– Я так и знала, что этим кончится, – жаловалась мама, снимая повязку с Гулиной головы. – Вы подумайте, такая холодная осень, а она снималась в одном платье под проливным дождем!

– Мы этого дождя только и ждали, – сказала Гуля. – Сначала нам нужно было солнце, а потом настоящий проливной дождь.

Доктор покачал головой:

– Да, нелегкая у тебя, девочка, профессия. Очень нелегкая.

Он наклонился над Гулей.

– Отрежьте мне это проклятое ухо, доктор, – сказала она вдруг решительно.

– Это еще зачем? – удивился доктор.

– Чтобы нечему было болеть!

Доктор засмеялся:

– А если голова болит, так и голову отрезать прикажешь? Нет уж, милая, ухо я тебе оставлю, а проколоть его проколю. Легонько-легонько. Ты не бойся.

– А я и не боюсь, – ответила Гуля.

– Правда? – спросил доктор. – Посмотрим!

Утром он пришел с целым чемоданом инструментов.

– Так и в самом деле не боишься? – спросил он, поглядывая на Гулю из-под очков. – Может, вчера сгоряча прихвастнула? Температура-то у тебя была порядочная.

– И сегодня не боюсь, – сказала Гуля. – Только колите поскорее!

– Ишь ты, какая торопливая! – сказал доктор и стал раскладывать на чистой салфетке какие-то блестящие ножички и длинные иголки.

Гуля искоса поглядывала на все эти серебряные штучки и думала: «Только бы не закричать! А то сказала, что не боюсь, а вдруг как заору во все горло! Вот будет стыдно…»

– Ну, моя душенька, – сказал доктор, подходя к постели с чем-то острым и блестящим в руке, – мама тебя немножечко подержит.

– Не надо, – сказала Гуля. – Когда держат, гораздо страшнее. Я лучше сама буду держать маму за руку.

И она крепко стиснула мамину руку своими горячими от жара пальцами.

– Ну, вот и все, – сказал доктор. Гуля перевела дыхание и открыла глаза.

На руке у мамы отпечатались все Гулины пальцы – пять красных пятен.

– Тебе было больно? – спросила мама.

– А тебе?

Мама засмеялась.

А доктор посмотрел на Гулю как-то особенно серьезно и ласково.

– Уважаю, искренне уважаю! – сказал он и принялся укладывать в свой чемоданчик блестящие иголки и ножички.

Когда доктор наконец ушел, Гуля сказала маме:

– Я почему-то ужасно рада. И сама не понимаю почему. Нет, понимаю. Во-первых, потому, что мне легче. Во-вторых, потому, что операция уже прошла, а в-третьих, потому, что я не кричала. Ты знаешь, ведь мне было очень больно и страшно.

– Знаю, Гуленька, – сказала мама. – И знаю, что ты у меня молодец. А теперь постарайся уснуть – тебе после операции надо как следует отдохнуть.

– И стараться нечего, – ответила Гуля. – Мне еще никогда в жизни не хотелось спать так сильно, как сейчас. Да и ты от меня отдохнешь.

И она уснула глубоко, крепко.

Так началось выздоровление.

Гуля лежала в чистой, свежей постели, умытая, веселая, с книжкой в руках. Ей радостно было глядеть в окошко и следить, как час за часом облетают деревья во дворе. Радостно было читать новое и перечитывать старое – ей казалось, что еще никогда она не понимала все так хорошо и ясно, а стихи никогда не запоминала так быстро, как сейчас.

Знакомые ребята часто навещали ее и приносили то последние цветы, то первые яблоки и груши.

Как-то раз, когда Гуля, не читая, лежала с раскрытой книгой Лермонтова в руках и без конца повторяла все те же строчки:

Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный… —

в передней раздался робкий звонок.

Дверь отворили, но долго никто не входил в комнату. Гуля слышала только чье-то покашливание и прерывистый, приглушенный шепот.

– Да что там такое? Мама, кто пришел?

– Мы с Килькой! Мы с Клюквой! – ответили из передней два голоса.

– Ну так что ж вы топчетесь? – закричала Гуля. – Входите скорей!

Они вошли и сели рядом на один стул.

– Ну, рассказывайте же! Да что вы молчите? Какие новости в зоопарке?

– Никаких, – сказал Килька. – Вот только новых змей привезли. Тропических.

– Субтропических, – поправил Клюква. – Из Абхазии.

– Сколько штук? – спросила Гуля.

– Пятьдесят четыре, – сказал Клюква.

– Пятьдесят шесть, – поправил Килька.

– Да ведь это же очень много!

– Порядочно, – согласился Клюква.

Гуля удивилась:

– А вы говорите, нет новостей! Ну, еще что?

– Старый волк умер.

– Да что вы! Как жалко!

– Зато трех новых волчат привезли. Мы взяли над ними шефство. Два тихонькие, а третий сразу удрал и загрыз двух павлинов.

Гуля даже подскочила:

– Как же так?

– Сторож недосмотрел. Его поймали и заперли.

– Кого? Сторожа?

– Волчонка!

– А вы-то что же смотрели?

– Мы смотрели в это время змей.

– Эх, вы! Не шефы, а воро2ны!

Килька и Клюква смущенно переглянулись.

Потом Килька со вздохом развернул газетный сверточек и вынул из него два павлиньих пера.

– Это тебе на память.

Гуля укоризненно посмотрела на ребят:

– Оставьте себе на память. Будете воро2ны в павлиньих перьях.

Мальчики засмеялись:

– Мы и так запомним. А ты бери. Красивые перышки!

И действительно, перья были великолепные. На одном было очко синее с золотом, на другом – зеленое.

Посидев еще немного молча, Килька и Клюква собрались уходить. В дверях они остановились.

– Да, чуть не забыл! – спохватился Килька. – У нас собрание было. Делили всех на три группы – на ударников, кандидатов в ударники и на срывщиков.

– А куда я попала? Heбocь, в срывщики?

– Нет, в ударники.

– Да я же больна!

– Это не считается. Вот мы здоровые, а попали только в кандидаты.

– Из-за павлинов, – сказал Клюква.

– Из-за волчонка, – поправил Килька.

И они ушли.

История с географией

Гуля выздоровела.

Ее несколько раз сняли еще для картины «Солнечный маскарад» (теперь уже не на открытом воздухе, а в павильоне кинофабрики), и Гуля поехала в Одессу – в свою школу.

Незадолго до отъезда она начала заниматься, чтобы догнать класс. Но оказалось, что взялась она за дело слишком поздно. Класс успел уйти далеко вперед. И у Гули началось очень трудное время.

Ей было тем тяжелее чувствовать себя «неуспевающей» ученицей, что она была теперь у всех на виду. О ней писали в газетах, многие помнили ее по кинокартинам, и совсем незнакомые ребята на улице узнавали ее:

– Смотри, Василинка из кино!

– Верно! Она самая. Дочь партизана!

Знакомясь с Гулей, взрослые обычно говорили ей:

– А, Гуля Королёва! Как же, как же, знаем про тебя, видели. Ну, а как ты учишься? Конечно, отличница?

– Нет, – угрюмо отвечала Гуля и старалась поскорее отойти в сторону.

Из Москвы приехала в Одессу на кинофабрику журналистка. Она забросала Гулю самыми разнообразными вопросами: давно ли Гуля снимается, какие из своих ролей любит особенно, чувствует ли удовлетворение от своей работы.

– Нисколько не чувствую, – сказала Гуля.

– Ах, вот как? И ты не собираешься быть артисткой?

– Не собираюсь.

– Интересно, – сказала журналистка и стала что-то записывать в своем блокноте.

Это совсем смутило Гулю, и она перестала отвечать на вопросы. Но журналистка не отступала:

– Что ж ты молчишь? Трудно сниматься в кино?

– Трудно, – ответила наконец Гуля.

– Почему же трудно?

– Нужно стоять неподвижно, а мухи кусают за ноги.

Журналистка всплеснула руками и засмеялась. Гуля и сама не могла удержаться от улыбки.

– Ну, а как ты учишься? Конечно, отлично?

– Плохо, – сказала Гуля, и улыбка сразу сбежала у нее с губ.

– Неужели плохо? – удивилась журналистка и отодвинула блокнот.

Гуля ничего не ответила. Она не могла сказать, что учение стало для нее в последнее время больным местом.

Однажды Гуля вернулась домой из школы вся в слезах. Бросив сумку с размаху на диван, она уселась на подоконнике и забарабанила по стеклу пальцами.

– Ну вот, – сказала она, – теперь целая история!

– А что опять случилось? – спросила мама. – Какая история?

– С географией! – ответила Гуля. – Сегодня вызвали, а как я могу отвечать, если я ничего, ничего не знаю?!

– Отчего же ты ничего не знаешь?

– Да я же полгода пропустила!

И, закрыв лицо ладонями, она залилась слезами.

– Вот честное пионерское, – говорила она плача, – всю жизнь теперь буду заниматься только одной географией. Бог с ним, с кино, если от него такие неприятности!

Мать несколько минут смотрела на Гулю молча.

– Вот что, Гуля, – сказала она наконец, – давай поговорим с тобой серьезно. О чем ты плачешь?

– Если бы ты знала, как мне было стыдно сегодня на географии, ты бы не спрашивала!

– А кто в этом виноват?

– Да ведь не могу же я два дела разом делать – и сниматься и учиться!

– Ну, перестань сниматься.

– Жалко очень.

– Тогда брось школу.

– Что ты, мама! Разве это можно?

– Отчего же? Чем так учиться, как ты сейчас, лучше совсем бросить. Кино тут ни при чем. Просто у тебя нет характера.

Гуля посмотрела на мать обиженно и насухо вытерла слезы.

– Как это нет? – спросила она.

– Конечно, нет, – сказала мама. – Сколько людей на свете должны и работать и учиться. И прекрасно успевают. А ты не успеваешь ничего. Возишь с собой целый чемодан книжек, а не можешь заставить себя открыть их. Ну, что поделаешь! Видно, придется помочь тебе.

– Как помочь?

– Взять репетитора, что ли. Пусть он тебя подтянет.

Гуля закусила губу.

– Вот пойду завтра к вашему директору, – спокойно продолжала мама, – и спрошу у него, не может ли он порекомендовать какого-нибудь студента или старшеклассника. А может быть, отличника из вашего класса.

– Нет уж, – негромко сказала Гуля и упрямо опустила голову. – Не хочу я.

– Почему же? Тебе легче будет…

– Нет уж! – повторила Гуля, решительно вставая с места. – Не надо мне репетитора. До этого дело еще не дошло.

Вторая высота

Несколько месяцев боролась Гуля с географией, историей, алгеброй, а главное – с собой.

Выучить как следует уроки на завтра, хорошо, с блеском ответить один раз было не так трудно. Но наверстать все потерянное, пропущенное, вечно догонять, догонять, возвращаться назад, учить то, что другие уже давно выучили, – для этого и в самом деле нужно было много выдержки и терпения.

Подошли экзамены.

Балконная дверь и окна открыты настежь, и в комнату доносится медовый запах лип и акаций. Совсем близко, за поворотом тихой улицы, гремит и движется море. Не так-то легко усидеть в такой чудесный день дома, особенно когда тебе всего тринадцать лет и на берегу тебя ждет лодка.

Но Гуля разложила на столе книги, на стене развесила географическую карту и вместе с подругами готовится к экзамену.

– Наша страна – самая большая из всех стран мира, – торжественно начинает она рассказывать первую главу учебника географии.

Гуля рассказывает, а подруги ее, которым она придумала смешные прозвища – Леля Пончик и Лина Блин, – тоже не теряют времени даром: Лина раскрашивает зеленым карандашом пальмы на набережной Батуми в учебнике географии, а Леля рисует на обложке алгебраического задачника портрет почтмейстера Шпекина.

Гуля строго и пристально смотрит на Лелю и Лину.

– По рисованию экзамена не будет, – говорит она, – а на географии вы провалитесь. Вы даже не слушаете, что я рассказываю.

Леля и Лина откладывают в сторону карандаши.

– Ну что ты! Как это не слушаем! Рассказывай!

Гуля крупными шагами прошлась из угла в угол.

– Чтобы проехать в курьерском поезде нашу страну с западной границы во Владивосток, надо ехать двенадцать суток…

– Вот бы хорошо! – задумчиво говорит Лина. – Едешь, едешь – и никаких тебе географий…

– Ну, положим, без географии далеко не уедешь, – говорит Гуля и открывает новую страницу в учебнике. – Теперь – моря. Хочешь ты поплавать по морям, Пончик?

– Я и так буду плавать на экзамене. Рассказывай ты, а я запомню.

Гуля долго рассказывает про моря, а Леля и Лина, облокотившись на стол, слушают, как шумит за окном настоящее море.

– Выкупаться бы! – вздыхает Лина.

– Погоди, – говорит Гуля, – успеешь. Теперь – горы. Рассказывай ты.

– Я? – пугается Лина. – Я знаю только животный мир тундры.

– Сама ты тундра! Ну, не ленись, рассказывай.

– Ты начинай, а я потом…

Втроем, время от времени заглядывая в книжку, они одолевают горы.

– Жарко! – стонет Леля. – Ну пойдем хоть разочек выкупаемся. Голова свежее станет!

– Нет, – неумолимо отвечает Гуля. – Заниматься так заниматься! Надо пройти всю географию.

– Всю! Зараз! А завтра?

– Завтра будем повторять.

– А когда же купаться?

Гуля ничего не ответила.

До пяти часов вечера она продержала Лелю и Лину в комнате. Когда она наконец захлопнула книгу, они даже не поверили своему счастью.

– Неужели кончили, Гуля?

– Кончили! Теперь – к морю! Вы что думаете, мне не хотелось купаться? Еще больше, чем вам.

И все три девочки наперегонки помчались по переулку в ту сторону, откуда доносился тяжелый, гулкий морской шум. Белая с красной полосой лодка отчалила от берега.

– Пусть она сама плывет, – сказала Гуля и, подняв весло, легла на корму.

Упругие зеленые волны мерно приподнимали и опускали лодку. Соленый ветер свежей ладонью прикасался к разгоряченным щекам девочек, трепал их волосы и воротники.

Гуля жадно глотала вкусный морской воздух.

– Ой, девочки, – сказала она, – как хорошо, как интересно жить на свете!

– Да, было бы хорошо, – вздохнула Лина, – если бы только экзаменов не было.

Гуля на минуту задумалась.

– А я люблю экзамены, – сказала она медленно. – Хоть и страшновато бывает, а хорошо.

– Гулька, ты врешь!

– Нет, честное слово, не вру. Знаете, девочки, у меня перед экзаменом такое чувство бывает, как перед прыжком в воду. И холодно и страшно, а прыгнешь – и сразу станет жарко и весело.

Леля пожала плечами:

– Ну, кому весело, а кому и не очень.

– А это от тебя зависит, чтобы было очень.

И вот наступил день экзамена. Утро выдалось какое-то особенное – синее, чистое, словно его выветрили морские ветры, омыли морские волны.

Гуля надела белое, только что выглаженное платье. Ей было приятно, что оно такое светлое, свежее – без единой морщинки, без единого пятнышка.

Внимательно глядя в зеркало, она причесала волосы и пошла в школу.

Мать долго стояла у окошка и глядела ей вслед. Такая сосредоточенная и радостная уходила Гуля прежде только на съемку.

В классе было тихо и торжественно. На доске коричневыми, зелеными и голубыми пятнами пестрела огромная карта СССР.

Учительница географии Вера Андреевна, седая, спокойная, в незнакомом парадном платье, экзаменовала Гулину подругу Лелю. Ассистенты внимательно слушали еле внятное бормотание Лели. Указка в ее руке растерянно бродила по карте, словно не знала, на чем остановиться.

– Засыпалась! – с ужасом шептала у Гули над ухом ее соседка Лина. – И я тоже засыплюсь. Ой, до чего я боюсь! А ты?

Гуля подумала: «Боюсь?» И ответила:

– Нет, не боюсь!

И когда до нее донесся голос Веры Андреевны: «Королёва!», Гуля стремительно сорвалась с места. Кто-то из ребят даже засмеялся. Но она, не оглядываясь, бросилась к столу экзаменаторов с таким видом, словно это был не стол, а барьер, который ей нужно было во что бы то ни стало взять.

Ей показалось, что Вера Андреевна посмотрела на нее как-то сбоку, опасливо и недоверчиво, и Гуля сразу вспомнила тот несчастный и позорный день, когда она стояла, опустив голову, у этой же самой «немой» карты и не могла показать ни одной реки, ни одной горы. Странное дело: тогда она и в самом деле была немая, эта большая географическая карта, и ровно ничего, ну как есть ничего не говорила Гуле, а теперь стоило только взглянуть на нее, и она каждой своей черточкой, каждой извилиной начинала напоминать и подсказывать.

– Возьми билет, Королёва, – сказала Вера Андреевна.

Сердце у Гули екнуло и на мгновение остановилось. Она поглядела на одинаковые клетчатые листки бумаги.

«Который же из них мой? Ну, пусть этот – третий слева».

Она развернула билет и громко прочла:

– «Восточно-Сибирская часть СССР».

И сейчас же память послушно открыла перед ней ту самую страницу учебника, на которой было написано:

«Восточно-Сибирская горная страна расположена между рекой Енисеем и берегами Тихого океана».

И, сделав над собой усилие, чтобы не говорить по учебнику слово в слово, Гуля, не переводя духа, принялась рассказывать.

Длинная деревянная указка, следуя за ее рассказом, легко скользила по карте, то обрисовывая черные извилины рек, то обводя голубые окошки озер.

Вера Андреевна слушала ее сначала с тревогой, потом с удивлением, потом с какой-то особенной, задумчивой улыбкой. Когда Гуля на минуту опустила указку, Вера Андреевна посмотрела на своих ассистентов горделиво и вопросительно. Казалось, она хотела спросить их: «Видите, какова?»