Тот отсалютовал в ответ и улыбнулся. Его взгляд пробежал по замершим на плацу новобранцам.

– Смотрю, в этом году и девушки есть?

– Так точно! Рядовые Лу Роис и Кара Хань показали отличные результаты при отборе, обойдя других претендентов.

– Надеюсь, они и дальше не подведут.

Из шеренги, старательно, как учили, вышел курсант. Отсалютовал и раскрыл красную с золотым тиснением папку. Над притихшей Академией зазвучала Клятва. Взвод слаженно повторял зазубренные слова, а под конец дружно опустился на правое колено – как и положено при принесении присяги в присутствии члена королевского дома.

– Благодарю вас! – голос наследного принца легко заполнил плац. – Надеюсь, ничто не помешает вам сдержать данное слово, и мы будем гордиться вами. Поздравляю, господа курсанты!

Строй качнулся, салютуя в ответ.

Принц козырнул, четко развернулся кругом и направился к машине.

Лейтенант смотрел ему вслед, пока не захлопнулась черная блестящая дверь. И только некоторые курсанты заметили во взгляде своего командира звериную тоску.

– Вольно! Разойдись!

Ради праздника в увольнение отпустили всех, даже штрафников. Но ни один из парней, отвешивающих комплименты подругам, не пригласил их на свидание.

– И кто они после этого?

Лу кипятилась, перебирая гардероб.

– Кара, скажи, что лучше надеть – блузку с брюками или вот этот комплект?

– Оба варианта нравятся.

– Ну нет. От штанов я и тут устала. Юбочку хочу. А ты? В чем пойдешь? С ума сошла? Хоть украшение надень. Вот, эти бусы к водолазке подходят.

Кара улыбалась, глядя, как суетится подруга. Вышли вместе, отметившись на пропускном пункте.

– Ты куда сейчас?

– Родителей навестить надо. А ты?

– Я тоже сперва домой. До вечера!

И девушки разошлись.

***

В небольшом кафе сидели двое. Они не скрывались, да и не нужно было – только очень предвзятый взгляд мог опознать в молодом человеке наследного принца, каким его привыкли видеть по телевизору и на фотографиях. Девушка и вовсе не беспокоилась – последние шесть лет она провела за границей, в закрытом учебном заведении, приезжая домой только на каникулы. У журналистов были лишь статьи да куча фотографий улыбающейся девчонки с косичками.

– Деля, ты понимаешь, что натворила? Отец будет в ярости.

– Ему придется принять это. Я не отступлюсь.

– Но два года! Ладно армия, оттуда можно было вытащить тебя в любой момент, но Королевская Академия! Представляешь, что будет, если станет известно?

Принцесса пожала плечами:

– Ну, узнают. Всегда можно наплести о патриотизме. Журналисты любят такие истории. Еще и рейтинг поднимется.

– Зачем тебе это? – рука мужчины нежно накрыла женскую. – Там нагрузки нечеловеческие, да и дисциплина… Ты ведь никогда с ней не ладила.

– Так может, пора начинать? Выросла уже.

– Вот именно. Должна понимать…

– Я понимаю, братишка. Теперь скажи, что меня ждет впереди? Престижная профессия и диплом в рамке на стене, как память? А мне найдут подходящего мужа. И я всю свою жизнь буду играть роль примерной жены и матери, стараясь, чтобы никто не догадался о настоящих чувствах. Веселая перспектива, да?

– Тогда чего ты хочешь? Скажи, я помогу.

– Я не скрываю. После Академии сдам экзамен на профпригодность. А потом возглавлю королевский отряд телохранителей. Согласись, что в идеале командовать им должен член семьи.

– В идеале… – принц усмехнулся. – Ты совсем не изменилась. Вечно эти твои прожекты.

– Так поможешь?

– Да куда я денусь? Тебе мороженого заказать? – принц жестом подозвал официантку. – Два клубничных, пожалуйста. С шоколадом.

Принцесса облизнулась, когда перед ней поставили креманку.

– Деля, ты родителей-то навестишь?

– Очень хочу, но нельзя. Думаешь, меня из дворца выпустят, если отец правду узнает? Да и репортеры…

– И как?

– Ну, брааатик, ну пожаааааалуйста! – принцесса скорчила умильную гримасу.

Принц вздохнул:

– Хорошо. Я уговорю отца. Но прошения у него сама потом просить будешь!

– Я тебя люблю! – Адель послала брату воздушный поцелуй и, забыв обо всем, запустила ложку в розовый холодный шарик.

***

Два дня свободы пролетели непростительно быстро. Огорошенные таким вывертом времени, курсанты торопились к воротам Академии: лейтенант обещал спустить шкуру с любого, кто опоздает, невзирая на причины. В вопросах дисциплины он был неумолим.

И на вечернем построении увидел все: помятые лица тех, кто перебрал вчера; слишком блестящие глаза и кривые усмешки веселившихся сегодня.

– Прекрасно! Ну, сами напросились! Напрррра-во! Бегом марш!

Оба отделения нарезали круг за кругом вокруг плаца. Кара бежала легко, за два дня она успела отоспаться, а вот Лу пришлось нелегко.

– Вот гад! Чтоб его приподняло да приложило…

– Сама же говорила: работа у него такая, нас гонять, – хмыкнула Кара и посоветовала: – Не сбивай дыхание.

Лу замолчала, но по лицу видно было, что монолог продолжается.

На счастье, душ оказался свободным. Девушки быстро смыли пот и пыль и с блаженными вздохами растянулись на кроватях:

– Ты чем занималась? – зевнула Лу.

– Да так. Спала. По магазинам ходила…

– И все? – удивилась Лу. – А что купила?

– Не поверишь – ничего! – рассмеялась Кара. – А ты как выходные провела?

– О! – мечтательно закатила глаза Лу. – Это было незабываемо! Впервые согласилась на свидание вслепую.

– И как? – заинтересовалась Кара. – Понравилось?

– Оно того стоит! – снова зевнула Лу и тут же оживилась. – А хочешь в следующий раз со мной?

– Может быть, – задумчиво протянула Кара. – А теперь давай спать. Я все силы на этой дорожке оставила. Монстр какой-то, а не отец-командир.

И услышала сонный смешок Лу.

Лейтенант говорил правду – дни до присяги казались теперь очень спокойными и легкими.

– Я сдохну на этой чертовой дорожке! – Лу нависла над умывальником, упираясь в него двумя руками. Казенное зеркало на стене отразило покрасневшее лицо, мокрое от пота. – Хотя нет. Не дождется лейтенант от меня такой радости! Я сначала его самого грохну!

– Так что, – Кара довольно фыркала, подставив голову прямо под струю холодной воды, – мне не к свадьбе, а к похоронам готовиться?

– Иди ты! – толкнула её в плечо Лу и утащила полотенце – свое она, по обыкновению, оставила в комнате. – Что, думаешь, кого другого не найду? Так что не бойся – попляшем еще!

– Если с голоду не окочуримся! Лу, верни полотенце, а то на завтрак опоздаем!

В столовую теперь ходили не просто строем – шли в ногу, как на параде, да еще пели. Наличие слуха не требовалось, но вот вид на марше требовалось иметь залихватский:

– Вы – гордость Королевской армии! Ну, те из вас, кто выдержит экзамен. Но до тех пор ни один из вас не смеет своим видом бросить даже тень на Академию! – не уставал повторять лейтенант, и курсанты, скорчив «суровые» мины, старательно чеканили шаг.

Лу с трудом сдерживала смех – ей, несколько лет положившей на занятия музыкой, такое пение казалось сродни ударам палкой по крышкам кастрюль:

– Ну, сама посуди, – жаловалась она подруге, – какое же это пение? Рожу кирпичом и знай топай погромче и ори в такт…

– То есть чувства ритма ты не отрицаешь? – посмеивалась Кара, которой подобное тоже удовольствия не доставляло.

– Какой уж тут ритм… – вздыхала Лу, и старательно выполняла команды.

Лейтенант спуску не давал – каждый шаг чуть не с линейкой вымерял. А потом просто растянул на плацу рулетку, и начал гонять по одному, по двое, отбивая ритм ладошами. За временем не следил:

– Вы будете заниматься строевой до тех пор, пока с вами не стыдно будет на параде мимо его величества пройтись!

И мучения курсантов продолжались. Иной раз лейтенант лишал их и личного времени. Всего час, но, как оказалось, значил он очень много.

Курсанты не успевали ни сами письма написать, ни весточки из дома прочитать – звонки разрешались только по выходным дням, в строго отведенные часы. Лу это ограничение злило куда больше, чем остальные лишения:

– Нет, ну ты представляешь? Я даже родителям позвонить не могу! Не то что подругам.

Кара только посмеивалась да отшучивалась, когда подруга интересовалась, почему ей родители не пишут:

– А чего писать? Жива, здорова, да и ладно. Лу, у меня отец в длительной командировке, мама с ним поехала. Письма долго идут, так что позвонить проще.

– Бедная! – тут же забывала о собственных горестях Лу. – Я своих хоть в увольнительных вижу!

Но и этих дней становилось все меньше. Лейтенант зверствовал – лишал выходных за малейшие провинности.

Плохо убранная комната. Недостаточно тщательно выметенный плац. Нечеткие повороты на строевой, неровный марш:

– Я должен слышать один удар, когда вы ноги на землю опускаете. Один! А не десяток разрозненных! Еще раз!

Но, как он ни ругался, сам, как и прежде, от занятий не отлынивал: шагал, пел, замирал «на караул» вместе со своими подопечными. И только убедившись, что курсанты поняли, что именно от них хотят, требовал исполнения. Но всегда – безукоризненного.

За это его ненавидели.

– В соседнем отряде так не издеваются! Строевая строевой, но личного времени не лишают, да и увольнительных тоже. Можно подумать, их из его кармана оплачивают!

– Да в лейб-гвардию не взяли, вот и зверствует… другим туда дорогу перекрывает.

Кара на все эти заявления молчала. Та реплика про протекцию, когда командир впервые не нашелся, что ответить, оказалась единственной на эту тему. Девушка не говорила об этом ни прилюдно, ни наедине с Лу:

– Это как острой палочкой в ране ковыряться. Без меня, пожалуйста.

Но сам лейтенант то ли не знал об этом, то ли не оценил. Каре, как и прежде, больше всех доставалось. И окриков, и нарядов. Только теперь они плацем не ограничивались. Девушка то в столовой работала, то в прачечной. Но чаще – замирала без движения у «позорного столба» – так называли особый пост у въезда в Академию. Единственное место для дежурного, не защищенное ни от солнца, ни от ветра, ни от дождя. И стоять следовало, как у входа в парадную залу королевского дворца: навытяжку, не шевелясь, даже моргать рекомендовалось через раз, а то и через два. Церемониальное ружье оттягивало руку, и только раз в два часа разрешалось сделать особые приемы с оружием для разминки. И не приведи судьба ошибиться хоть в одном!

Но раз за разом движения становились все увереннее. Ружье уже не казалось таким неподъемным, да и упражнения давались легче. Лу, которую тоже время от времени отправляли на этот пост, не скрывала зависти:

– Видела бы ты себя со стороны! Стоишь, прямая, как кипарис, а ружье, словно бабочка порхает! Ощущение, что рук и не касается, само все делает!

– Если на задании оно еще и стрелять без моего участия будет… – бурчала Кара, разминая затекшие мышцы.

Остальные, вымотанные ежедневной муштрой, с ней соглашались.

Недовольство зрело исподволь, кто-то из отряда молча переносил самодурство лейтенанта, кто-то, как Кара, тихо бурчал, не принимая никаких попыток изменить происходящее. Но некоторые набирались смелости высказать все командиру в лицо. Вместо объяснений лейтенант привычно назначал наряды. Но руку на пульсе событий держал.

И, когда бунт практически назрел, он выстроил подчиненных на плацу.

Осень уже сорвала с деревьев всю листву, и ветер трепал застегнутую на все пуговицы и молнии форменную одежду курсантов. Сами они ёжились под его ударами, шмыгали покрасневшими носами, но старательно тянулись, выполняя команду «смирно». Лейтенант ходил вдоль строя, подмечая все огрехи.

Досталось всем. Высказав, что он думает о выправке отряда, приказал:

– Упор лежа принять!

И начались бесконечные отжимания, которые сменились бегом вокруг плаца. Сам командир, против обыкновения, к подчиненным не присоединился. Стоял в центре площадки и покрикивал:

– Ану, выпрямились! Что вы как столетние деды горбитесь! И ноги волочете точно так же!

Курсанты старались, но, наконец, их силы закончились. Бегущие сначала замедлились, а потом стали падать. Один, другой… Лу покатилась по жесткой земле третьей. Кара сумела продержаться до команды:

– Отряд! Стройся! Смирно!

Курсанты даже не подумали выполнять. Они просто старались удержаться на ногах. Кару шатало, но никто из мужчин и не попытался поддержать девушку, сами едва с ног не валились.

– Бананы в уши вставили? Была команда «смирно»!

Кое-кто попытался выпрямиться. Лу, которую качало, словно не по земле шла, а по палубе попавшего в шторм корабля, добралась до отряда и встала в строй. Пот заливал глаза, в легких словно костер разожгли.

– Ты как? – выплюнула она в сторону подруги, стараясь не задохнуться окончательно. – Кара… Кара? Что с тобой?

Лейтенант обжег взглядом сначала крикунью, потом стоящую рядом девушку. И, выругавшись, кинулся к строю. Звук пощечины выстрелом прозвучал в сумеречной тишине.

Кара вздрогнула. Медленно подняла руку и провела по пылающей щеке. Понимание, что ударили именно её, пришло не сразу. Но мир снова обрел очертания, и вернулась способность думать.

Кто-то схватил за плечи и с силой тряхнул:

– Курсант-рядовой Кара Хань! Внимание на меня!

Девушка с трудом сфокусировала взгляд на говорящем. Лейтенант?

– Ты меня слышишь? Стоять можешь?

Она кивнула.

– Курсант-рядовой, почему ты не остановилась, когда тебе стало нехорошо? Почему продолжала бежать?

– Приказа остановиться не было…

Лейтенант отступил и обратился к остальным:

– Встать в строй!

Курсанты, которых происходящее заставило нарушить приказ, тут же вернулись на место. Они почти восстановили дыхание, и только блуждающий взгляд Кары напоминал о пробежке.

– Курсант Кара Хань, выйти из строя. Можете сесть.

Девушка упрямо мотнула головой и не двинулась с места.

Лейтенант прошелся вдоль отряда, не сводя с неё глаз. Говорил тихо, так что все замерли, боясь пропустить хоть слово:

– Вы жаловались на муштру, на бестолковое повторение одних и тех же команд. На подготовку, которая, как вам кажется, не имеет смысла. Но вам именно что кажется! Те из вас, кто попадет в лейб-гвардию, будет сопровождать его величество везде и всюду, даже во внутренних покоях дворца. И на выездах, когда на свиту короля будут устремлены взгляды всего мира. Но, кроме того, именно на вас будет возложена функция встречи высоких гостей. Один неправильный жест, движение глаз, улыбка – в таких случаях все имеет значение. Все это должно стать для вас столь же привычно, как дыхание. И это не просто красивые слова!

Вы – солдаты прежде всего. А дело солдата – выполнять приказы. Те из вас, кто доберется до выпуска, станут офицерами. Но прежде, чем командовать, надо научиться подчиняться, только тогда вы сумеете действовать правильно и быстро. И вся эта муштра направлена еще и на то, чтобы научить вас не задавать вопросов. Тем, кто будет рядом с королевской семьей, это особенно важно. Курсант Кара Хань, кажется, это поняла. На сегодня все. Разойдись! Курсант Лу Роис, присмотрите за подругой. Если ей будет нехорошо, проводите в лазарет.

– Так точно! – отчеканила Лу, но как только лейтенант отошел, прошипела: – Придурок.

Кара шла к казарме сама. Лу держалась рядом, готовая подставить руку.

– Ты что, на самом деле поняла смысл этой муштры? Все ради выполнения приказа? Ты сдохнуть там хотела только из-за того, что этот придурок приказал бежать?

– Я похожа на идиотку? – ухмылка искривила бледные губы девушки. – Я просто не хотела схлопотать очередной наряд. Драить туалеты вне очереди то еще удовольствие.

– Ну ты даешь! – расхохоталась Лу и тут же осеклась – шуметь в казарме строго воспрещалось.

– Слушай, – лежа в темноте, Лу все никак не могла уснуть, встревоженная случившимся на пробежке, – если служба в лейб-гвардии заключается только в том, чтобы носок тянуть… понимаю, почему лейтенант туда рвется… Не пыльная работенка… Эй, ты что, уже спишь?

Кара не ответила. Лу прислушалась к ровному дыханию подруги и тоже закрыла глаза. Обе устали настолько, что до побудки ни разу даже не повернулись, устраиваясь поудобнее. Но едва из динамиков зазвучал утренний сигнал, девушки подскочили, словно и не засыпали вовсе.

Лейтенант Байю прошелся вдоль строя. Раз, другой. Дождинки оседали на полиэтиленовом капюшоне, ручейками скатывались вниз и падали на высокие ботинки. Курсанты затаили дыхание, лихорадочно стараясь понять, что же ему не понравится на этот раз. И, когда он просто отдал приказ начать движение, вздох облегчения казался материальным. Дождь, пусть и сильный, казался такой ерундой по сравнению с командиром.

Пробежка. Завтрак. Полчаса, чтобы привести себя в порядок и добраться до аудиторий. Косой дождь стучал в окна, ветер завывал, стараясь найти вход в здание, и курсантам совсем не хотелось думать о тех, кто сегодня остался на улице.

– Ты знала? – Лу пытливо смотрела на подругу.

– Что – знала? – удивилась Кара. Она даже учебники раскладывать прекратила.

– О том, что сегодня будет такая непогодь. Потому и бежала, как от смерти? Сегодня кто-то другой на твоем посту ружьем крутит!

– Да ну тебя! – Кара собиралась еще что-то сказать, но дверь в аудиторию открылась, пропуская преподавателя. Курсанты замерли возле парт.

Пожилого майора в Академии любили. Он не прессовал курсантов, всегда был готов прийти на помощь… но спуску не давал.

– Дежурный, отметьте отсутствующих, – он привычно положил папку с лекциями на стол, – доклада не надо, садитесь.

Еще на первом уроке он заявил, что дисциплина – вещь очень нужная, но вбивать её курсантам в головы будут другие. Его дело – подготовить учеников в другой сфере. Поэтому он накажет тех, кто решится прогулять урок или не сможет ответить, но его предмет – политическая география, а не строевая подготовка.

На его уроках редко стояла тишина. Во время лекции – да, но стоило майору закончить, как в аудитории поднимался гул. Чем больше вопросов задавали, тем довольнее казался преподаватель. А если спросивший сам находил ответ, используя легкие подсказки, майор просто светился от счастья.

– Лу, ты заметила? Одним губами прошептала Кара.

– Что? – Лу старательно записывала за преподавателем, боясь упустить хоть слово.

– Он учит нас совершенно не тому, чему лейтенант!

– Ну да. Один по плацу гоняет, другой…

– Курсанты-рядовые Лу Роис и Кара Хань! Вам что-то непонятно? – прервал лекцию майор.

Девушки вскочили. В тишине класса громко хлопнули крышки парт.

– Никак нет! – звонко прозвучал дуэт подруг.

– В таком случае… еще одно замечание, и записка отправится прямиком к вашему куратору, – майор сделал пометку в блокноте. – Садитесь.

Лу скорчила в сторону Кары страшную рожицу. Подруга пожала плечами и уткнулась в тетрадь.

Но сама Лу её в покое не оставила. Подошла на перемене:

– Что ты имела в виду?

– Когда?

– Ну, на географии. О методах обучения…

– А! Ну вот смотри. Чего от нас лейтенант добивается?

Лу возвела глаза к потолку:

– Кто о чем, а лысый о расческе! Ну, он же прямым текстом говорит: солдат должен выполнять приказы не раздумывая! Вот вчера… Ой!

– Дошло? – усмехнулась Кара.

– Но… как же так? Один требует, чтобы мы роботами стали. А другой заставляет мозги включать… Ой, ладно. Я с ними с ума сойду! Кстати, ты в увольнительную-то идешь?

– Если опять не накосячу, – вздохнула Кара. – Вечно у меня все не как у людей!

– Так пойдем, списки глянем, уже должны вывесить!

– Не успеем, вон, звонок.

По коридорам плыл протяжный звук гонга. Динамики транслировали его на все учебное крыло, и подгоняемые им курсанты спешили в аудитории.