Общественно-политические и социально-экономические сдвиги начала 1990-х гг. побудили множество людей в России и Казахстане в поисках лучшей доли двинуться на новое место жительства. Одни, стремясь уйти от межнациональной напряженности, переселялись на историческую родину, других тяжелое экономическое положение вынуждало искать средства для жизни в чужих краях. В тот период в полосе российско-казахстанского фронтира миграционные потоки казахов пересекали границу в обе стороны и в отдельные годы достигали довольно значительных размеров.
В это же время во вновь образованных суверенных государствах происходила резкая смена идеологий, и миграции оказались связаны с этим процессом двояким образом. С одной стороны, стихийное, «снизу», образование миграционных потоков получило отражение в попытках идеологической самолегитимации новых государств. С другой стороны, возникновение этих потоков во многом было спровоцировано «сверху» – словами и делами политиков. К концу 1990-х гг. идейный хаос уступил место более или менее оформленным национальным идеям: в РФ – русской/российской, в Казахстане – казахской/казахстанской. В последние годы эти идеи обрели очертания стройных концепций. Они сходны между собой в том смысле, что в основе обеих лежат экономический рост и обеспечиваемое им относительное благополучие жителей России и Казахстана, доступное гражданам независимо от национальности и вероисповедания.
В казахстанской концепции, которая в определенной степени повлияла на миграционное поведение российских казахов в конце 1990-х – начале 2000-х гг., до последнего времени приоритетное значение имела задача увеличения в населении государства абсолютной и относительной численности казахов. Условно ее можно назвать целевой установкой на «коренизацию» населения страны. На решение этой задачи была направлена политика возвращения казахов из-за рубежа. Законом Республики Казахстан от 13 декабря 1997 г. «О миграции населения» вводилось понятие оралман. Оралманы – это «иностранцы или лица без гражданства казахской национальности, постоянно проживавшие на момент приобретения суверенитета Республикой Казахстан за ее пределами и прибывшие в Казахстан с целью постоянного проживания» (Закон Республики Казахстан 1997)[5]. Вслед за законом была разработана «Концепция репатриации этнических казахов на историческую родину». В ней «увеличение численности и естественного прироста населения, оздоровление демографической ситуации в стране» напрямую увязывалось с возвратом «этнических казахов на историческую родину» (Постановление 1998).
Таким образом, государство инициировало возвращение казахов; казахстанским обществом реэмиграция казахов тоже в целом оценивалась положительно. Другое дело, что из-за отсутствия действенных механизмов осуществления политики реэмиграции переселенцы столкнулись с острыми земельными и жилищными проблемами, сложностями адаптации. Такое положение дел давало основание для критических высказываний не только по поводу проведения политики, но и идеи реэмиграции вообще. Так, популярный журналист Элем Байден считал «государственную программу по возвращению этнических казахов… фатальной ошибкой» (Байден 2005) и даже отождествлял программу с «экспортом терроризма», поскольку «в основе всякого экстремизма и терроризма лежит ущемление прав личности и группы людей», а положение оралманов как раз характеризовалось таким ущемлением. Он приводил и другие аргументы «против»: слабость экономики Казахстана, неспособной удовлетворить самих казахстанцев; «многими оралманами движет не чувство Родины, а простое стремление к лучшей жизни»; глубокая религиозность значительной части оралманов может способствовать быстрой исламизации Казахстана; зарождающееся у них чувство превосходства над остальными казахами, основывающееся на лучшем знании языка и традиций, грозит внутриэтническим расколом.
Невзирая на критику, государство с каждым годом увеличивало расходы на реэмиграцию. В 2004 г. в Послании народу Казахстана президент Н. А. Назарбаев подчеркнул: «Мы… должны стимулировать дальнейший приток населения в страну, поэтому квоту иммиграции оралманов в 2005 году надо увеличить до 15 тысяч семей. Для их переселения и приобретения жилья следует выделить 9,8 миллиардов тенге» («Послание» можно посмотреть на: www.evrazia.org). В таком размере квота была установлена на каждый год из трехлетия 2005–2007 гг. В Послании 2006 г. президент впервые подчеркнул необходимость «создания условий по предварительной подготовке в специальных центрах, адаптации и интеграции оралманов» (Назарбаев 2006: 29).
В апреле 2014 г. министр труда и социальной защиты населения Тамара Дуйсенова озвучила цифры по этнической миграции. С 1991 г. в Казахстан прибыло более 944 тыс. оралманов, сейчас их сегмент составляет 5,5 % от общего числа населения. Основными регионами расселения оралманов являются Южно-Казахстанская (21,2 %), Алматинская (16 %), Мангыстауская (12,9 %) и Жамбылская (9,4 %) области. Из прибывших оралманов 74 % являются выходцами из стран СНГ. Это в основном Узбекистан, Туркменистан и Россия. Еще 26 % прибыли из стран дальнего зарубежья, преимущественно из Монголии и Китая. Сейчас в странах СНГ и дальнего зарубежья проживают 3,2 млн этнических казахов: 1,8 млн человек в странах СНГ и 1,4 млн человек в странах дальнего зарубежья (Оралманы смогут получить гражданство Казахстана за год 2014).
К настоящему времени поток мигрантов-казахов в Казахстан снижается, а организации оралманов высказывали опасения, что, возможно, поток переселенцев иссякнет вовсе (Оралманов в Казахстан прибывает всё меньше 2013). Меняется и политика государства по отношению к реэмигрантам. В 2013 г. Президент Нурсултан Назарбаев подписал закон «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам трудовой миграции», в котором в частности отменялись квоты иммиграции оралманов, менялось также определение самого понятия «оралман» (Оралманов в Казахстане больше не будет 2013).
Российские казахи хорошо осведомлены о государственной политике Казахстана в отношении мигрантов-казахов. Однако граница России с Казахстаном настолько протяженна, что, естественно, на такой обширной территории миграционные процессы не были и не могли быть совершенно схожими. Направление казахских миграций на западных, степных, участках российско-казахстанской границы зачастую было противоположным передвижениям казахов на ее восточных, горных, участках. Политика Казахстана, о которой речь шла выше, в определяющей степени повлияла на миграционное поведение казахов Кош-Агачского района Республики Алтай: в конце 1990-х гг. они массово переезжали в Казахстан, на «историческую родину». В это же время, вопреки политике реэмиграции, в западных частях российско-казахстанского пограничья российские казахи практически не уезжали из России; напротив, в Россию шел приток казахов из Казахстана. В начале 2000-х гг. миграционные потоки поменяли свое направление. Рассмотрим эти территориальные потоки подробнее.
Российские и казахстанские казахи степных приграничных районов тесно связаны, практически все российские казахи имеют родственников или знакомых в пограничных районах Казахстана. Многие еще в советские времена учились в Казахстане, многие связаны брачными узами. До недавнего времени эти контакты поддерживались частыми взаимными гостеваниями. С установлением государственной границы поездки в гости стали не так часты из-за трудностей ее пересечения. В середине 2000-х гг. оренбургские казахи отмечали, что «тогда (в советское время. – Е. Л.,О. Н.) вольный ход был», а теперь его нет. Но, несмотря ни на что, поездки продолжались. Казахстанские и российские казахи прекрасно осведомлены об экономическом положении, вообще о жизни в приграничных районах – и миграционные потоки чутко и довольно быстро реагировали на изменения экономической ситуации по ту и другую сторону границы.
В России далеко не все понимают, что казахи – коренные жители российско-казахстанского пограничья – астраханских, оренбургских, саратовских степей. Сложность осознания этого факта обусловлена спецификой традиционного жизнеобеспечения казахов. Они появлялись на этих территориях в летнее время – приходили сюда на свои летние стоянки вдоль небольших рек, таких как, например, Илек, Джарлинка, Кийма в Оренбургской области. Вдоль этих рек находятся древние родовые кладбища казахов. На зиму же казахи уходили на территорию современного Казахстана. А центрами притяжения казахской кочевой округи были города Оренбург, Актюбинск, Уральск.
Такой ритм передвижения был органичным для казахов, пока у них сохранялся кочевой хозяйственный тип жизнедеятельности. С изменением же образа жизни в XX в. – переходом кочевников на оседлость в результате политики форсированной седентаризации и коллективизации, и, как следствие, с распространением оседлого животноводства и зерноводства, а в последующие годы – с освоением целины и созданием агропромышленных комплексов – естественным образом ушла в прошлое и перекочевка. Ее наследие – распыленность близких родственников в ареале прежнего кочевания. Установление границы разделило этих людей и на межгосударственном уровне. Однако и сегодня супруга зачастую выбирают, находясь в гостях у родственников в России или Казахстане. Нередко в казахских семьях один из детей заводит семью в Актюбинске, другой – в Оренбурге. Всё это также создает почву для частых миграций казахов.
Между переписями 1989 и 2002 гг. был отмечен прирост казахского населения во всех контактных зонах западного приграничья. В Астраханской области с 126 500 до 142 633 (+12,7 %); в Волгоградской – с 41 500 до 45 300 (+9,1 %); в Саратовской области – с 73 428 до 78 320 (+6,7 %); в Самарской – с 14 233 до 14 918 (+4,8 %); в Оренбургской области – со 111 477 до 125 568 (+12,6 %) (Демоскоп weekly; Этнокультурный облик 2007: 119, 185, 194, 256, 384–385, 407).
Цифры, взятые из официальных данных о количестве казахов-мигрантов, в 1990-х гг. переселившихся из Казахстана в Россию, невелики: в 1997 г. – 6432 человека, в 1998 – 4906, в 1999 – 2507, в 2000 – 2136 человек (Тарасова 2004: 97). В Оренбургской области за период 1992–1998 гг. было зарегистрировано около 2 тыс. казахов-мигрантов (Наумова 2000: 68). В действительности их было в несколько раз больше. Подавляющее большинство казахских мигрантов того времени не учитывалось статистикой. Ведь они не регистрировались в миграционных службах и, приезжая «погостить к родственникам», оставались на несколько лет или навсегда (Наумова 2000: 67–71; Ларина 2006). В той же Оренбургской области только в Ясненский район с 1991 по 2005 г. мигрировало более 300 семей (Баймагамбетов, Сейтенова 2005), о большом притоке в 1990-х гг. казахов из Казахстана нам рассказывали и в Акбулакском районе. В районном центре Домбаровском казахи-переселенцы из вымирающего поселка Кушинсай Актюбинской области заняли почти всю улицу Стахановскую. А на окраине города Соль-Илецка возник поселок переселенцев из Казахстана (главным образом казахи рода табын из Хобдинского района Актюбинской области), названный местными жителями «Назарбаевкой». По мнению одного из соль-илецких местных казахов, «актюбинские» приехали потому, что «там в 90-е годы ни света, ни работы не было. Они демократии не выдержали». А вот слова пожилой казашки из числа перебравшихся в Соль-Илецк: «В 1995 приехали. Тогда всё распалось в Казахстане. Первое – света и медицины не стало. Я упала и потеряла сознание – инфаркт был. Надо было сюда переехать, мне так в больнице и сказали».
Похожая миграционная ситуация сложилась в 1990-х гг., по нашим наблюдениям, и в пограничных с Казахстаном областях Поволжья. Там тоже главной причиной миграций казахов было тяжелое положение в Казахстане: колхозы и совхозы распущены, работы нет, в населенные пункты не подаются электричество, газ, вода, закрылись школы и медпункты (см. подробнее: Наумова, Сагнаева 2006). Случаи же обратной миграции казахов – из приграничных областей России в Казахстан – были в те годы единичными. Уезжали в основном квалифицированные специалисты; направлялись они преимущественно в ближайшие города северного Казахстана, в частности в Уральск, и не столько к родственникам, сколько туда, где им было гарантировано место работы по личной договоренности с директорами действующих предприятий.
Необходимо отметить одну качественную особенность миграции казахов в российско-казахстанском пограничье: они не нанимались на те работы, на которых были заняты среднеазиатские мигранты и отчасти мигранты с Кавказа. Например, они никогда не участвовали в «армянстрое» – так в Самарской области называют интернациональные строительные бригады, где бригадирами являются чаще всего украинцы, а рабочими – узбеки, таджики или армяне. За исключением чабанов, не было казахов и среди мигрантов, использовавшихся директорами совхозов, в том числе казахами, на сельскохозяйственных работах. Вероятно, объясняется это тем, что у казахов из пограничных районов примерно тот же уровень образования и культуры, что и у местных русских, а значит и одинаковые с русскими предпочтения в сфере занятости.
Казахстанские казахи перебирались, как правило, туда, где жили их родственники, что обеспечивало переселенцам хотя бы минимальную поддержку. Ведь впереди их ожидали трудности, связанные с получением регистрации и гражданства, следовательно, работы и жилья. Вот, к примеру, история молодых супругов с двумя детьми из г. Соль-Илецка Оренбургской области. Они прибыли из Актюбинской области в середине 1990-х гг. вместе с родителями мужа и жены. Родители жены были казахами, родившимися в России, поэтому получили регистрацию без проблем, а вот сами информаторы – только в 2006 г., через десять лет после переезда в Россию. Без гражданства их не брали на работу, и им приходилось жить на пенсию родителей. Другой пример – история Сергали Мухамбетова из поселка Прибрежный Домбаровского района Оренбургской области. С женой и пятью детьми он переехал из Актюбинской области в 2000 г. по договоренности с директором Домбаровского совхоза и пять лет проработал чабаном в одном из отделений (тогда все животноводческие совхозы испытывали крайнюю нехватку чабанов). Однако получить российский паспорт ему не удавалось шесть лет. В России детям пришлось пойти в школу на класс ниже, так как они плохо знали русский. И в Самарской области при незначительном числе казахов-переселенцев, в основном сравнительно молодых людей, многие из них не могли найти работу в сельской местности даже с потерей статуса. Далеко не у всех сразу решался вопрос с жильем. Кто-то по приезде жил в землянках[6], кто-то снимал квартиру. В 1996 г. ее аренда обходилась в 60 руб. в месяц: «Тогда не особо драли». Но уже после того, как им удавалось обустроиться, к ним, как правило, переезжали родители.
Лучше устраивались казахи-мигранты в Соль-Илецке. Он притягивал возможностью заработать – не столько на соляном заводе или на железной дороге, сколько в курортном «бизнесе». Дело в том, что этот небольшой город расположен у соленого озера, известного своими целебными свойствами и даже почитающегося святым местом. Лечиться на него приезжают люди самых разных национальностей – и русские, и башкиры, и татары, и те же казахи, причем подчас издалека. В результате здесь собирается множество «курортников», сдача жилья которым приносит хороший сезонный доход. Так, в 2006 г. одно «койко-место» с подселением и минимальными удобствами обходилось приезжему в 230 руб. в день. Кроме того, многие переселенцы зарабатывали в этом курортном месте торговлей. Судя по благоустроенным и хорошо обставленным домам в «Назарбаевке», их заработок был очень неплохим. В этой связи произошли даже некоторые изменения в представлениях казахов о мужских и женских занятиях: по свидетельствам наших респондентов, мужчины вставали за прилавок. Состоятельные мигранты, видимо, могли свободно строить себе жилье, так как в Соль-Илецке «никто их не гонял… люди как муравьи – сразу дома стали строить». Ко времени нашей поездки в 2006 г. торговые доходы резко сократились из-за конкуренции с оптовиками – узбеками и таджиками, которые везли более дешевый товар из Китая, и с торговцами из числа местных жителей, закупавшими товар в крупных российских городах, в том числе в Москве.
О проекте
О подписке