Большую черную машину Робертино высмотрел с забора, по которому неторопливо прогуливался в ожидании чего-нибудь особенного. Роскошные машины тут, на окраине, где дорогой курорт окончательно сдавал позиции, превращаясь в трущобы, появлялись нечасто.

Робертино заинтересованно сверкнул глазами.

Поваляться в густой тени под теплым автомобильным брюхом – это могло стать новым удовольствием для кота, чьим транспортным средством обычно бывала пластмассовая корзина-перевозка.

Дождавшись, пока машина остановится и заглушит двигатель, Робертино мягко спрыгнул с забора, вдумчиво обнюхал колесо и улегся вблизи него, совершенно неразличимый в тени.

– Ма-мо-ля! Ма-мо-ля! – скандировал знакомый голос.

Звучал он, вроде, бодро, с легким нетерпением.

Таким же голосом Димка обычно призывал Ольгу, стоя у подножия лестницы в холле или в саду под окном. За призывом, как правило, следовала просьба спустить ему с третьего этажа какую-нибудь забытую мелочь вроде ручки или линейки. Для спуска применялись парашют, планер или радиоуправляемый вертолет собственноручной Димкиной сборки. Младший Громов был фанатом авиамоделизма и не упускал ни единой возможности опробовать свои аппараты в действии.

В общем, в домашней обстановке эти детские крики встревожить «мамолю» не могли, максимум – раздосадовать. Но ведь блондинчик предположил, что ее ребенок потерялся! И, хотя Оле трудно было представить, каким образом мальчик, от порога до порога сопровождаемый профессиональным охранником, мог потеряться, она все-таки разволновалась.

Призывные крики «Мамоля, мамоля!» доносились из большой черной машины, с великолепным пренебрежением к нуждам пешеходов припаркованной поперек тротуара, да еще и с приоткрытыми дверцами.

«Должно быть, автомобиль без кондиционера», – машинально подумала рассудительная Ольга Пална.

Обязательную борьбу с южным солнцем владелец транспортного средства повел неграмотно и лениво, ограничившись тем, что густо затонировал стекла.

На бегу присматриваясь к потемкам автомобильного салона, Ольга прищурилась и… споткнулась.

– Ку-да! – вовремя подхватил ее, заваливающуюся на бок, одинокий курильщик у забора.

– Простите, – автоматически извинилась Оля, нетерпеливо выдергивая локоть из мягкого захвата.

Галантный кавалер падучую даму не удерживал, наоборот, подтолкнул ее в нужном направлении – к автомобилю.

Заранее пригибаясь, Оля потянула на себя дверцу, но взглядом внутрь не ограничилась, с разбегу сунулась в салон до пояса. Нижняя ее половина при этом осталась за бортом, но ненадолго.

Неожиданно сильный толчок в поясницу забросил ее в машину целиком – и опять ненадолго!

Обожженная кожа болезненно реагировала даже на прикосновение невесомой марлевой кофточки, а уж от плотного контакта с крепкими мозолистыми руками Ольгу Павловну тряхнуло, как от удара током.

Это действительно было больно!

Оля взвыла и, спешно уводя свои чувствительные тылы от соприкосновения с грубой реальностью в виде чужих рук, непроизвольно рванулась вперед. Сквозь слезы она увидела за окошком метнувшуюся навстречу тень, ударилась головой и плечом в незапертую дверь и вывалилась из машины с другой стороны – под ноги подбегающему человеку и прямо на лежащего кота!

Баловня судьбы и Варвары – хвостатого тезку Робертино Лоретти – никогда еще так не обижали.

Жуткий животный вопль вздыбил ветви деревьев и забросил в будки сторожевых собак.

С поздних яблонь посыпались плоды.

У людей, не страдающих тотальной глухотой, упало сердце.

Олю, из-под которой ударила эта звуковая волна, слегка подбросило.

Кот взметнулся с земли прямо из положения лежа и, не переставая орать, унесся прочь.

Выглядел он при этом не только неповрежденным, но как бы даже усовершенствованным, ибо скорость передвижения в считаные секунды развил такую, при которой его лапы зрительно расплылись в колеса с темными спицами.

Но Ольга этого зрелища не увидела.

Варварин кот был хоть и крупным, но все же недостаточно большим для того, чтобы полноценно уберечь от ушибов девушку не самого субтильного сложения.

При падении Оля неудачно стукнулась головой о бетонный бордюр и отключилась.

– Что, правда?! – воскликнула Люсинда с радостным изумлением провинциальной модницы, угодившей на тотальную распродажу в большом торговом центре. – Нет, серьезно, вы не шутите?!

– Деточка, я всегда серьезна и никогда не шучу, – авторитетно произнес низкий хриплый голос, по которому невозможно было определить, представителю какой половины человечества он принадлежит – прекрасной или сильной.

«Очень сильно прекрасной», – опасливо пробормотал Олин внутренний голос, оценив зрелище, открывшееся ей сквозь щелки робко приоткрытых глаз.

Старушенция напротив была похожа на Бабу-ягу, какой ее нарисовал бы добросовестный иллюстратор детских сказок в позапрошлом веке – в простодушные времена, не облагороженные обязательной толерантностью.

Бабуся, восседающая в инвалидной коляске, была одноглазой горбатой карлицей с шишковатой бородавкой на кривом носу.

Деликатно назвать ее маленькой дамой ограниченных возможностей с дефектами зрения и кожи Оля, несмотря на присущий ей обычно такт, не смогла даже мысленно. Не позволяли яростный стальной блеск в одинокой глазнице и резкие, точные движения хищных пальцев, которые разбрасывали по столу игральные карты, а могли бы – это как-то сразу чувствовалось – без промаха метать в цель дюже вострые ножи.

«Дюже вострые» – это само собой всплыло в памяти дипломированного филолога.

Бабка четко ассоциировалась с темными веками и замшелым фольклором.

Вкруг чела ее затейливой рамочкой сами собой просились низки и связки сушеных лягушачьих лапок и жутковатых корешков. На заднем плане были бы в высшей степени уместны растрепанная метла с отполированной рукояткой, закопченный очаг с тошнотворно булькающим варевом в помятом котелке и прохаживающийся туда-сюда желтоглазый черный кот.

– А где же кот?

Оля вспомнила последнее, что она видела до того, как очнулась в компании бабки-ежки.

– Очухалась, болезная? – обрадовалась Люсинда.

Оказывается, она помещалась справа от бабки («Одесную», – перевел на актуальный древнерусский Олин внутренний голос) и, судя по формулировочке, тоже прониклась колоритом ведьминого логова.

– А Димка где? – Оля вспомнила важное. – Где Димка?!

– У-у-у, совсем плохо дело, головой повредилась наша девка, не туда мы ей компресс налепили, – нахмурилась Люсинда. – Клара Абрамовна, у вас есть лед?

– У тети Клары все есть, – кивнула старуха, едва не клюнув носом столешницу. – Лед есть, спирт есть, мята в огороде есть… Деточка, умеешь ли ты смешивать коктейли?

– Нет. Научите? – азартно обнадежилась Люсинда.

– Люда, где Дима?! – Оля закричала, прерывая это бредовое представление. – Я ясно слышала его голос!

– Не тревожься, деточка, я тоже часто слышу голоса, – успокоила ее ужасающая Клара Абрамовна. – И у меня тоже это началось уже в зрелом возрасте.

– Да мне всего тридцать четыре! – машинально обиделась Оля.

– Еще не все потеряно, – сказала бабка, ловким пируэтом уводя инвалидное кресло прочь от стола. – Люся, детка, иди за мной, ты принесешь поднос с напитками!

«Яду мне, яду!» – строго в тему крепких напитков простонал Олин внутренний голос.

– Не скучай, мы быстро! – подмигнула подружке Люсинда, срываясь со стула.

– Заскучаешь тут.

Оля хмыкнула и обвела опасливым взором сумрачную комнату, единственное окно которой было плотно закрыто пыльными бархатными портьерами.

Невысокие потолки и неровные, в разводах зернистой голубоватой побелки стены саманной хаты интригующе контрастировали с дорогой старинной мебелью в благородных завитушках. Вероятно, бабушка-яга знавала лучшие времена.

– Не иначе, Бидермейер? – недоверчиво пробормотала Оля, рассмотрев стул, освобожденный Люсиндой.

Потом она пощупала кружевную скатерть, присмотрелась к подсвечникам на комоде и опознала шкаф:

– Никак Чиппендейл?

– Да, Чип и Дэйл спешат на помощь! – бодро откликнулась Люсинда, возникая на пороге с подносом, на котором гордо высились высокие запотевшие стаканы. – Выпьем, добрая подружка, бедной юности моей!

– Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу будет веселей, – автоматически подхватила избитую цитату русичка Ольга Пална. – А какое у нас горе?

И она снова заволновалась:

– Люда, так где же Димка? Я его слышала, но не видела! Что тут происходит?

– Ну, что? Обыкновенное дело: тепловой удар, слуховые галлюцинации, обморок, спутанное сознание.

Люсинда поставила поднос на стол и без промедления оделила подружку стаканом:

– Пей! Клара Абрамовна сказала, тебе это будет полезно.

– А кто такая эта Клара Абрамовна? И почему мы тут сидим и пьянствуем?

Оля осторожно пригубила зеленоватое пойло.

– Хм, вкусно… Что это?

– Мохито по-деревенски: вместо рома коньячный спирт с винзавода на соседней улице, вместо лайма белая слива и долька зеленого помидора с собственного огорода Клары Абрамовны, – доложила Люсинда, со вкусом прихлебывая. – Эта бабушка просто волшебница, у нее есть рецепты на все случаи жизни. Кстати, как твоя спина, уже лучше? Тетя Клара намазала ее своей болтушкой.

– Какой еще болтушкой?

Оля прислушалась к своим ощущениям.

Спина и впрямь болела намного меньше.

– Болтушка – это такая масляная смесь на кислом молоке, рецепта не знаю, – объяснила Люсинда. – А на первый из твоих вопросов отвечаю: Клара Абрамовна – хозяйка домовладения, у калитки которого ты рухнула в пошлый обморок.

– Какой еще пошлый обморок? Не было у меня никакого обморока! – возразила Оля. – Я просто пошла вымыть руки, услышала Димку, полезла за ним в машину, вывалилась из нее с другой стороны, ударилась об асфальт головой и потеряла сознание!

– Действительно, просто! – съязвила Люсинда. – Прямо-таки элементарно! Слушай, подруга! Если, по-твоему, это нормально – слышать голоса и гоняться за невидимками, то лучшей компании, чем Клара Абрамовна, тебе не сыскать. Она, между прочим, ясновидящая в шестом поколении!

– Жаль только, что фамильный дар почти иссяк еще у моей бабушки, – сообщила, въезжая в комнату, хозяйка. – Мамочка моя дорогая уже только на картах гадала, а мне и вовсе крохи таланта родового достались, но это все же лучше, чем совсем ничего. Есть, чем на кусочек хлеба заработать бедной бабушке.

С этими словами бедная бабушка переставила со своих коленок на стол изящную серебряную корзинку с дорогим французским печеньем.

– Я в предсказания не верю, – вяло сообщила Оля, отпивая мохито.

– Только в голоса и в невидимок! – хохотнула Люсинда, с удовольствием прихлебывая из своего стакана. – Клара Абрамовна, а какой он – мой принц? Блондин или брюнет?

– Не знаю точно, не вижу. Вроде темненький.

– А молодой или старый?

– Вроде средних лет.

– Красивый?

– Ну, уж это кому как!

– Мне понравится, – уверенно кивнула Люсинда. – Раз он принц – он мне какой угодно понравится, даже фиолетовый в крапинку!

– Вы это, вообще, о чем? – спросила Оля, переводя озадаченный взгляд с подружки на хозяйку.

Клара Абрамовна остро щурила единственный глаз, как бы всматриваясь в неведомые дали.

Люсинда мечтательно жмурилась и улыбалась, как кошка.

Обеих хотелось немедленно направить к хорошему окулисту.

– Клара Абрамовна сказала, что меня ждет скорая встреча с принцем! – похвасталась Люсинда. – И я найду его под южным небом, представь, как романтично!

– Та-а-ак, – протянула здравомыслящая Ольга Пална.

Мысленно она уточнила направление: не к окулисту им, а к психиатру!

– Я думаю, нам пора. Давай-ка, Люся, поблагодарим уважаемую Клару Абрамовну за гостеприимство и пойдем потихонечку восвояси.

Поскольку уважаемая Клара Абрамовна гостей не удерживала, они распрощались и тихим ходом – у Оли еще кружилась голова – двинулись в цивилизованную часть города, к своему отелю.

Люсинда, воодушевленная перспективой скорой встречи с принцем, была оживлена даже сверх обыкновенного. Она вертела головой и перед каждой калиткой замирала, как сторожевой суслик, вставая на цыпочки. Как будто ожидала увидеть своего августейшего суженого в одном из палисадников – с поливальным шлангом в одной руке и дымящей сигарой в другой, в ситцевых трусах по колено и летней солнцезащитной короне с козырьком. Или с выбивалкой для ковров, выколачивающим пыль из распяленной на веревках горностаевой мантии.

Дворовые собаки матримониальные планы Люсинды откровенно не одобряли, нелицеприятно облаивая ее низкими голосами. Проезжающие мимо машины с чернявыми потомками князей из окрестных аулов призывно сигналили.

Оля хмурилась, очень недовольная всем происходящим, но более всего тем, что она стала слышать голоса.

Вообще-то она и раньше слышала некий внутренний голос. Обычно он наставлял, поучал, подсказывал, порой язвил, но всегда помогал Ольге Палне взглянуть на ту или иную ситуацию со стороны и этим был полезен. Был ли то пресловутый голос совести или, как говорят психологи, ее внутренний ребенок, особого значения не имело.

На сей раз ребенок совершенно точно был внешний!

Тепловой удар, конечно, объяснял и галлюцинации, и потерю сознания, и все же Оле было тревожно.

Не очень-то приятно думать, что сходишь с ума!

С трудом дождавшись восемнадцати часов – завершения официального трудового дня, она позвонила вечно занятому Громову, чтобы спросить его, все ли в порядке с Димкой.

Все было в норме, не считая несправедливой, как единодушно решили родители, двойки по рисованию.

Творческое задание проиллюстрировать загадку «Зимой и летом одним цветом» младший Громов выполнил очень по-своему, нарисовав негритенка, тогда как учительница хотела видеть только елку. А Димка к тому же имел неосторожность с косной училкой заспорить, обозначив дополнительные варианты: индеец и китаец.

– Двойка за широту мышления – это безобразие! – возмутилась Оля. – Вот я вернусь, поговорю с этой учительницей рисования!

– Кстати, о тебе. Ты как там? – спросил любимую половинку старший Громов, чутко уловив избыточную взвинченность родного голоса.

– Уснула на пляже, обгорела на солнце, получила тепловой удар, спина болит, сознание спутанное, – честно призналась удрученная половинка.

– А ночью ты что делала, если на пляже уснула? – без пяти минут олигарх мгновенно выхватил суть и построжал.

– Плясала в ночном клубе, – покаялась Оля.

– Догадываюсь, чья это была затея, – сердито засопел супруг. – Возможно, пора оградить тебя от дурного влияния? Мы можем приехать хоть завтра. Я свалю дела на зама, а Димка с удовольствием прогуляет школу, где не ценят его креативность.

Несколько секунд Оля обдумывала это заманчивое предложение.

Провести несколько дней с мужем и сыном на курорте было бы очень приятно. Вот только Люсинда непременно обидится и рассердится, потому что останется в одиночестве, чего она никак не планировала. А рушить тщательно построенные планы Люсинды – это социально опасно, потому что радиус поражения обломками может оказаться уж очень широким.

Да и не по-товарищески это.

– Ладно, тогда мы будем ждать тебя дома, – выслушав эти доводы, согласился Громов. – Только ты уж постарайся вернуться целой и невредимой, хорошо? Не надо больше спать на пляже.

– Не буду.

– И в клубах ночевать не надо!

– Тоже не буду.

– Тогда целую тебя, пока!

– Пока.

Оля выключила трубку, вздохнула и поискала глазами Люсинду, от которой за приватным разговором незаметно отстала.

Люсинда грудью лежала на фанерной стойке хлипкой постройки, гордо названной Информационным пунктом.

Грудь у Люсинды была не так, чтобы очень – второй размер, но напирала она ею на прилавок столь мощно, что непрочное сооружение мучительно скрипело. Украшенные невыразительными фотографиями жидких водопадов и малогабаритных пещер рекламные листовки экскурсбюро трепетали, как флажки на ветру. Невзрачная тетенька в окошке растопырилась, упираясь в стены будки, как кукушечка в ходиках.

– А можете отметить на карте, где этот дворец? И как туда добраться? – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, допытывалась Люсинда.

– Откуда вдруг такая жажда знаний? – пробормотала Оля с недоумением, которое было вполне обоснованно.

До сих пор Люсинда не проявляла ни малейшего интереса к местным достопримечательностям, за исключением пляжей, заведений общепита и индустрии развлечений.

Все Олины предложения посетить руины старой крепости, совершить конную прогулку в горы, пройтись по укромным уголкам сочинского дендрария Люсинда отвергала, повторяя, как мама дяди Федора из мультфильма про Простоквашино:

– Ты что?! У меня четыре платья есть вечерних шелковых, а надеть их некуда!

Судя по объему чемоданов, Оля подозревала, что запас парадного обмундирования у подружки гораздо больше, чем четыре единицы. Она приготовилась к тому, что выгул вечерних платьев затянется до конца командировки. И вдруг – нате вам, Люсинду потянуло на экскурсию! На волю, в пампасы!

– Нас одолело беспокойство – охота к перемене мест? – слегка переиначив Грибоедова, поинтересовалась Ольга Пална у подружки. – С чего бы это вдруг?

– А вот с чего. Видала?

Обернувшись, Люсинда потыкала безупречным ногтем в одну из бумажек экскурсбюро.

– «Гагра – курорт принца Ольденбургского»! Принца, соображаешь? И, между прочим, это совсем рядом, каких-то полсотни километров.

Она томно вздохнула, сложила руки в замок и глубоким грудным голосом произнесла:

– Мы встретимся под южным небом!

– С кем? – Оля захихикала. – С принцем Ольденбургским?

Люсинда отмахнулась от нее.

– Вот с этим самым Александром Петровичем?

– С Сашей, – мечтательно повторила Люсинда.

– Тысяча восемьсот сорок четвертого года рождения? – продолжала веселиться эрудированная Оля.

Люсинда нахмурилась. Она пошевелила губами, производя арифметические вычисления, и расстроилась:

– Ему сто шестьдесят девять лет?!

– Было бы, будь он чемпионом среди кавказских долгожителей, – трясясь от смеха, согласилась Оля. – Как ты понимаешь, того принца давно уже нет в живых, так что он совершенно точно не твой суженый!

– Ладно, – Люсинда коротко выдохнула и отклеилась от изрядно расшатанной будки. – Тогда будем еще искать!

– Такого же, но с перламутровыми пуговицами! – радостно всхрюкнула Оля.

Люсинда посмотрела на нее с подозрением.

– Не нравится мне твое веселье, – сказала она. – Нездоровое оно. Очень похоже на истерику! Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да больная она, на всю голову больная! Совсем психическая! – высказал свое мнение по заданному вопросу гражданин, которого вообще-то никто не спрашивал.

Впрочем, он и не был услышан, поскольку находился в большой черной машине, медленно ползущей вслед за подружками на расстоянии полутора кварталов.

Гражданин, несправедливо посчитавший умную и разумную Ольгу Павловну Романчикову «совсем психической», злобно сплюнул в открытое окошко.