– Наверное, ты слышал, что маги – настоящие маги, не такие, как наш Тирой – всегда должны свою силу удерживать, ограничивать. Иначе их может «унести». И Пат… Это не колдовство, папа, не злые чары, не проклятье. Ваэлья сказала, что кто-то просто толкнул его в магический поток, слишком сильный для него. Она, как и все, винит в этом колдунью Руальда… Но я чувствую иначе! Не ее тут рук дело… кого-то другого. – Элея не лгала. Как ни больно ей было это осознавать, но она необъяснимым женским чутьем знала, что коварная степнячка не могла причинить зла шуту. – И если кроме Нар в нашем мире остались такие сильные маги… значит, можно найти одного из них! Того, кто сумеет вернуть Патрика.

– И ты ничего не сказала о своих ощущениях наставнице? – Давиан посмотрел на нее так, словно Элея была неразумной девочкой.

– Не сказала… Она мудра и больше меня знает.

– Она-то мудра, а ты?! – едва скрывая волнение, король принялся мерить спальню широкими шагами. – Вот что значит владеть обрывками информации! Мне давно следовало заняться этим вплотную. Я-то, дурак, наивно полагал, будто моя дочь справится сама. Подумать только – маг! Ведь это объясняет так много… Я должен, должен был догадаться! Значит, не чары и не проклятье… Почему я сам не поговорил с твоей наставницей до сих пор?! О, Элея, ты и впрямь еще глупое дитя! Ты, конечно, полагаешь, что я разбираюсь в этих вопросах меньше твоего… И напрасно! Мне случалось прибегать к услугам людей, владеющих Силой. Не думай, будто Ваэлья появилась в твоей жизни случайно. И я полагаю, она тебе уже говорила, что, хоть в Срединных Королевствах древние знания и потеряны, жители Диких Земель, такие как эта Нар, их все еще хранят. И если ты намерена не слезы лить, а действительно что-то делать, то нужно искать помощи именно там. Кабы не твое молчание, еще до начала штормов можно было послать туда людей на поиски. Простого человека уже и впрямь никто не сумел бы вернуть, но потерянного мага… его же в самом деле можно вытащить! По крайней мере, такой шанс есть. Глупая, глупая моя девочка! А Ваэлья тоже хороша… – бормотал себе под нос король. – Ладно ты… но она-то! Неужто до сих пор не догадалась, что делать?! Старая лисица… уверен, она давно все обдумала, только почему-то не пожелала сказать тебе. Это странно… Очень странно. Были, значит, причины, остановившие ее. Были…

Давиан посмотрел на дочь так, будто та могла знать ответ на этот вопрос. Но Элея лишь недоуменно пожала плечами.

– Вот и думай. А еще лучше – пригласи-ка Ваэлью сюда. Побеседую с ней лично.

Элея кивнула.

– Значит… тайкуры? – Она не смела поверить, да только сердце уже, сбиваясь с ритма, зачастило, заспешило куда-то, торопя бежать и делать. И Элея даже забыла удивляться, откуда отцу столько известно о Даре и его проявлениях.

– Да, – ответил он, – тайкуры, аголы, ксархи. И все остальные… Дикие народы помнят магию древних, и ты это знаешь не хуже, чем я. Королева Нар была не единственной в своем роде.

Посмотрев на дочь, он с сомнением спросил:

– Тебе претит мысль, что Патрика может исцелить человек, единой крови с тайкурской колдуньей?

– Нет, отец, о чем ты… Не в том дело…

Но новая радость и впрямь была насквозь пронизана страхом. Элея и сама не знала, как это объяснить. Одна только мысль о Диких Землях всегда повергала ее в смятение. Вот и теперь перед глазами разом встали образы, которые хотелось бы просто смыть из памяти… Кровавые жертвоприношения, безумные пляски у костра, обезображенное ритуальными узорами лицо шамана… На все эти проявления дикой магии она налюбовалась, когда Руальд впервые поехал к тайкурам и зачем-то взял молодую жену с собой. Элея помнила ту поездку так ясно, как будто вернулась только вчера…

После их свадьбы и года не прошло. Принцесса Нар казалась тогда совсем ребенком. Она носилась по становищу, не отличимая от целого гурта темноглазых, отчаянно смелых и безжалостных мальчишек-подростков. Элея и рассмотрела-то ее толком лишь на приветственном пиру, когда юную таргано, всю обвешанную кинжалами и черепушками степных ящериц, усадили за стол подле отца и представили как наследницу. Могла ли королева Закатного Края помыслить в ту пору, что это дикое создание спустя год возжелает и самого Руальда, и корону его молодой супруги… Тем горше ей было узнать об измене мужа. А тогда, после возвращения в Закатный Край, Элея заявила Руальду, что больше никогда, никогда не переступит рубежей Диких Земель. Ей на всю жизнь хватило и острых ощущений, и наизнанку вывернутых иноземных нравов.

Снова столкнуться лицом к лицу с этими чуждыми законами жизни? Довериться зловещим колдунам, что заливают кровью алтари своего Небесного Повелителя?

Вернуть Патрика…

Вновь услышать его смех. Увидеть его улыбку.

Она подошла к столику с зеркалом и взяла в руки гребень. Просто чтобы занять их чем-нибудь. Чтобы отец не видел, как ее пальцы отчаянно терзают друг друга.

Но король уже все решил для себя.

– Поздно совсем… – сказал он негромко, ласково взял ее за плечи и поцеловал в макушку. – Давай, милая, спать, пожалуй. Такие вещи лучше обсуждать на свежую голову.

Когда отец скрылся за дверью, Элея вдруг поняла, что случайное откровение, возможно, спасло сегодня шута. Король приходил не просто так… он хотел убедить ее отпустить Патрика. И она чувствовала – на этот раз Давиан нашел бы правильные слова, чтобы его дочь согласилась позвать прощальников.

«Боги хранят тебя, Пат, – думала принцесса, радостным взглядом встречая Саэль, которая вернулась с кувшином, полным горячей воды. – Почему-то они очень тебя любят…»

4

Ветер глухо выл за окном, срывая с ветвей остатки сухих листьев.

Элея появилась на свет в середине осени, и каждый раз к годовщине ее рождения деревья неизменно лишались своего багряно-золотого наряда. Еще накануне дворцовый сад радовал глаз пышным убранством, но в свой праздник принцесса неизменно смотрела на голые ветви, серое небо и свинцовое море.

В детстве Элея любила этот день, однако после смерти матери он потерял для нее свою ценность.

Так почему же в этом году она ждала его столь сильно?

На Белых Островах не принято было получать подарки по случаю годовщины рождения, поскольку появление на свет – еще не повод чем-то гордиться. Обычно в этот день чествовали родителей, да и то лишь в том случае, если из их чада вырос хороший человек. Однако принцесса – это все-таки дочь короля… Элею всегда одаривали щедро, ибо предполагалось, что подобное земное воплощение дано лишь избранным. Большую часть подарков Элея по наущению родителей и наставников раздавала тем, кто в них нуждался более, чем обеспеченная всем наследница. И в первую очередь надлежало отдавать именно то, что понравилось сильнее всего. Так в ней воспитывали непривязанность к вещам, щедрость и умение жертвовать собой ради других. Но никогда не принуждали, нет… И не упрекали в случае, если принцесса не могла расстаться с каким-нибудь особенно полюбившимся даром. Всякий раз это было ее личное, осознанное и порой выстраданное решение.

Словом, ценность праздника заключалась вовсе не в подарках. Что подарки – лишь красивые вещи… Зато, согласно народному поверью, желание, загаданное именно в годовщину рождения, могло на самом деле воплотиться в реальность. Королева Таэна рассказала об этом дочери, когда та была еще совсем маленькой. «Твое желание, – говорила мать, – это и есть самый ценный подарок, не измеримый ни золотом, ни серебром. И если ты мечтаешь о чем-то очень сильно, сохрани свою мечту до годовщины рождения, чтобы в этот день послать ее богам прямо в уши».

Глядя в холодное осеннее небо, Элея помянула мать в своей утренней молитве и, возвращаясь из прошлого в настоящее, подумала, что на сей раз ее желание не будет сюрпризом для богов, ибо она твердила его каждый день.

Традиция требовала от принцессы активного участия в празднике, но мысль об этом повергала Элею в ужас. Меньше всего ей хотелось слушать хвалебные речи и с утра до вечера держать лицо растянутым в улыбке.

«Скажусь больной, – думала она, провожая глазами очередной ворох листьев, сорванных ветром. – Оно, конечно, недостойно наследницы… и подарит членам Совета очередной повод усомниться в моих правах на трон. Да и пускай. Не желаю я этих празднеств. – Элея прислонилась щекой к оконной решетке, стекло приятно холодило кожу, прогоняя остатки сна. – Подумать только, через несколько дней мне исполнится двадцать один…Так много…»

В двадцать один год королева Таэна уже учила свою маленькую дочь, как вести себя за столом и что говорить при встрече с высокородными гостями.

– Здравствуй, Ваэлья. – Король раскурил трубку и указал на кресло подле себя. Гостью он пригласил в свой кабинет, а это означало серьезный разговор. – Присаживайся. Вина изволишь?

При взгляде на ведунью так и казалось, что она идет по узкому мосту над пропастью. Наставница была бледна и серьезна до такой степени, словно от этой встречи зависела вся дальнейшая судьба Белых Островов. Элея, стоявшая чуть в сторонке, только моргала от удивления – прежде Ваэлья не испытывала ни малейшего волнения при общении с королем. На сей же раз она церемонно поклонилась и, молча отказавшись от угощения, села, куда было велено. Прямая – как гувернантка за шитьем, в лице – ни намека на обычную улыбку.

Давиан некоторое время рассматривал гостью пристально, потом хмыкнул в усы и изрек:

– Что-то наводит меня на мысль, госпожа ведунья, будто ты прекрасно знаешь, о чем пойдет наш разговор.

Ваэлья не отвела глаз, лишь вздохнула и чуть опустила ресницы, подтверждая его правоту.

– Ну и что же ты имеешь сказать нам? – король приподнял бровь, выжидательно уставившись на собеседницу.

Он делал вид, будто совершенно спокоен, но Элея знала наверняка – любопытство и волнение распирают короля. Ваэлья же явно была напугана. Воздух между этими двумя напряженно сгустился. Сама принцесса точно и не присутствовала в кабинете отца – так… маячила где-то бледной тенью.

– Мне был сон… – первые слова со стороны ее наставницы, до того не проронившей даже приветствия, прозвучали неожиданно спокойно и как-то… обреченно. – Давно. Еще когда Элея носила девичьи платья. Я видела ее на троне, а рядом с ней – двух мужчин. Один был коронован и сидел на белом жеребце, второй сиял, как небесный посланник, но одежду его покрывали не Жемчужины Мудрости, а золотые бубенцы. Полагаю, нет нужды говорить, кем каждый оказался в реальности… То был лишь первый сон из череды многих. Сияющий мужчина являлся мне неоднократно. И я была убеждена, что однажды встречу его наяву. Так оно и вышло. Последний сон о нем я увидела незадолго до известия о беде, постигшей Патрика. Во сне рядом с ним вновь была Элея, а сам он стоял на распутье с завязанными глазами и оковами на руках и ногах. Этот сон имел два конца. В первом ваша дочь набросила на голову человека с бубенцами белый саван и ушла по одной из двух дорог навстречу солнцу. Во втором она разомкнула оковы и сняла повязку с его глаз. И тогда для них остался только второй путь – в самое сердце грозовой бури…

Тишина повисла в кабинете на несколько долгих минут. Король сидел, буравя взглядом пустоту перед собой. Элея считала удары сердца. Ваэлья прикрыла глаза и казалась каменным изваянием.

– Выходит, я был прав… Ты с самого начала знала, что этого парня можно вернуть, – проронил наконец король. И принцесса увидела, как ее наставница медленно кивнула.

Еще несколько минут тишина полнила кабинет. Элее казалось, будто она сейчас растает, растворится в ледяном безмолвии. Осознание, что все это время ведунья и в самом деле знала, где искать спасения для шута, но почему-то молчала, повергло принцессу в настоящее оцепенение. Потрясение было сродни тому удару по голове, который Элее пришлось пережить однажды, упав с ветки дерева.

Она медленно села на скамью для служанок.

– Да… я не имела права решать за нее, – печально сказала Ваэлья королю. А затем перевела взгляд на Элею: – Это только твой выбор, дитя. Только твой. И ты сделала его, когда рассказала отцу об истинной сущности Патрика. Ты выбрала свою дорогу… Не смотри на меня так, прошу тебя. Если бы ты знала, какую боль испытывала я, храня молчание… Хвала богам, ты не в силах этого даже представить. Все то время, что ты мучилась выбором между его жизнью и смертью, я переживала гораздо худшее. Ибо ты не могла собраться с духом позвать прощальников за почти мертвым человеком. Я же своим молчанием лишала его совершенно реального шанса выжить. Хотя прекрасно знала, как можно спасти этого сияющего мага…

Элея молчала. Она не находила слов, чтобы выразить все, что творилось в душе.

– О-хо-хо… – только и сказал отец, крепко зажмурив и вновь открыв глаза. – Чего же нам теперь ждать, Ваэлья?

– Вышло время ожидания, Ваше Величество, – с неожиданной решимостью ответила ведунья. – Теперь черед принимать решения.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я спросил, – король устремил сердитый взгляд на гостью. – Как ты истолковала этот сон? Что будет с моей дочерью?!

Голос отца был подобен громовым раскатам, но Элея слышала его будто сквозь толстую подушку.

– Я ведь не гадалка, Ваше Величество, – ответила Ваэлья. – Я не знаю. Мне лишь показали, что судьба ее не будет легкой, если Патрик останется в живых.

– И это все?! Ты ничего больше не можешь сказать? Нелегкая судьба? Да у кого из нас она легкая?!

Король в гневе схватил каминные щипцы и принялся яростно ворошить все угли, чтобы достать один единственный для своей прогоревшей трубки.

Ваэлья пожала плечами и, посмотрев на отрешенную Элею, вдруг сказала то, чего, судя по всему, изначально говорить не собиралась:

– В том сне… когда она уходила одна и к свету, в волосах ее сверкала корона. Но за сияющим человеком Элея шла с непокрытой головой. Лишь держала корону в руках. Я думаю, символика этого послания понятна и без объяснений.

– Я не могу этого допустить!

Так и не достав уголь, Давиан с грохотом отбросил щипцы в сторону и шагнул к Ваэлье. Он уже открыл рот, чтобы, сказав еще лишь пару фраз, поставить точку на жизни шута… И тогда звонкий голос принцессы взрезал тишину, которая возникла на мгновение перед следующим словом короля:

– Нет! Ты не посмеешь! – Элея вскочила, едва не упав оттого, что наступила на подол своего платья. – Он больше не безродный дурак при дворе Руальда! Ты привык думать, будто его жизнь – ничто! А он маг! И, может статься, эта корона на моей голове – лишь прах рядом с теми деяниями, которые ему предначертаны!

Она чувствовала свою правоту. И знала, что отец это понимает ничуть не хуже. Что одно лишь отчаяние заставляет мудрого короля Давиана говорить столь ужасные вещи.

– Ваша дочь права, – эхом ее мыслей прозвучал голос Ваэльи. – Выбор сделан. Теперь вы уже ничего не сможете изменить. Совесть и честь не позволят вам поднять руку на беспомощного человека, который и в добром-то здравии никогда не был вам равным противником. И о чем бы ни говорило пророчество, второй дороги уже не существует для нашей принцессы.

Застонав, отец обхватил голову руками. Это был один из тех редких моментов, когда королю не достало сил сдержать свои чувства.

– А что значит корона в руках? – спросила Элея, которая не испытывала ни тревоги, ни сожаления, но, напротив, стала вдруг спокойна, как заснеженный утес над зимним морем.

Наставница бросила на нее острый взгляд, исполненный сомнения.

– Я не могу открыть тебе этого. Не сейчас. Скажу лишь одно: этот знак подарит тебе то, чего ты не ждешь. Как бы ни был труден твой путь, корона в твоих руках осияет его великой радостью.

– Загадки! – воскликнул король. – Что за нелепость! Неужели нельзя сказать ясней?

– Нельзя, Ваше Величество, – отрезала Ваэлья. – И даже не пробуйте меня убеждать. Уж это я знаю наверняка.

Элея отвернулась к окну и, наблюдая за тем, как рассыпается клочками сухих листьев последняя красота осени, негромко, но твердо сказала:

– Завтра. Сегодня мы обсудим детали, а завтра начнем подготовку к плаванию. Если я не ошибаюсь, осенние шторма затихают на юге Феррестре… Мы сможем там высадиться и по суше добраться до Диких Земель. Насколько я помню, этот путь занимает два десятка дней в спокойное время. Значит, сейчас доплывем за месяц…

– Ошибаешься, – хмуро ответил король. – Погода нынче такова, что и за месяц можно не доплыть. Но я не ослышался? Ты куда-то собралась? Интересно, какая нужда гонит наследницу престола в самое сердце Диких Земель?!

– А ты придумай, отец… Ты же умный.

У нее не было ни желания, ни повода спорить. Для себя Элея уже все решила.

– Это немыслимо! Моя дочь дерзит мне… – король негодующе качнул головой и прикрыл глаза. – Моя умная ответственная девочка готова забыть обо всем на свете ради спасения одного единственного мужчины, который не способен дать ей взамен ничего, кроме тяжелой судьбы! О боги, чем я заслужил такую кару? – он сердито махнул рукой. – Оставьте меня! Оставьте обе.

– Как ты могла? Ну как? Как, матушка?! Он ведь… он ведь тебе тоже как сын! Почему ты молчала?!

Элея даже не пыталась сдержать гнева, и, едва только они с наставницей отошли от королевского кабинета, принцесса горячо высказала все, что думала. Чей-то паж испуганно шарахнулся в сторону, когда женщины стремительно прошли мимо него. Всю дорогу до опочивальни Элея пыталась выразить свое негодование. Но так и не смогла подобрать слова, которые бы отразили ее недоумение сполна.

– Ну хватит уже! – сказала Ваэлья, едва за ними закрылась дверь спальни. – Хватит. Не должна я тебе говорить, да что же делать… Ты думаешь, твой отец мог просто так отдать на воспитание свою дочь? Думаешь, я много отличаюсь от твоих хранителей? Элея… я точно так же принесла ему – и тебе – свои слова верности. И слова эти держали меня крепче, чем любые путы. Я дала клятву никогда не совершать того, что причинит тебе вред. Вред не девочке Элее, которую я так люблю, а наследнице престола, чьи желания и привязанности учитываются меньше всего…

Элея растерянно молчала. Она не была глупа и догадывалась о чем-то подобном, но предпочитала оставаться в неведении, ибо действительность и в самом деле оказалась слишком неприглядной.

– Значит… – голос у нее почти срывался, – значит, все, что ты делала для меня, ты делала лишь для короны?.. – Элея отчаянно стиснула губы и рывком отвернулась от наставницы, которая жалобно протянула к ней ладонь.

– Ну что ты, милая… Зачем ты… Знаешь ведь, что это не так. У меня нет никого дороже тебя. Тебя и этого мальчика… – Ладонь тронула ее за плечо, но в тот же миг соскользнула, и Элея с ужасом поняла, что голос ведуньи тоже звенит от подступивших слез. – Боги наделили меня даром, дитя мое, и порой я вижу дальше, чем другие люди. Но иногда они просто отдают мне свои веления, и я знаю, что не внять им – это хуже, чем нарушить клятву, данную твоему отцу. Есть наказания страшней, чем смерть… Поверь! Поверь мне, я не могла… просто не могла. Губы мои были запечатаны знанием, что слова лишь сделают хуже.

Элея зажмурилась изо всех сил, вдохнула поглубже. Нет, никто не увидит ее слез.

– Прости, матушка, – произнесла она так твердо, как только могла. – Я знаю, ты говоришь правду, но мне сейчас слишком трудно принять ее… С твоего позволения, я бы хотела побыть одна.

5

Разумеется, за один день все не решилось.