Я ножкой оттолкнула голубой световой шар, и тот медленно поплыл вверх по ступеням, позволяя мне закутаться в вязкий коридорный мрак.
Голые лопатки вмерзли в каменную стену. Внутри тоже все похолодело: я без труда опознала женский голос. Чуть раздраженный, чуть взволнованный… Мамин!
Зубы принялись отбивать чечетку. Время позднее, спутник ее – явно не папа… Если отец узнает о ночной прогулке, вся демоническая суть вырвется наружу. Останется ли хоть камень от Академии – большой вопрос.
Боги, мама, что ты творишь?
Я ведь лично, вот этими любознательными ушами слышала, как она согласилась с папенькой, вежливо попрощалась с собравшимися в Пункте Связи и отправилась наверх отдыхать. Якобы дурно себя почувствовав.
Но, видимо, не согласилась. Не послушалась. И сбежала! А потом кто-то еще удивляется, в кого у меня такие упрямые, непоседливые гены…
Пара дошла до моего пролета и притормозила у окна, еле справлявшегося с функцией освещения. Ночь выдалась хмурой и облачной, Луна почти не показывалась. Темный абрис маминого красивого профиля едва угадывался, сливаясь с мраком.
– Анна… Я приятно удивлен, что вы согласились на эту встречу. Похоже, вы устали бегать и готовы сдаться? – сально хохотнул мужчина.
И я тут же узнала наглеца, осмелившегося гулять с женой ректора под покровом ночи. Он давно уже первый в очереди к Монстроглазу.
Бехтерев! Мерзкий отец Микаэллы, до этой поры вызывавший в маме лишь отвращение. Зачем она согласилась?
– Надеюсь, вы не станете распространяться о нашей встрече, – с каким-то едким подтекстом фыркнула мама. – И рассчитываю на вашу… эмм… «порядочность».
И столько издевки было в ее тоне, что стазу стало понятно: уж на что, на что, а на порядочность Бехтерева она не рассчитывает. Может, это и есть тайный план по избавлению от остатков комиссии? Дать отцу официальный повод прикопать их в оранжереях?
Мама по-хозяйски присела на подоконник, неспешно расправила складки платья на коленях, погладила живот и скрестила руки на груди. Отгораживаясь от неприятного собеседника, но выражая намерение его выслушать.
– Я хотел поговорить с вами… о многом, – вкрадчиво произнес мерзавец. – И предложить… многое. Взамен на…
– Позвольте сначала мне, – она гордо вскинула подбородок. – Ваша дочь могла оказаться под магтрибуналом, господин Бехтерев. Вас это не волнует?
– Девочка просто заигралась. Она истинная дочь Вяземских, в ней много… хм…
– Властолюбия? Эгоизма? Уверенности, что ей ничего не будет за отвратительные проделки? – спокойным тоном перечисляла мама.
А я вглядывалась в силуэт мужчины, приблизившегося к ней на непозволительно интимное расстояние. Плащ. На нем был длинный черный шерстяной плащ с поднятым воротником!
Уверена, на сапогах обнаружится и лесная грязь, смешанная с хвойным опадом.
– Никто не желал причинить вред Авроре Андреевне, – кашлянув в кулак, примирительно выдал Бехтерев. – Могу вас в этом заверить. Нелепая случайность, детская шалость.
Я скривилась и снова подумала о шурховом тролле, недавно выпустившем меня из своих лап. Таких безопасных и надежных, что их сейчас остро не хватало. Каждый нерв уязвимого, замерзшего тела явственно ощущал эту необходимость. Нужность.
Если бы не Салливан, эта «детская шалость» стоила бы мне жизни. Надо было его все-таки поцеловать. А потом уже сбежать за дверь, сверкая пятками в темноте. И пусть бы делал с этим, что хочет!
– И вас совсем не смущают методы, которыми действует ваш тесть? – равнодушно уточнила мама.
– Почему они должны меня смущать? – хмыкнул надменно мужчина.
Даже не знаю, что надеялась в нем обнаружить мама. Сострадание? Чувство вины? Нежелание участвовать в интригах старого гоблина Вяземского? Да этот Бехтерев наоборот очень горд, что присоединился к знатному роду потомственных интриганов! Аж расцветает, именуя себя графом!
– Я видела ваши глаза, когда погибла Милли. Вы не ожидали, что зайдет так далеко, верно?
– Комиссия не имеет никакого отношения к происшествию с миссис Мерг, – механическим голосом отчеканил нахмурившийся собеседник.
Если вдуматься, он был красив. Не так породист, как папа, и не так располагающе улыбчив, как Брендан… Но надменный профиль с гордым подбородком, разлетом широких черных бровей и орлиным носом с горбинкой вполне мог кому-то понравиться.
– Я не питаю иллюзий. Знаю, что вы способны ударить в спину, – спокойно отреагировала мама. – Но мы тут недавно общались с госпожой Пруэтт, вернувшейся из Индийского университета. Она рассказывала, как крепко и фанатично местные верят в кармическое возмездие… Не боитесь отворачиваться, когда позади стоит граф?
– Надеетесь заманить меня на вашу сторону? – усмехнулся мужчина. – Боюсь, понадобится больше, чем похлопать красивыми черными глазами… Что вы можете предложить взамен, Анна? Кроме всей этой ненужной философии? Мы оба знаем, что я та еще сволочь и всегда ищу своей выгоды.
– Я никогда не была сильна в кокетстве, господин Бехтерев.
– Ошибаетесь. Вы всегда действовали на мужчин весьма… нездоровым образом, – пробормотал он в кулак и потер подбородок. – Вы расстроили мой брак. Сообщили в «Трибьюн» о глупой юношеской шалости, едва не разрушив мою жизнь. Мне нужна компенсация ущерба.
– Не похоже, что брак расстроен. Вяземский все-таки стал вашим тестем, – мама равнодушно пожала плечами. – И даже выкупил «Трибьюн», чтобы печатать там несусветную чушь, игнорируя истину.
Бехтерев резко подался вперед, оперся рукой об оконную раму и навис над матерью. Та, впрочем, даже не шелохнулась.
– И все же, это было довольно низко, не находите, княгиня? – прошипел он обиженно.
– Вы соблазнили мою лучшую подругу и собирались ее опозорить, – напомнила мама, глядя на мужчину с неприкрытой неприязнью.
– Я прощался с холостой жизнью, только и всего. Хотел приятно провести время перед походом к алтарю. И я никогда не обещал малышке Дженни жениться, – фыркнул он. – Если она что-то там себе напридумывала…
– Какая же вы сволочь.
– Принимается, – сально ухмыльнулся Бехтерев.
– Я не сообщала ни в «Трибьюн», ни Вяземским. Поверьте, у меня той ночью были совсем иные заботы, – холодно заявила мама. – А ваша мелочная мстительность, основанная на идиотских догадках, чуть не стоила мне… И не только мне…
Она осеклась и отвернулась к окну. Снова разгладила складки на юбке, словно успокаивая себя и уговаривая не раздражаться.
– Уговорили. Забудем. Теперь я граф…
– И как оно? – рассмеялась матушка. – Ваше семейство так хотело породниться с Вяземскими, что вы и понять не успели, в какой змеючник угодили, да? По сравнению с ними вы безобидный ужик…
– Полагаете, Анна? Не боитесь меня недооценить?
– Боюсь переоценить, – честно ответила мама. – Понадеялась, что за эти годы в вас осталась хоть капля разума. Или хотя бы чувство самосохранения.
– Я Вяземский. Мне нечего опасаться, в отличие от вас, княгиня Карповская.
– Как бы вы ни кичились титулом, вы не член семьи. Не Вяземский по крови. И сомневаюсь, что вы храните верность супруге…
– Почему вас это интересует? – растянул губы в едкой гоблинской улыбочке этот гад. – Намерены меня соблазнить? Заскучали в обществе мрачного ректора? Я не буду сильно сопротивляться: мне давно интересно, какая вы на вкус, Анна…
– Дуэль с Мрачным Ректором окончится для вас куда печальнее, чем с Елисеем, – хмыкнула беззлобно матушка, не удивившись его выпаду и даже не оскорбившись картинно. – Гадание не соврало, вы грязная карта… Распутная.
– Осуждаете? Зря, Анна. Нет ничего глупее, чем судить того, кого совсем не знаете, – бросил Бехтерев. – Брак по расчету редко бывает счастливым. Моя супруга оказалась весьма неприятной особой. Уверен, даже с глупышкой Джен мне было бы куда веселее. Так что приходится как-то компенсировать этот недочет… Как вы верно заметили, я эгоист и мстительная сволочь. Меня волнует только моя жизнь. И ничья другая.
– А вам еще не показывали комнатку в секретной секции Дворцовой Оранжереи? – коварно усмехнулась мама, явно зная больше собеседника. – Похоже, вы пока не успели разочаровать старика… Но, поверьте, от вас он избавится без особых сожалений. Наследницу с хорошей магической генетикой вы ему уже обеспечили. Уверена, часть грязных дел граф поручает вам. Все эти пакости в Заповеднике… Не отпирайтесь! – мама вскинула руку в останавливающем жесте, едва мужчина возмущенно дернулся. – У меня все равно нет доказательств. Но партия слишком серьезна, а вы в ней – разменная монета. И играете не за того парня.
– Ошибаетесь, Анна, – Бехтерев хитро подмигнул. – Граф уже стар и дряхл, и в скором времени новый старший мужчина рода займет его место…
– Боюсь, что заблуждаетесь как раз вы. Если я верно поняла его намерения… Его страстную тягу к моей территории, способной оживить древнее, укрепить слабое и возродить забытое… То все эти угрозы и интриги – все ради одной цели. Ничуть не благородной и до омерзения эгоистичной.
– Какой же?
– Граф не планирует умирать. Полагаю, он собрался жить вечно, – пожала плечом мама.
– Что за вздор, княгиня! – рассмеялся тот недоверчиво. – Даже высший маг, великий Августус Блэр, не смог обеспечить бессмертие ни духа, ни плоти. Мой тесть далеко не так способен, силен и даровит, как хочет казаться…
– Это для меня не секрет. Как и то, что он зубами цепляется за бесценную жизнь и очень боится смерти.
– Ему интересна земля Воронцовых и ее магический фон, – проворчал мужчина. – Вы сидите на бесценном ресурсе. На золотой жиле. Через несколько лет только здесь смогут выживать редкие растения и животные, дающие ингредиенты для важных зелий. Граф лишь хочет грамотно вложить средства и обеспечить свой род.
– Все так, но… не так. Он десятилетиями коллекционирует диковинные растения в запретных секциях своей Оранжереи. А еще – древние артефакты и старинные книги, и никому – даже приближенным – их не показывает, – заговорщицким шепотом пробормотала мама. – И есть у него кое-что…
Она спрыгнула с подоконника и двинулась вверх по лестнице, не сомневаясь, что Бехтерев поплетется за ней. Световой шар, почуяв хозяйку, поскакал впереди, периодически возвращаясь и ластясь к ее ногам, как радостный щенок. Разве что не повизгивал и хвостом не вилял. А затем снова принимался за важную работу – освещал путь княгине Карповской.
– Из хранилища рагнаров, разграбленного два десятилетия назад, пропало несколько книг. Мы не сразу заметили, отвлеклись на арканов. Но год спустя, сверяясь со списками, мой крестный обнаружил нехватку. Ни в логове арканов, ни в имении Кавендишей, ни в замке Блэра книг не нашли.
– И что?
– Пропал философский трактат «Тайны вечной жизни: теории и практики высших магов», написанный в начале тринадцатого века одним английским отшельником-чудотворцем.
– Философский! Трактат! – хохотнул мужчина.
– Глупость, согласна. Книга была отмечена рагнарами как «бесполезная», так как ингредиенты для «зелий, способных одарить бессмертием» иссохли, вымерли, выродились и истлели пять столетий назад… Задолго до рождения Блэра, о котором вы так некстати вспомнили. Августус был силен и мечтал о великих деяниях. Старик Вяземский слаб, но хитер, и думает лишь о том, как отсрочить смерть…
Мама притормозила на лестнице, схватилась за перила и шумно вдохнула. Так, словно ей подурнело, но она никогда бы не стала в этом признаваться и уж тем более просить о помощи.
– Все его заботы о судьбе магии целого мира – ширма для личных целей, Антон, – мать впервые обратилась к мужчине по имени, и он, ступая за ней в темноту, дернулся от неожиданности. – Вы его хорошо знаете. Правда хотите, чтобы такой человек жил вечно?
– Да с чего вы взяли, что идиотский трактат у него? – скептически уточнил он.
– С того, что Верховный Совет годами прикрывал глаза на деятельность Братства арканов. И не спешил ввязываться в войну с Блэром, всеми силами стараясь в нее не верить, – горько усмехнулась мама. – Уверена, граф преследовал свой интерес. Лукас ему что-то пообещал… И, видимо, сдержал слово.
Под размеренный стук маминых каблучков голоса отдалились и стихли. Я зажмурилась. Тролль меня укуси. Это что получается – старый гоблин планирует жить вечно?
Что ж, графа ждет болезненное разочарование: мой папенька вряд ли с этим согласится. И уж точно не позволит провернуть аферу за наш счет.
Я потерлась плечами о холодные камни и медленно отлипла от стены. Направилась вниз, в фойе. Пробы, пробы… Если Софи взяла след, а вещество не успело раствориться, у нас будут хоть какие-то доказательства против гнусного Бехтерева. Теперь я не сомневалась, что у озера был именно он. Даже стыдно стало, что я на секунду заподозрила Салливана, такого теплого, твердого, вредного и…
Тьфу ты!
Стараясь расмышлять о Кощее, вздумавшем стать Бессмертным, а не о волосках на груди… Тьфу ты! А не о лишнем и ненужном, я добралась до парадной залы. Пробежала мимо галереи с портретами предков, привычно нашла глазами Аврору, в темноте показавшуюся опечаленной.
Блэр… Тот самый Темный Принц, что украл ее сердце и заставил принять самое сложное в жизни решение… Я помню, как мама рассказывала о нем. Конечно, в детстве все приобретало форму легенд и страшных, но поучительных сказок на ночь. Но позже я поняла, что в историях было много правды «из первых уст».
Так вот, однажды мама поведала, как Великий и Ужасный (но временами Бесштанный) Темный Принц мечтал вернуть в мир Высшую магию.
Он надеялся раскрыть все скованные дикие капли и укрепить фон. Возродить утерянные виды, дать силу забытым заклятьям. Вернулись бы кентавры и ихтиоподы, драконы и горгульи… И многие существа, ныне считавшиеся мифическими. Цели его находили отклик в моей душе, а вот методы…
Похоже, Вяземский очень рассчитывал, что Блэра ждет успех. Ведь если вернутся вымершие существа, то и с ингредиентами для забытых зелий вопросов не возникнет. А тот, кто хранит тайну бессмертия, станет очень ценной фигурой нового мира…
Но Августуса ждал не успех, а поражение. Заканчивалась мамина сказка всегда одинаково.
«Принца постигла неудача, потому что он не знал, как выглядит настоящая Высшая магия, Ава. Он не умел любить».
«Совсем не умел?» – расстроенно спрашивала я, отчего-то жалея несчастного. Иметь внутри холодное сердце – что может быть хуже?
«Может, когда-то давно и умел. Но делал он это странно, неправильно… Разве может истинно любящий отказаться от половинки самого себя? – удивлялась мама, закутываясь глубже в воспоминания. – Разве поставит он великую цель выше своей единственной?»
«Наш папа бы никогда…» – кивала я с пониманием, и мама улыбалась. Тепло и счастливо. Полностью уверенная, что да, «наш папа бы никогда».
«А потом, столетия спустя, Августус и вовсе разучился чувствовать. Или забыл, каково это. Он слишком долго был скован в собственной плоти, изглоданный разочарованием и сожалениями, ощущая себя преданным… И стал совершенно холодным. Каменным. Он окончательно потерял способность согревать жаром сердца. И потому не мог знать, на что способна настоящая любовь».
«На что, мам?» – спрашивала Ава-непоседа, не желая засыпать так рано.
«На все, обезьянка. Ты поймешь… потом, – мама неспешно гладила меня по волосам. – Если кто-то скажет, что Высшая магия нашего мира умерла, истлела, – не верь. Она навсегда в нем осталась. Она живет вот здесь».
Мама мягко тыкала пальцем мне в грудь, накрывала одеялом и гасила свет.
***
Запутавшись в детских воспоминаниях, я с разбегу налетела на Джил.
– Ава! Аккуратнее! – прошипела подруга, хватая меня за локоток и отводя в темный угол. – Ты чего так долго? Я уже полчаса тебя тут жду…
– Не все пошло по плану, – пробубнила, опасливо озираясь.
В фойе было так темно, что мрак казался осязаемым, плотным. Только зеленые глаза Джил мерцали дивными хризопразами прямо перед моим носом.
– А когда оно по нему шло? – вздохнула удрученно леди Кавендиш, перехватила мое запястье и потянула за собой. – Я волновалась, Ава. Думала, ты застряла в кабинете магистра.
Ох, знала бы Джил, как права. Уж застряла так застряла. Влипла прямо-таки. Еле выпуталась.
– Собрание давно закончилось, и я ушла следом за Салливаном… – продолжала озабоченно тараторить подруга, таща мое замерзшее тело по коридору больничного крыла. Вспомнилось, что в палате есть зачарованные термопледы. Они были бы очень кстати. – А я говорила, что идея плохая. Магистр мог вернуться в любой момент! И тогда…
– А он и вернулся, – сквозь сомкнутые зубы проронила я, усиленно делая вид, что ничего такого не произошло.
– Что? – Джил резко затормозила и развернула меня к себе. – И как ты выбралась?
– Я не выбралась.
– Он тебя застукал?! – подруга закашлялась.
– Он меня…
Да чего он только не сделал! Схватил, смутил, к себе прижал, заболтал до потери памяти и в итоге бесцеремонно за дверь выставил!
– Застукал, да.
– И как… отреагировал?
– Давай не будем об этом, ладно? – я потерла алеющие щеки.
– Еще как будем, Ава! Я должна знать, что говорить на заседании Малого Совета в твою защиту, – подруга наморщила лоб. – Ладно. Надо подготовиться. Сверить показания. Ты ведь наверняка наследила и…
– Стой. Эмм… не надо никаких показаний, – я скривилась и почесала висок. – Он не станет выносить это на Совет.
– Ты зря надеешься на мужское благородство, – строго заметила Джил. – Я, конечно, верю, что магистр Салливан – истинный джентльмен, но в первую очередь он уважаемый преподаватель с отличной репутацией и…
«И не желает, чтобы кто-то увидел, как из его спальни среди ночи выбегают слабо одетые студентки, предварительно им облапанные».
– Плевать ему на репутацию, – проворчала я, обнимая себя за плечи. Чужого тепла им остро не хватало.
Почему-то я была уверена, что правилами и уставами Салливан просто прикрывался. А выдворил он меня из своей спальни по какой-то другой причине, совсем не связанной с репутацией. Не верилось, что он хоть чего-то опасается.
– Пойдем, – собралась я с духом и повернула к выходу. – Надо взять пробы.
– Я уже была у озера, – остановила меня Джил и снова потащила к больничному. Что ж такое. – Взяла пробы, поговорила с водой. С ней что-то не так, но она не отравлена. Атарина в порядке, только жалуется на запах и неприятный вкус.
Я обессиленно привалилась к стене. Да что ж все так сложно-то? И ничего не понятно! Зачем Бехтереву менять вкус и запах в озере? Глупость какая-то. Несерьезная пакость из вредности. После раненой шмырлихи и закинутой в овраг Сажельки это как-то… мелковато.
– Это отец Микаэллы был. Я видела его в том самом плаще. И он только что подписал себе смертный приговор.
Я удовлетворенно ухмыльнулась. Место под Монтроглазом за ним давно закреплено, а уж после приставаний к матери…
– Дождемся, что скажет Софи. У нее отличный нюх на магов. Прямо как у тебя на неприятности.
– Угу.
В больничном отделении было темно и прохладно. Глэдис давно ушла спать, а на ночное дежурство с некоторых пор никто не оставался. Людей не хватало.
Следующий час мы с Джил возились с пробирками и реагентами. Каким только процедурам не подвергали пробы, но по всему выходило, что вещество абсолютно безвредно. И для людей, и для существ, и для растений. И что бы это все значило?
– Все равно надо сообщить твоей маме, – занудным тоном вещала Джил, потряхивая в руках последний раствор. В бледном свете голубого шара тот казался лиловым, но это единственное, что смущало. Все заклятья в унисон шептали: «безопасно».
– Схожу, – я понуро опустила плечи. Сейчас придется объясняться, почему я до сих пор не в постели и шастаю по Академии в наряде, далеком от приличного.
Бормоча проклятья и растирая задубевшие плечи, я доплелась до родительской спальни. И уже занесла руку над дверью, как услышала бодрый топот на том конце коридора. Так чеканил шаг только господин ректор. Поправочка: раздраженный, намеренный убивать господин ректор.
О проекте
О подписке