертова рубашка!
А теперь и Макар не слушает его отчет.
– Ян, где здесь можно купить одежду? Нужна рубаха.
– Э-э-э… В городе. Два часа езды. У вас нет другой, да?
От сочувствия, выразившегося на лице мальчишки, Бабкину захотелось его придушить.
– Жена чемодан собирала.
Красноречивая ухмылка дала понять, что думает Ян о мужчинах, которым жены собирают вещи в поездку, и о мужьях, которые доверяют такое ответственное дело женщинам.
– Мне нужно еще раз осмотреть номер Гавриловых, – внезапно сказал Макар. – Ян, ты с нами.
В комнате вопреки заявленному намерению Илюшин не стал ничего искать. Он сразу подошел к окну.
Петр Гаврилов мутным взглядом следил за ним из кресла. Возле его босых ног стояла пустая банка колы, но Бабкин заподозрил, что их клиент все-таки достает спиртное, несмотря на запрет.
– Ян, что это за дом?
– Где?
Илюшин обернулся так резко, что юноша отшатнулся.
– А вот это сейчас был очень плохой вопрос, – сказал Макар, не сводя с него глаз. – Из этого номера виден один-единственный дом. Для начала, других в округе просто нет.
– В нашей деревне сто пятьдесят восемь домов…
– Деревню отсюда не видно, – оборвал его Илюшин. – И ты не можешь об этом не знать. Кто там живет?
– Андреас Димитракис. – Кажется, Ян обиделся. – У него жена и дети. И две козы.
– Кто он такой?
– Рыбак. И еще выращивает на продажу фрукты всякие, овощи, маслины… Как все у нас. Хозяйство ведет, оно у него большое. Роза домом занимается.
– Черная, тощая?
– Вы ее видели?
Яну не удалось скрыть встревоженность.
– Допустим, видел, – медленно сказал Илюшин. – А что?
Парень покачал головой.
– Ян!
– Они странные, – выдавил тот после долгой паузы. – Я у Андреаса рыбу покупаю для кухни. И помидоры. Не знаю… Странные.
Больше Илюшину не удалось ничего добиться.
– А ведь она ради него сюда приехала! – внезапно сообщил Гаврилов гнусавым ноющим голосом. – Ради этой поганой горелой хаты!
– В каком смысле? – изумился Макар.
– На фотке увидела, еще в Москве. На каких-то стоковых своих фотосайтах. Какое, говорит, великолепное уродство! Торчит, говорит, как стервятник на цветущей акации! Поехали, говорит, туда! И бры… бро… брачующихся своих уговорила на этот дрянной отель, три звезды, гуляй, рванина! Потому что ей вте-мя-ши-лось! – Он постучал согнутым пальцем по лбу.
– Она его фотографировала? – вмешался Сергей. – Почему ты раньше молчал?
Гаврилов широким презрительным жестом отмел не только вопрос, но, кажется, и сам факт существования Бабкина.
– Там забор, – сказал он, обращаясь к Макару. – Ничего не видать. А дом – ну, самый обычный дом, только обгорелый. Лажа! Соображаешь? Кидалово! Ты за ней тащишься в эту проклятую дыру, где даже пожрать нечего… Лишь бы девочка радовалась! А тут – бац, облом! Но ничего, она и без дома нашла себе… развлечений…
– Каких развлечений? – вкрадчиво спросил Илюшин.
Гаврилов запрокинул голову на спинку кресла, отвесил нижнюю челюсть с неровным рядом желтых зубов, и откуда-то из глубины его обмякшей туши вырвался на поверхность звериный храп.
– Слушай, а нам аванс уже перевели, да? – с тоской спросил Бабкин. – Может, вернем?
Илюшин не ответил. Не обращая внимания на спящего Гаврилова, он взял с подоконника бинокль и приложил к глазам.
– Ого!
– Ты чего?
Макар уставился на окуляры:
– Вот это техника…
– Покажи-ка!
Бабкин забрал у него бинокль, подкрутил колесико фокусировки, и расплывчатое черно-синее пятно вдруг раздробилось на неестественно четкие фрагменты и собралось снова, теперь уже в цельную картину.
Сергей восхищенно присвистнул.
Дом, о котором твердил Илюшин, оказался облицован тусклым темно-коричневым камнем с явными пятнами сажи, – похоже, первый этаж когда-то горел и никто не позаботился уничтожить следы пожара. Из плоской крыши торчали арматурные прутья, в углу виднелся объемный бак. Окна были наглухо закрыты ставнями.
– Дай сюда! – потребовал Макар.
Бабкин молча отмахнулся. Дом не показался ему интересным, но завораживала сама возможность молниеносно перенестись из комнаты отеля в чужой быт. Казалось, протяни руку – и дотронешься до забора.
На скамейке сидела пожилая женщина в платке, перед которой стояли две миски: она зачерпывала что-то из одной и пересыпала в другую. По двору бродила коза; поискав, Сергей нашел и вторую, дремавшую под раскидистым деревом.
– Серега! Отдай!
– Да сейчас, сейчас! Вуайерист хренов…
Он сфокусировался на лице старухи, некоторое время рассматривал его, а потом протянул бинокль Макару.
– Сколько здесь по прямой, как думаешь?
– Километра два, не меньше.
– Нефигово пробивает. Тяжеленный, правда, собака!
– Я говорил, она за птицами охотилась, – укоризненно бубнил сзади Ян. – Искала, где они гнездятся, а потом с камерой забиралась туда. У нее ноги были расцарапаны из-за этого. И синяки.
– Я там кое-что заметил… – Илюшин обшаривал взглядом окрестности. – Нет, отсюда не видно, деревья закрывают.
– А что?
– Какой-то летний домик, похоже. Я сначала решил, что сарай, но потом солнце отразилось от стекла… Скорее всего, окно распахнулось от ветра. Зачем в сарае окно?
О проекте
О подписке