Ствол старой берёзы, украшенный шрамом лопнувшей от влаги и времени коры, был почти чёрным у основания. Облокотившись о дерево спиной, прямо на земле сидел мужчина, которого только к утру обнаружила поисковая группа. Махоркин внимательно разглядывал лицо мужчины, пытаясь представить, что мог чувствовать этот человек, просидевший рядом с трупом ребёнка ночью в лесу несколько часов в полной темноте. Заикаясь, мужчина рассказывал, как наткнулся на тело, упал и не сразу понял, что под ногами. Рассказ о том, как он поспорил с другом, хоть и казался чудным, но почему-то вызывал доверие.
Махоркин записал весь рассказ, данные самого мужчины и его товарища, а так же телефон той самой девушки, которая позвонила в ОВД, и вопросительно взглянул на Волкова.
– Что скажешь?
– Задушили. Видишь, синяя полоса на шее. – Судмедэксперт приподнял одно плечо ребёнка и отодвинул ворот курточки. На розовой коже хорошо просматривался багровый след.
– Странная полоса. На верёвку не похоже, широковата.
– Не верёвка, это точно.
Мальчик лежал лицом вниз. Синяя курточка задралась, из-под неё была видна коричневая клетчатая рубашка. Чёрные болоньевые штанишки заправлены в резиновые сапожки, на голове синяя вязаная шапочка с помпоном. Шапочка съехала на затылок, курчавые волосы цвета кофе с молоком испачканы липкой чёрной грязью. В маленьком кулачке увядший букетик подснежников. Задушенный ребёнок в лесу – картина сама по себе страшная, но этот букетик в руках производил на Махоркина особенно тягостное впечатление. Рядом с телом маленький, почти детский след. Кусок земли, как будто специально расчищенный от листвы, хранил чёткий отпечаток обуви. Больше следов видно не было.
– Глянь, – Махоркин махнул рукой, подзывая Волкова.
– След? Но не ребёнка. У этого на сапожках виден отчетливый рисунок, да и размер хоть и маленький, но гораздо больше чем резиновый сапожок. Подошва гладкая – это даже на сапоги не похоже.
– Что с собакой? – Вопрос был адресован тому самому лейтенанту, который первым обнаружил Ивана Солянку, сидящего рядом с трупом. Всё время, пока мужчину допрашивали и осматривали тело, собака не находила себе места, беспокойно дёргая поводок в руках лейтенанта.
– Сам не пойму, что с ней. Сидеть, – приказал лейтенант. Собака послушно села у ног хозяина и заскулила.
– Плохо воспитываешь, видать, ты её, – не удержался от язвительного замечания Волков.
– Да она послушная, – оправдывался лейтенант. – Первый раз с ней такое. Как будто ещё что-то чует.
Махоркин перевёл взгляд с тела на собаку.
– Ёжика она чует, – ехидно усмехнулся судмедэксперт и склонился над трупом.
– Пусть ведёт, не сдерживай её. – Махоркин выпрямился.
– Ищи, – приказал лейтенант и отпустил поводок.
Собака рванула в лес и Махоркин, отложив портфель, направился вслед за лейтенантом. Долго идти не пришлось. Под колючим голым кустарником лежало ещё одно такое же маленькое тело, которое вполне можно было принять за брошенный кем-то мешок. Мальчик так же лежал вниз лицом, и в руке у него был точно такой же увядший букетик подснежников.
– Ничего себе, – присвистнул подошедший сзади оперативник Виктор Котов. Следом за ним уже подходили Олег Ревин и судмедэксперт Волков.
– Сколько же их тут. – Волков приподнял тело за плечо. – Да это точная копия того.
Действительно, конопатое личико мальчика было уменьшенной копией того, которого нашли первым.
– Может близнецы? – предположил Олег.
Махоркин отодвинул ворот куртки. На шее красовалась знакомая уже багрово-синяя полоса.
– Так. Надо бы лес прочесать полностью. – Махоркин подошёл к успокоившейся собаке и погладил её по голове. – Как тебя зовут, дружище?
– Верный, – ответил за собаку лейтенант.
– Молодец, Верный.
Чувствуя интонацию, собака радостно завиляла хвостом и снова дёрнулась.
– Неужели ещё? – вопросительно глянул на Махоркина Ревин.
Лейтенант спустил поводок. Верный, уткнув в землю нос, осторожно обнюхал территорию около мальчика. Покружил у тела и двинулся в сторону стоящего поодаль Волкова.
– Э, ты чего? – попятился судмедэксперт.
Собака, не обращая на него внимания, принялась рыть лапами притоптанную им листву, потом легла на землю, положив поверх вытянутых лап испачканный грязью нос. Лейтенант присел, вынул из-под носа пса обрывок плотной полосатой ткани и протянул Махоркину.
– Так, так, так, – подскочил Волков. – Куда без перчаток хватаешь, – огрызнулся на лейтенанта.
– Ты только что своими ботинками на нём топтался, – вступился за парня Махоркин. Прищурившись, внимательно стал рассматривать грязную полоску в руках судмедэксперта. – Похоже на орудие преступления, как считаешь?
– Похоже. Только кусок маловат, – Волков сжал пальцами края обрывка и потянул в разные стороны, – не пойму, что это. Тугая резинка. Что-то напоминает, но что?
– Ладно, выясним. Если есть обрывок, значит, где-то должна быть и его вторая часть. Надо искать. Ну что, Верный, поможешь?
Услышав своё имя, собака поднялась с земли, но больше активности не проявляла.
– Видимо, это всё, – констатировал Махоркин, – ну что ж, на сегодняшний день находок и так достаточно.
На небо Рязанцева могла смотреть часами. И этого времени ей абсолютно не было жаль. Небо манило и затягивало. В детстве она раскладывала на балконе шезлонг и, удобно устроившись, часами пялилась в голубое бездонное пространство. Особенно нравилось, когда белые пушистые комья ваты, медленно проплывая над ней, меняли свою замысловатую форму, превращаясь из кучерявых овечек в зловещих чудовищ. Некоторые облака были похожи на лица людей, чаще всего почему-то стариков. Совершенно незаметно у них менялось выражение, и улыбающаяся старушка становилась похожей на злобного старика. Иногда это были забавные зверушки с других (как представлялось Лене) планет. Девочка придумывала им имена и невероятные истории, которые вполне могли стать сюжетом для какого-нибудь мультфильма. Это было так увлекательно, что Лена забывала поесть, и так же как облака, приготовленный мамой обед, плавно превращался в ужин.
Смотреть на небо сверху вниз оказалось таким же увлекательным занятием. Втиснувшаяся в крохотный овал иллюминатора часть молочно-голубой бездны была прозрачной, пока они летели над территорией Европы. Как только самолёт пересёк границу с Россией, стадо белых барашков плотно облепило самолёт со всех сторон и сопровождало его вплоть до посадки в аэропорту.
– Даже небо у нас другое, – под нос себе проговорила Лена.
– Добро пожаловать домой, – усмехнулся в ответ Михаил. – Романтика закончилась.
– А мне дома нравится, – заулыбалась Лена.
– Ты ещё скажи, что у нас жить интересней?
– Интересней. А тебе разве нет?
– Мне? Нет. Что я тут не видел. Разбитые дороги, грязь на улицах, алкашня на лавочках.
– А мне вот Франция не понравилась, – выпалила, обидевшись за Россию, Лена. – Я её себе другой представляла. В Париже грязи побольше, чем у нас будет. Алкаши может на лавках и не спят, но маргинальных личностей в парках и скверах пруд пруди. И, вообще, настоящих коренных французов на улицах единицы, в основном эмигранты, давно уже чувствующие себя там хозяевами.
– Ну вот. Сама же просила – Париж, Париж, а теперь получается весь отдых насмарку, – буркнул Миша и поспешил схватить проплывающий по ленте чемодан.
– Ну, Миш, я же о другом, – постаралась исправить положение Лена. – И отпуск мне очень понравился, и Париж, честное слово. Я только хотела сказать, что у нас тоже хорошо. – Лена привстала на цыпочки и чмокнула спутника в щёку.
– Ладно, – зарделся довольный Миша, – в следующий отпуск в Испанию махнём, в Барселону. Никита Гороховский в прошлом году ездил, вернулся полный впечатлений.
– Ой, я и не знаю, когда у меня теперь отпуск будет.
– Бросай ты свою работу. Не женское это дело – бандитов ловить.
– А какое женское? У плиты стоять?
– А почему бы и нет. Что в том плохого? Женщины для того и созданы, чтобы очаг беречь.
– Это вы – мужчины так считаете. А не желаете узнать, что нам женщинам хочется?
– Да вы сами не знаете, что вам хочется. То в Париж хочу, то обратно домой. А мы только прихоти ваши выполняй.
– Не выполняй, – почти шёпотом произнесла Лена и отвернулась.
– Ну ладно, масик, не обижайся.
Чтобы понять, любишь ли ты свою работу, надо уйти в отпуск. Этот двухнедельный перерыв в работе у Рязанцевой был первым. Париж поначалу её заворожил, но даже не знаменитой Эйфелевой башней и Елисейскими полями, а скорее маленькими кафешками на Монмартре, столики и кресла которых занимали всю пешеходную часть улицы так, что и мимо не пройдёшь. Попробовав местные «Терамису» и «Панна кота», они долго гуляли по площади дю Тертр, наблюдая за тем, как художники рождают на своих мольбертах собственное видение мира. Но наиболее яркое впечатление осталось после посещение «Мулен Руж». Это была заветная мечта Лены Рязанцевой. Просмотр некогда телевизионного мюзикла с одноимённым названием покорил девушку. Влюблённые Николь Кидман и Юэн Макгрегор были так нежны друг к другу, что под конец фильма Лена расчувствовалась и всхлипнула.
Посещение знаменитого канкана входило в составленную ею программу осмотра достопримечательностей Франции. Насчёт борделя Миша не возражал, а даже восхищённо присвистнул:
– А ты уверена, что туда женщин пускают?
– Конечно, это же историческое место. Люди туда ходят не только развлечься и посмотреть канкан, но и для того, чтобы ощутить истинную атмосферу Франции прошлого. К тому же ты особо губу не раскатывай, «Мулен Руж» давно уже не бордель, и мы с тобой пойдём смотреть «Феерию», если удастся взять билеты, конечно, а там, насколько мне известно, всё прилично, стриптиза не будет.
– А что неприличного в стриптизе? Мне так очень нравится смотреть на красивое женское тело.
– Ага, я помню, как ты чуть стейком не подавился, когда к нашему столику в «Каре» стриптизёрша подплыла, размахивая из стороны в сторону своими вторичными половыми признаками.
– Я подавился, потому что ты на меня смотрела в этот момент таким взглядом, что чуть дыру не просверлила.
– Мне была интересна твоя реакция?
– А какая у нормального мужика может быть реакция, когда он смотрит на обнажённое женское тело?
– То есть стоит кому попало перед тобой обнажиться, и всё? Играй гормон?
– Рязанцева, кончай меня пытать, ты же помнишь, что я ей сказал – «Я с девушкой», она и отвалила.
– Как-то ты не убедительно это сказал, – рассмеялась Лена, вспоминаю сцену со стриптизёршей.
В отпуск Рязанцеву отправил Махоркин сразу после раскрытия убийства Ольги Воронец. Дело о гибели маленькой девочки от рук родного брата настолько сильно повлияло на Лену, что это стало заметно всем окружающим. Не слышно было весёлого серебристого смеха, который обычно раздавался из её кабинета, яркая зелень глаз потускнела, а улыбка при встрече казалось вымученной.
– Так дело не пойдёт, – заметив её отстранённый взгляд, сказал Махоркин, когда совещание в его кабинете закончилось, и все присутствующие вышли, оставив их вдвоём. – Вам надо отдохнуть.
– Не надо. Со мной всё в порядке, это скоро пройдёт.
– Вот и отлично. Оформляйте двухнедельный отпуск. Вы мне нужны работоспособной, а сейчас вы никакая. – Махоркин был в высшей степени строг. Неделю назад он был назначен временно исполняющим обязанности начальника Следственного отдела, и всё шло к тому, что в скором времени он мог получить официальное назначение на эту должность. – И не спорьте. В таком состоянии я не могу допустить вас к расследованию даже самого простого дела. Тем более, тьфу, тьфу, тьфу, пока ничего особенного не произошло.
– Но за две недели может случиться много чего.
– Как-нибудь справимся без вас.
Лена сама понимала, что отпуск необходим. Она действительно чувствовала себя опустошённой. Ночами почти не спала, а если засыпала, ей снилась чёрная дыра подвала, освещаемая лучиком фонарика мобильного телефона, в свете которого рисовались нечёткие очертания маленького детского тела Оли Воронец.
Узнав про отпуск, Мишка обрадовался и тоже написал заявление.
– Всё. Едем во Францию.
– Как во Францию? – растерялась Лена, – я ещё язык плохо знаю.
– Да кому твой язык нужен. Скачаем онлайн-переводчик. – Миша достал мобильник. – Собирайся детка. Загранпаспорт, надеюсь, у тебя есть?
Паспорт был. Два года назад Лена оформила его на всякий случай, но ещё ни разу в своей жизни не выезжала никуда дальше территории бывшего Советского Союза. Было немного страшновато, но уверенный в себе Мишка разогнал её сомнения.
– И у меня есть. В Турцию в прошлом году летал, так что турист я опытный, со мной не пропадёшь.
– Но это же так быстро не делается? Визы, билеты и что там ещё надо?
– Детка, ты не знаешь, кто с тобой рядом. Не волнуйся у меня всё схвачено. Ты Витьку Дорохова помнишь?
– Это тот ушастый, что в параллельном классе учился?
– Точно, так вот он мне в прошлый раз за три дня всё оформил.
– Как это?
– А так это, надо правильную профессию выбирать. Ладно, не забивай себе голову, сказал – всё устрою, значит устрою. А тебе бы не мешало хоть раз на встречу выпускников сходить. Вот где нужные люди бывают.
– Из всех нужных одноклассников у меня ты есть, – улыбнулась Лена.
– И то правда, – залился довольным румянцем Мишка.
Франция и правда вывела её из депрессии. Стоило только спуститься по трапу, как она забыла обо всём на свете. Лена порхала бабочкой по улочкам и площадям Парижа и чувствовала себя невероятно счастливой, всё время восклицая «Шарман. Сэ фантастик». В таком волшебном состоянии она пробыла ровно неделю. Затем, пресыщенная впечатлениями, начала ловить себя на мыслях о доме. Она перестала замечать местные красоты, размышления уносили её назад в Россию, в родной Следственный отдел, а по ночам стал сниться Махоркин. Утром, закусывая кофе круассанами, почему-то вспоминались их совместные обеды в странном кафе «Синяя птица», и то, как нежно Махоркин вытирал кетчуп с её губ.
Последние три дня она всё больше молчала, тупо глядя перед собой и с трудом улавливая то, что говорит гид. Куда-то делся романтический ореол, которым была окутана столица Франции в её представлении ранее. Раздражали лепечущие на непонятном языке тёмнокожие граждане, не понимала она и коренных французов, которые говорили слишком быстро и так же не понимали её, хотя она и пыталась складывать предложения из тех слов, что знала. Поэтому, когда они наконец поднялись на борт самолёта, девушка облегчённо вздохнула.
Прилетели в Москву рано утром. Лена наскоро приняла душ, выпила чая с засохшим овсяным печеньем, которое она оставила на столе перед отъездом, нанесла лёгкий макияж и принялась собирать сумочку.
– Ты куда это собралась? – удивлённо повернул голову в её сторону Миша, оторвавшись от монитора.
– Миш, я сгоняю по-быстренькому на работу.
– Зачем? У тебя же ещё три дня отпуска? – Удивление сменилось недовольством.
– Я только узнаю, как там и чего, – стала оправдываться Лена.
– Рязанцева, не нарушай Конституцию, которая великодушно предоставила тебе право на отдых. Обойдутся твои орлы без тебя как-нибудь.
– Ты мне ещё не муж, а уже командуешь, – рассердилась Лена, но сумочку отложила.
– Считай, что муж. Сама не захотела расписываться, – не принял упрёка Михаил, – лето, видите ли, ей подавай. Так что дело в тебе, детка.
– Ты сам вон в свой компьютер полез, как только в дом вошли. И не называй меня деткой, мне это не нравится.
– Ну ладно, масик, чего ты злишься, мне просто кажется, что ты ищёшь причину от меня сбежать, – удручённо произнёс парень.
– Что за глупости приходят тебе в голову, – Лена подошла к Михаилу и провела ладошкой по его щеке. – Мы же решили в августе.
– А ты не сбежишь до августа? – как-то по-детски спросил парень, заискивающе глядя ей в лицо.
– Не сбегу, я же дала тебе слово. Но и ты обещай, что не будешь чинить мне препятствия касательно моей работы.
– Ладно, беги на свою работу, я пока в инете покопаюсь.
Лена сунула пропуск и ключи в кармашек сумки, подхватила пакет с подарками и, хлопнув дверью, исчезла. Миша вздохнул и вновь уткнулся в монитор.
О проекте
О подписке