У каждого человека есть первобытная потребность в тишине, но для горожанина эта особая привилегия почти недоступна. Найти её можно только в заводи рек или высоко в небе или… днём в театре. На сегодняшний день эта потребность для Лены была удовлетворена. Выйдя на улицу, она с удовольствием вдохнула апрельский воздух, свежий настолько, насколько он может быть в городской среде. На секунду прищурилась, подставив лицо уже почти по-летнему тёплым лучам солнца и, улыбаясь непонятно чему, набрала номер Ревина.

– Нечем мне вас порадовать, Елена Аркадьевна! Камера, как выяснилось, не рабочая – обычный муляж. Никого из соседей по площадке на данный момент дома не оказалось. Так что информации – ноль.

– Ясно. А что там с Королёвым-Пирожниковым?

– Это пусть вам Виктор расскажет, он с ним разговаривал. – На мгновение в трубке всё стихло, потом раздался голос Котова. – Нет там Лебедевой. Сам Королёв ничего про её исчезновение не знает. Во всяком случае, так он заявил, при этом голос был очень взволнованным. Сказал, что вылетит первым самолётом.

– А телефон Лебедевой?

– Установить местонахождение аппарата не получается.

– Ясно. Звоните Махоркину, пусть высылает в Починки группу поиска.

День был настолько хорош, что спускаться в подземелье метрополитена не хотелось. Рязанцева мельком глянула на круглый циферблат наручных часов и решила, что вполне может себе позволить пройти часть пути пешком. Она любила городскую суету и чувствовала себя среди какофонии уличных звуков очень даже комфортно. Город жил своей деловой жизнью.

После пешей прогулки ноги гудели, и впервые работа за компьютером показалась приятной. Остаток дня поглотили отчёты. Было на удивление спокойно, никто не звонил, не врывался в кабинет. Оторвалась от монитора Рязанцева только в конце рабочего дня, когда зарябило в глазах. «Вымерли что ли все?» – не успела подумать, как зелёный телефонный аппарат оглушительно задребезжал.

– Елена Аркадьевна, вас Ревин обыскался, а вы оказывается здесь. Почему у вас телефон не отвечает? – послышался голос Махоркина.

– Не знаю. А что случилось?

– Нашли Лебедеву.

– Где?

– В Починках, в болоте.

– Убита?

– Изнасилована и убита. Зверски. Двенадцать ножевых ранений в грудь. Лицо изуродовано.

– Надо ехать.

– Не надо. Я сам туда поеду, теперь это дело под моим контролем.

– Я с вами.

– Нет. Незачем вам это видеть. Олег говорит: зрелище ужасное. Тем более ночь уже на дворе. Езжайте домой, я всё сам сделаю. А завтра утром в девять у меня.

– Но как же…

– Никак, – оборвал Махоркин. – Это приказ.

– Но…

– Никаких «но». – Махоркин бросил трубку.

Лена достала мобильный телефон и сердито посмотрела на чёрный дисплей. «Вот чёрт, разрядился!». Бросила безмолвный аппарат назад в сумочку, натянула куртку и, громко хлопнув дверью, вышла из кабинета.

Дома, как всегда, вкусно пахло. Пряный аромат запечённой с чесноком курочки проникал, казалось, во все щели. Знакомый запах Лена почувствовала ещё в лифте.

– Лёха, идём ужинать, – послышался голос отца, как только она вошла в квартиру.

Лена сняла куртку и направилась в сторону кухни.

– Как вкусно пахнет. Даже на лестнице чувствуется. Это прямо какая-то кулинарно-химическая атака. Соседи, наверное, уже утонули в собственной слюне. – Лена сделал глубокий глоток.

– Не очень лестное сравнение, – улыбнулась Евгения Анатольевна.

Мать поставила на стол тарелку с изображением мультяшного медвежонка, играющего с ёжиком в мяч. Это была любимая тарелочка маленькой Лены. Удивительным образом блюдо пережило многочисленные переезды семьи, и не только сохранилось в целости, но и выглядело, как новенькое. Два поджаристых куриных крылышка и подрумяненная картошка дымились волнистыми сизыми струйками.

– Ну, как дела? Какие новости? – поинтересовался Аркадий Викторович, как только тарелочка опустела.

– Плохие новости. Нашли Лебедеву.

– Раз ты говоришь плохие, то это может означать только одно…

– Да, папа, ты правильно понял.

– Ох, – Евгения Анатольевна всплеснула руками и медленно опустилась на стул. – Её убили?

– Не только. Изнасиловали и изуродовали.

– Какой ужас! Но кто? Вы уже нашли убийцу?

– Лебедеву нашли всего три часа назад в болоте. Убийцы рядом не было, – горько пошутила Лена.

– Но ведь бывает, что по горячим следам находят в течение нескольких часов.

– Бывает. Только какие тут горячие следы, если с момента исчезновения прошло почти три дня.

– А предположения какие-нибудь есть? – не унималась Евгения Анатольевна.

– Не знаю. Я сегодня утром была в театре, разговаривала с режиссёром Жюлькявичусом. У меня были подозрения, что исчезновение балерины может быть связано с театральной жизнью, с постановкой. Но теперь понимаю, что это больше похоже на действия маньяка.

– А может какой-нибудь свихнувшийся поклонник Лебедевой? – предположил Аркадий Викторович.

– А что? Вполне. Такие случаи известны, – поддержала мужа Евгения Анатольевна.

– Может, конечно. Если учесть, что Лебедева была изнасилована… и изуродованное лицо… да, версия хорошая. Берём в разработку, – снова заулыбалась Лена. – Мам, а ты хорошо знаешь, этого режиссёра Жюлькявичуса?

– Лично не знакома, но наслышана, конечно. А что с ним не так?

– Что-то не так, а вот что, не пойму. Не понравился он мне, какой-то склизкий, что ли.

– Ну гении редко бывают хорошими людьми, надо заметить.

– А он гений? – засомневалась Лена.

– Несомненно. И это не только мнение критиков. Я смотрела практически все его постановки, это всегда ярко, неожиданно, виртуозно.

– А зачем надо менять классическую постановку, разве она плоха сама по себе?

– Это не из категории – хорошо-плохо. Это новое видение. Я думаю, ты зря на него взъелась. Он не убийца, это точно. Лебедева его муза. Зачем ему её убивать?

– Да я ни то чтобы его подозреваю… просто он какой-то сам по себе подозрительный. Вот фамилия у него прибалтийская, а на прибалта он не похож, и говорит без акцента. И фигура у него какая-то… не для балетного режиссёра. Слишком грузен, ещё и в очках.

– Ну очки – это же не преступление? А насчёт акцента… фамилия ему досталась от отца, которого он и в глаза-то не видел. Мать его русская, из Литвы они переехали, когда Валдису два года было, так что говорить он начал на чисто русском языке. А насчёт его полноты? Валдис был прекрасным танцором, но в 1989 году они по программе поддержки ликвидаторов Чернобыля поехали в Припять с концертом. После этого начались проблемы со щитовидкой, а со временем ещё и диабет добавился. Как следствие – стало падать зрение. Но зато мы получили выдающегося балетмейстера.

– Ладно, уговорила, больше у меня к нему претензий нет.

Лера Краснощёкова была девушкой с претензиями. Как и большинство красавиц капризной и требовательной, но Никите Пермякову это нравилось. В конце концов, «красота требует жертв», на свой лад понимая известный афоризм, думал парень, готовый пойти на всё что угодно ради своей «любимки». Девушка, чувствуя власть над юношей, и поощряемая его кротостью, изобиловала желаниями, которые Никита с готовностью исполнял. Редкое свидание влюблённых обходилось без сюрприза с его стороны, но раз уж дело дошло до помолвки, то это должно было быть что-то особенное.

Никита долго выбирал кольцо, которое могло понравиться Лере, мучая продавщицу ювелирного отдела. Перебрав десяток вариантов, выбрал самое, на его взгляд, изящное – из белого золота с крохотным бриллиантом.

– У вас хороший вкус, – с облегчением вздохнула девушка. – Выбирайте футляр.

Проворная блондинка разложила перед клиентом несколько вариантов упаковки.

– Ничего себе, – озадачился Никита, – я и не знал, что они разные бывают, думал просто коробочка бархатная, а тут… даже глаза разбегаются.

На витринном стекле в рядочек стояли футляры различных оттенков и форм. «Цвет должен быть красным», – сразу решил юноша, – «Лера всегда выбирает всё красное, к тому же – это цвет любви». Из ряда стоящих перед ним коробочек он выдвинул сначала ту, что была в форме шляпки, потом в виде бутона розы и, в конце концов, остановил выбор на алом сердечке.

Купить кольцо оказалось делом самым простым. А вот где и как его преподнести, чтобы это было романтично, трогательно и не банально? Никита перерыл весь интернет, но ничего из того, что там предлагалось, ему не нравилось. Всё слишком помпезно и вычурно, а хотелось интима и нежности. Решение пришло неожиданно просто – с голосом Аллы Пугачёвой. «Речной трамвайчик тихо встал у сонного причала», – доносилось из-за стены. Соседская девчушка была страстной поклонницей великой артистки эстрады.

Обычный апрельский денёк затихал неспешно и величественно. Чёрные краски ночи настырно сгущались над Москвой-рекой и от этого набережная, искря золотым ожерельем огней, казалась изыскано нарядной. В баре теплохода «River castle» собирался народ, кому-то хотелось выпить, кому-то послушать живую музыку, для Никиты этот вечер был решающим.

Лера с удовольствием потягивала коктейль, что-то щебетала и хихикала. Никита взглянул на часы.

– Я отлучусь на минутку.

– Ты куда? – Красотка недовольно округлила серые глазки.

– Я быстро.

Не успела Лера рассердиться, как Никита вновь появился рядом, протягивая ей куртку.

– Пойдём на палубу.

– Зачем?

– Здесь душно, подышим свежим воздухом.

– Здесь тепло, а там холодно, – заупрямилась девушка. – Я не хочу.

– Ну пойдём, Лера. Это сюрприз.

– Сюрприз? – заинтересовалась красотка и взяла куртку из рук друга. – Ну хорошо.

На палубе действительно было прохладно, но зато без посторонних свидетелей, а значит всё пройдёт по задуманному плану. Никита пощупал нагрудный карман куртки, где лежало красное бархатистое сердце с золотым колечком внутри.

– Зачем ты меня сюда вытащил, – недовольно пробурчала Лера, заглядывая через поручни и всматриваясь в водную гладь. – Ты же знаешь, как я боюсь глубины.

– Зато отсюда можно посылать сигналы в космос, а потом наблюдать, как под мостом тянется созвездие Рыб, отражая вечность.

– Это под каким таким мостом ты увидел созвездие Рыб?

– Мостом под названием Млечный путь.

– Ну ты и романтик, Никитка, – улыбнулась Лера и поёжилась, – но всё равно пошли отсюда, тут холодно и немножко страшно.

В эту минуту дверь открылась. На палубу вышел высокий худой мужчина, держа в руках скрипку. Порыв ветра подбросил длинные кудрявые пряди. Мужчина прошёл к бортику, положил одной рукой инструмент на плечо, зажал его подбородком, другой вскинул вверх смычок и нежно опустил на струны. Пространство заполнилось знакомой мелодией. Музыка, создаваемая движением смычка, разливалась в пространстве ночи.

– Титаник?! – Лера нервно рассмеялась. – Что дальше? Мы пойдём ко дну? Нет, ты точно решил меня доконать. Если что, я плавать не умею.

Девушка недовольно отвернулась и с опаской вновь стала разглядывать мутную поверхность воды.

– Лера, я только хотел сказать, как сильно я тебя люблю. – Заготовленная речь вылетела из головы. Понимая, что всё испортил, парень спешно опустился на одно колено и, протягивая красное бархатное сердечко, взволнованным голосом произнёс: – Я прошу твоей руки.

– Рука!!! – истошно закричала девушка, вцепившись в металлический поручень так, что костяшки пальцев стали белыми. Музыка оборвалась, как будто в одночасье лопнули все струны.

– Что с тобой? – растерянно спросил Никита.

– Там рука! – Леру трясло.

Поднявшись с колена, парень заглянуть через перила. В борт теплохода упирался обрубок человеческой руки.