Я быстро примостилась на край кушетки, заваленной грязным тряпьем. Ворожка не особо старалась навести порядок перед приходом «высших тэров».

– Коли высшие пришли к низшей, стало быть, теперь я высшая, – поехидничала она, поглядывая на меня свысока и пересчитывая грязным ногтем свои подбородки.

Потом взяла стул, протащила его со скрипом по полу и уселась ровно напротив. Отец и настоятельница так и остались в дверях.

– Как это с ней случилось? – спросила Ворожка после минутного молчания. Все это время она неотрывно глядела внутрь меня.

– Оно не должно было… – благоговейным шепотом ответил папенька и развел руками. – Ее мать практиковала, чем призвала на себя гнев всевышних. Но Лара никогда не творила крепких заклятий, как и завещано богинями!

– Будто они лично вам, высокий тэр, свое завещание докладывали, – проворчала ведьма. Теперь я уж не сомневалась – жуткая, темная. Грязная и пахнущая крепкими специями. – Совсем не практиковала?

Проницательный взгляд коснулся меня, забрался на глубину, и я устало мотнула головой. Аристократкам запрещено творить магию и использовать дарованную искру.

Чары – удел низших. Сильная магия грязна, это всякая девочка знает с рождения. Руки ей пачкают только бытовички при холлах, неллы да придворные горничные.

– Моя супруга…

– Слушаю, слушаю, – покивала старуха, недобро щурясь на отца.

– За пару лет до болезни, что унесла ее беспокойный дух в чертоги Триксет, она пыталась научить девочку каким-то чарам. «Укрепляющим»! – пыхнул он возмущенно. – Я застал их за ритуалом. Я был разгневан.

– И что вы сделали, высокий тэр? – брезгливо скривилась ведьма.

– Конечно же, я запретил ей передавать умения предков, что они таскали из поколения в поколение, – с раздражением пробурчал отец. – Это все дурное влияние бабки Хоул… Она пачкала руки. И дочь свою научила, и внучку. Головы им задурила древней чепухой. Но моя Лара не такая. Она чистое, светлое, послушное дитя!

Я смутно помнила тот день, когда родители поругались. Мать была более высокого рождения, чем отец, так что он примкнул к роду Хоулденвей… Вполне добровольно, однако в тот день он много кричал. Дурного, злобного. И про род ее древний – особенно.

Папа, обычно тихий и любящий, был разочарован ее поступком. Взбешен. Матушка потом трое суток рыдала в подушку, не допуская никого к себе. А после вышла, отряхнулась, умылась… И они вновь зажили душа в душу. Пока мама не умерла.

– И вы запретили обеим практиковать магию? – догадалась «виззарийка».

– Не дозволено это аристократкам. Чары пачкают их светлую, благородную ауру, – отец строго поджал губы и с гордостью распрямился.

– Ох уж эти предрассудки высшего сословия, – подала голос настоятельница Монтилье. – Мой тэр… Байки о том, что магия грязна, придумали мужи, что сотнями лет стояли у власти. Кому нужны сильные, образованные супруги, не боящиеся творить заклятья?

– Байки? Моя жена своими тайными практиками снискала проклятие богинь! – разорялся отец, покрываясь испариной. – Она умирала в муках!

– Потому что поклялась вам не практиковать, – едко вставила Ворожка.

– И ваша дочь, не обученная укреплять тело и не соединившая дух с магической искрой, угасает, как свечка, забытая на морозе, – спокойно договорила Минар и положила руку ему на трясущееся плечо.

– Вы хотите… хотите сказать, что я тем запретом обрек не только жену, но и дочь?

Он сник, соскользнул вещевым тюком в кресло, выбив столб пыли из обивки.

– А что же, ни один из заезжих целителей не предположил такого варианта? – удивилась настоятельница. – Предполагаю, они все были консервативно воспитанными мужчинами, как вы?

– Я был так зол, когда увидел мою девочку… мою крошку-лаврушку… с огненным шаром в детской ладошке! Я любил жену. Хранил верность всегда, – прикрыв глаза, объяснял он. – Я поставил ее перед выбором… или наш брак, или эта ее непотребная магия!

– И она, бедная, не научила дитя оберегать себя. Защищаться. Она надеялась, что дочери не придется нести ее бремя… которое под силу лишь тому, кто укрепил магией тело, – прокряхтела, хмурясь, Ворожка. – Но все случилось без ее ведома и без ее воли. Так уж сплелись нити Сато.

Темная ведьма подняла грязным пальцем мой подбородок и, приблизившись к носу, своей черной сутью впиталась в глаза. Она что-то разыскивала внутри. Ответ на тайный вопрос.

– Какое бремя? – прошептала я, вспомнив, что не безмолвная кукла. И пока еще могу говорить.

– Не знаю, – она резко отпрянула и зажмурилась.

Потемнела лицом, пожевала губу, поиграла немыслимым количеством морщин.

– Как это не знаете? – вспылил отец, насквозь протаранивший Туманные Рубежи ради встречи с ворчливой старухой.

– Лишь чувствую, что оно подмяло хрупкую тэйру под собой… и она не смогла противостоять. Будь девушка опытнее, сильнее – смогла бы.

– Так это не проклятие богинь? – простонал папенька, чьи жизненные ориентиры рушились на глазах.

– Теперь поздно выяснять, – отмахнулась ведьма и резко поднялась со стула. Огладила черное кружево мятой юбки и сгорбилась устало. – Умрет ваша дочь, высокий тэр. К рассвету уж всяко. Последняя ниточка за искру держится. Как в глазах потемнеет, так оборвется.

– Нет! – с рыком отец подлетел с кресла и, обнаружив в себе затерявшуюся энергию, заметался по грязной лачуге. – Ты должна знать, как помочь. Ты… именно ты… Говори, ведьма!

Он тыкал мясистым пальцем в Ворожку, а та лишь брезгливо жмурилась. Если бы нелла Монтилье не настояла, она бы и принимать нас отказалась.

Воздух ведьмовской хибары был пропитан неприязнью к высшему сословию. А теперь тэр Хоулденвей, обезумев от горя, топал ногами, кричал и тыкал в нее пальцами… Требовал, не просил.

– Немного сильной магии подарило бы нам время, – вдруг отозвалась она, заставив папу остановить хаотичные пляски по дырявому ковру.

– Договаривай! Молю!

– Теперь молите? – усмехнулась. – Своя магия уж завяла в девчонке, она ни тело, ни дух не спасет, не согреет. Вот если бы влить немного чужой…

– Переливание магии запрещено в Сатаре… Это грязно, – открестился папа от вопиющей затеи.

– Уж больно, – фыркнула знахарка. – Будто капля чужого дара сильнее запятнает умирающую. Вы бы видели, что у нее с искоркой творится… Да не дано заглянуть, верно?

– Это точно поможет? – сдался отец.

– Это даст время, чтобы найти причину, зерно черной хвори… А если магия приживется, то и излечит. Конечно, тэйре придется обучиться, чтобы освоить подарок, но вы же не станете протестовать в этот раз? – ворковала Ворожка, покачивая тучными бедрами. – Беда в другом. Магия не всякая подойдет. Только родственная, кровью или обрядом соединенная.

Она многозначительно кивнула на отца, обрюзгшего за последние годы до неузнаваемости. На его трясущиеся пальцы, на болезненно побелевшие щеки.

– Я не смогу, – выдавил он шепотом. – Я стар, слаб, да и заклятий таких не знаю.

– Осталась у нее иная родня? По материнской линии?

– Никого, – угрюмо ответил он и тряхнул седыми вихрами, добиравшимися ему до плеч.

– Жених? – допытывалась ведьма, хмуря многочисленные морщины и подбородки.

– Ты в своем уме? – взвился отец. – Стал бы я помышлять о выгодном союзе в столь скорбный час?

– А лучше бы муж… Да-а-а, муж, – покивала она задумчиво и скрыла взгляд за мутной взвесью ресниц. – Крепкий, сильный маг, что в древнем брачном ритуале вместо единения тел объединит искры. И перельет часть родовой магии в молодую жену.

– Отвратительно! – задохнулся отец, но настоятельница вновь мягко надавила на его плечо и вернула в кресло.

– Это в Сатаре не запрещено, – хмуря брови, заверила нелла Монтилье. – Такой вариант скрепления союза практиковали в древности. Когда чувствовать внутри магию друг друга не считалось чем-то грязным и стыдным… Говорили даже, что единение искр благотворно сказывается на здоровье будущих наследников.

Взвыв раненым кворгом, отец накрыл трясущимися ладонями лицо. Его консервативная природа стенала, рвала внутренности, крича о позоре. О наследниках он точно не помышлял, да и едва ли представлял, как отдает единственную дочь другому мужчине.

– Благотворно, благотворно, – покивала Ворожка и заискивающе улыбнулась, демонстрируя черные зубы. – Так меньше шансов, что женский организм мужнину магию отторгнет. Но я, во имя Бездны, и не знаю, кто из сатарских тщедушных тэров способен на супружеское переливание.

За черными глазницами окон валил серый снег. Щедро сыпал крупными хлопьями, устилая ледяным покровом улочки Вандарфа.

Мое сознание уплывало из реальности и отдавалось воспоминаниям. Матушке, отцу, безмятежному детству в Хоулден-Холле… Предсмертная сентиментальность. Не хотелось думать о дурном и страшном.

Иногда разум выплывал, слышал обрывки фраз. Они серьезно насчет супружества? Или это черный виззарийский юмор?

– Крепкий, сильный маг, знающий древние обряды? Случайно заблудившийся в Вандарфе в день смены сезонов? – пыхтел отец, хватаясь за грудь и переводя взволнованный взгляд с пожилой неллы на морщинистую ведьму и обратно. – И готовый заключить брачный союз с моей дочерью нынешней ночью?

– Счет идет на часы, я бы на вашем месте с поисками не затягивала, – издевательски проворчала Ворожка и с довольным видом почесала шею.

Паника высокомерного тэра ее веселила, моя судьба – печалила мало.

– Да где ж найти этого безумца в такую погоду?!