Глава 4

День розыгрыша приближался, а Никита еще не решил, что делать с лотерейным билетом. Он-таки предложил его татарину. А тот, ни секунды не колеблясь, согласился выложить двести кредитов немедленно. Никита испугался и пошел на попятный, сказав, что пошутил. Начни татарин торговаться, он скинул бы еще пятьдесят и уступил. Но слишком быстрое согласие настораживало. Водитель катафалка казался скользким типом, повсюду ходил с записной книжкой, куда карандашом записывал что-то. Не однажды он был застигнут у двери или за поворотом коридора, подслушивая разговоры Никиты и Хавецкого. Возможно, стучал директору конторы, тогда полбеды. А если в соцнадзор?.. Ничего крамольного Никита и Хаецкий не обсуждали, но все равно было неприятно. Гробовщик и патологоанатом, не сговариваясь, тихо ненавидели сослуживца, и водитель, кажется, платил им той же монетой. Больше всего Никиту раздражало, как тот коверкает слова. Уж лучше бы балаболил по-своему. Ник с куда большим удовольствием послушал бы голос импланта-переводчика. В конце концов, не зря же он отвалил круглую сумма за его вживление.

Никита плелся домой усталый. Две церемонии похорон за день, да еще пять новых клиентов и, соответственно, несколько встреч с ритуальными агентами и парой скорбящих родственников, которые решили организовать погребение своими силами. С агентами все решалось быстро. Серьезный разговор по пунктам: запросы нанимателя, на чем можно накрутить и сколько. Распил накрутки составлял, как всегда, десять процентов агенту, десять – гробовщику, остальное – прибыль конторы. Таковым было негласное соглашение с боссом. Со своего навара Никита всегда отстегивал три процента Хавецкому, считая, что так честно. Водитель получал фиксированные двадцать кредитов со сделки, вне зависимости от размера черной прибыли гробовщика.

Вести дела непосредственно с родственниками покойных обычно не входило в обязанности гробовщика, но иногда случалось. Никита ни от кого не отказывался. Беседы со скорбящими были давно отрепетированным спектаклем, в котором гробовщик выступал и за сценариста, и за режиссёра, и за главного актера. Начиналось все стандартной песней: «Здравствуйте. Пожалуйста, располагайтесь», – рукопожатие, похлопывание по плечу, участливая мина на лице, «Примите мои соболезнования». Никита предлагал скорбящим чаю, интересовался жизнью покойного, и, между делом, прощупывал финансовые возможности клиентов. Лишь потом приступал к обсуждению прейскуранта.

На этот раз в кабинете гробовщика сидела семейная пара средних лет – родители шестнадцатилетнего парня, завершившего свою жизнь запланированной эвтаназией. Растрепанная женщина в темно-фиолетовом платье комкала в руках платок, поминутно вздрагивала и, казалось, не вполне понимала, где находится. К предложенному чаю она не притрагивалась. Седой мужчина с бородкой, ее муж, выглядел спокойным и мрачным.

– Наш мальчик мог стать таймером, он был очень… – женщина опять вздрогнула и промокнула глаза платком. – Лучший в рейтинге школьного образования. Ему предложили перейти кандидатом в «Элиту», а он отказался. И все из-за этой стервы! Бессердечная тварь! Это она убила нашего мальчика!

Мужчина сжал губы и уперся угрюмым взглядом в Никиту. Тот сочувственно покивал, привстал и опять похлопал женщину по плечу.

– Я вас понимаю, – проникновенно сказал Никита, всем видом изображая сочувствие. – Ваш сын учился в «Альфе»?

– Конечно, – гордо отозвалась женщина.

«Дорогая школа», – отметил про себя гробовщик. – «Да что там, если они смогли позволить себе детородную лицензию… Хотя, может, успели бесплатно?»

– Начинал в «Гамме», – добавил отец покойного, – но три года назад перевели в «Альфу» за отличную успеваемость, дали стипендию.

– Уникальный мальчик, – всхлипнула женщина. – В новой школе и познакомился с этой бездушной стервой.

– Его нельзя было остановить? – поинтересовался Никита.

– Артур подал официальное прошение в соцнадзор, – Мужчина покачал головой. – Ему исполнилось шестнадцать, мы больше не могли вмешиваться, если хотели провести с ним последние часы.

– Артурчик вел себя очень достойно, – опять всхлипнула мать покойного. – А эта гадина даже не пришла попрощаться! Моего мальчика больше нет! – женщина прижала к губам платок и уткнулась лицом в колени.

Мужчина отвернулся. По его щеке ползла слеза. Он неловко смахнул ее ладонью, извинился и выскочил из кабинета.

Гробовщик подумал, что выслушивать подобные истории и успокаивать безутешных – вовсе не его работа. И почему только эти двое не обратились к похоронному агенту? Такие странные… Давно он не встречал убитых горем родителей.

– Выпейте чаю, – предложил Никита женщине.

Та приняла чашку и залпом прикончила остывший чай.

– Я умоляла ее прийти и поговорить с Артурчиком, – женщина схватила Никиту за руку, уставившись на него безумными глазами. – Разве стоит она того? Всех обманула! Я ему говорила: подумай сынок, разве от такого отказываются? А он: мне без Виты бессмертие не нужно. Отказался. А она вторая в рейтинге за ним… Согласилась, не раздумывая. Он любил ее, вы понимаете? Ну кто в наше время любит?

– Да, – ответил гробовщик. – Я знаю, как это бывает. Ему так лучше, поверьте.

Мать зарыдала опять. Никита тут же пожалел за свою откровенность.

– Он… Он так и сказал! – завыла женщина.

– Послушайте, вот что мы сделаем, – Никита встряхнулся и взял в руки планшет с каталогом «Последнего приюта». – Посмотрите сюда, – он быстро проскролил несколько опций и вывел в голограмму подходящую. – Ваш сын был замечательным человеком, не так ли? Все должны знать, каким отличным парнем он был, правда?

– Конечно! – истово согласилась мать.

– Предлагаю классическое надгробие, разработанное специально для молодых людей. Простое, современное, трогательное. Здесь, как видите, встроен интерактивный монитор. Любой желающий сможет подойти и просмотреть архив памяти вашего сына. Вы же вели видео-дневник?

Женщина затрясла головой.

– Можем также установить встроенную голограмму. Например, ваш сын с планшетом в руках. Он ведь любил читать?

– Очень! – дрожащим от слез голосом сказала мать покойного.

– Встроенная голограмма – это дополнительная опция. Также понадобится ежеквартальный сервис. Финансовую часть обсудим позже.

В кабинет вернулся отец покойного – мрачный и, как будто еще более поседевший.

– Дорогой, – кинулась к нему жена, – посмотри! Для Артурчика…

Дальше шло по накатанной. Финансового консультанта у супругов не оказалось, поэтому утвердили смету, подписали договор и оформили рассрочку в тот же день. «Легче легкого» рассказывал Никита Хавецкому о незадачливых клиентах, потягивая из банки кофолу.

– А че дрессинг не вписал? – патологоанатом вернул гробовщику планшет с документацией.

– Так его в клинике подготовят. Он же эфтаназник.

– И че? А носик в последний путь подпудрить?

– Не жадничай, Хавецкий. И так накрутили, рассрочка на целый год.

– А мы тут не благотворительный фонд. Впиши, – Хавецкий ткнул пальцем в планшет, – десять кредитов дрессинг.

– Ладно, успокойся, – Никита спрятал планшет в карман и опять нащупал лотерейку.

– Так и быть, бери за тридцатник, – он достал серебристую карточку и бросил на стол перед Хавецким.

Тот взял билет, покрутил в руках и отодвинул назад.

– Не, в лохотрон не играю.

Никита недоуменно воззрился на напарника.

– Да ты пятьдесят предлагал…

– Вот и надо было ловить момент, – отрезал приятель.

– Не хочешь быть вечно молодым? Бессмертие, все такое…

– Конечно хочу! Только ты ведь не вечную молодость предлагаешь, а бесполезную херню. Подумай, ну какой шанс? Один к сорока миллионам…

– А вдруг? – настаивал Никита.

– Вдруг бывает только пук, – выдал Хавецкий и грубо заржал. – А вообще оно было бы неплохо.

– Что?

– Ну представь, денег хоть жопой ешь! Можно не работать. Времени навалом. А сколько баб можно перевалять.

– Не надоест за триста лет баб валять?

– Ты че тоже заднеприводной?

– Ладно, но… учится там? Ты мог бы стать хирургом.

– Хм, – крякнул Хавецкий. – Я уже не мальчик, чтобы в облаках летать. Давно отпустило. А ты? – вдруг спросил приятель, – Сам-то че?

– А я… – раздумчиво проговорил Никита, – понимаешь, так получилось… Хм… В общем, самому оно мне вроде и не к чему.

– Ну ты забавный, штрих, – рассмеялся Хавецкий. – А деньги?

– Деньги – это конечно… Вот только Валька у меня… Она ведь на этой лотерее помешалась.

Ник вспомнил про покойного Артурчика и добавил:

– А шанс, если и выпадает, только один.

– А че ты за нее так уцепился? Сколько вы вместе? Это не нормально. Да она просто твою жилплощадь пользует, вот и не съезжает. Бабы, они…

– Слушай, Хавецкий, давай не будем опять двадцать пять, – Никита спрятал лотерейку в карман и поднялся. – Это… а может, у тебя есть надежный приятель?

– Ну, есть один четкий штрих, – флегматично кивнул патологоанатом.

– Будь другом, предложи ему! – воодушевился Никита.

– Да не вопрос, – Хавецкий отхлебнул кофолу и поморщился. – Никитыч, Билет по дешевке не возьмешь?

– Да ну тебя! – отмахнулся Ник и зашагал на выход. – Я думал, ты серьезно.

– Где ты его взял?

– Ну… – он остановился – Покойник подарил.

– Интересно, – Хавецкий поскреб высокий лысоватый лоб. – Украл у мертвеца, от фортуны жди гонца.

– Угу.

– Внимай! Впитывай мою мудрость, пока я жив, – прокричал вдогонку Никите Хавецкий.

Глава 5

Так и остался билет у Никиты, а день розыгрыша неотвратимо приближался.

«Ну и ляд с ними, с деньгами! От меня не убудет» – решил он. Ник убрал билет подальше в карточницу и постарался забыть о нем, но не тут-то было. Предстоящая лотерея завладела его разумом. Комбинация из восьми цифр клещом застряла в памяти. Никита даже сны стал видеть, хотя для него это было совсем не свойственно. Шарики, крутящиеся в допотопном барабане белые шарики с черными цифрами… Несколько раз Ник порывался выкинуть билет, но в последний момент отказывался. «Я проиграю. Сколько раз проигрывала Валя… В моей жизни ничего не изменится, если сам не захочу» – успокаивал он себя.

Валя все чаще где-то пропадала, возвращалась домой усталая и дерганная. Все больше времени проводила в монтажной (так она называла свой закуток с компьютером и полками до потолка, забитыми видеоаппаратурой и другими принадлежностями видеоблогера). Вот и сегодня девушку где-то носило.

Никита развернул экран и запустил Ю-визор. Канал «BangGirl»⁸ висел в топах. Последний ролик Вали, «Кто не с нами, тот против нас», набрал пять миллионов просмотров.

«Ого!» – искренне поразился Ник и запустил видео.

Уличная потасовка. По дороге вдоль речного канала бежали люди в оранжевых одеждах. За ними сбившимся строем следовали силовики соцнадзора в пластиковых шлемах с дубинками и щитами в руках. Бесперебойно фонила сирена. Вдруг Никита заметил Валю. Девушка с огромным рюкзаком на плече неуклюже бежала вдоль галереи магазинов. Один из силовиков быстро настиг ее и свалил с ног. Откуда-то выскочил человек в оранжевом. Он оттолкнул силовика, схватил Валю за руку и танком попер вперед через толпу, расталкивая локтями встречных. В этот момент муха потеряла Валю и незнакомца из виду. На экране замельтешили картинки: красные фургоны команды специального реагирования с брандспойтами на крышах поливали толпу бегущих, силовики в черном, протестующие в оранжевом, замах дубинки… Дрон увернулся, сорвался в сторону и опять нашел Валю. Она стояла, вжавшись в кирпичную кладку стены в подворотне. Рядом все тот же незнакомец – здоровый детина в мокром оранжевом комбинезоне. Лица не разглядеть. Валя приняла дрона на руку и видео прервалось.

Никита схватился за голову и пожалел, что вырвать оттуда нечего. Он еще раз проверил дату заливки видео на канал – утро сегодняшнего дня. Накануне Валя пришла поздно и всю ночь просидела у компьютера, что-то монтируя. Он звал ее, но она только отмахивалась. А когда попытался заманить лаской, зашипела так, что Ник решил не связываться и ушел спать один.

Пока Никита пытался переварить увиденное, Ю-визор обновился, и на канале «BangGirl» появилось новое видео. Он лихорадочно ткнул в экран.

Валин приятель в оранжевом комбинезоне и маске сидел напротив камеры.

– Как вас называть? – спросил Валин голос за кадром.

– Мы – движение «Естественников». Мы выступаем за натуральный, данный людям природой образ жизни.

– Это зрители уже знают. Как зовут тебя?

– Какая разница?

– Не хочешь снять маску и показать лицо?

– Нет, – отрезал здоровяк.

– Боишься?

– Не боюсь. Но какой в этом смысл? Каждый солдат на счету, нас и так мало, чтобы глупо рисковать свободой и жизнью.

– Солдат? Вы считаете себя солдатами? Военными?

– Ну… – человек в маске замялся. – Да, другого названия не нахожу.

– Может стоило бы назваться «активистами»? Ну типа…

– Это подмена понятий, – перебил интервьюируемый.

– То есть вы не стыдитесь называть себя солдатами? Ведь принято считать, что военные – это профессиональные киллеры.

Мужчина в маске хмыкнул.

– Общепринятые идеи пацифизма… – продолжала Валя.

– Умелая пропаганда способна извратить любое понятие и внушить любые идеи, – возразил здоровяк, в очередной раз не дав Вале закончить. – Пацифизм – еще одно противоестественное понятие, навязанное нам Советом Объединенных Наций. Жизнь – это борьба. Жизнь животного – борьба с природой и себе подобными. Мы слишком далеко отошли от основ, от природы. Разве то, что ты видела вчера на набережной можно считать проявлением пацифизма?

Валя не ответила. Она задала следующий вопрос:

– Расскажи, где ты работаешь?

– До недавнего времени служил силовиком соцнадзора. Ты спрашивала меня, что заставляет силовиков идти против простых смертных, таких же, в сущности, как и они?

– Да.

– Но ведь это не так, – покачал головой парень в оранжевом.

– О чем ты? – спросила Валя.

– О том, что древний принцип «разделяй и властвуй» вовсе не потерял своей актуальности. А ты говоришь, пацифизм… – здоровяк басовито рассмеялся. – Сотрудники соцнадзора получают по одной дозе в год.

– Что?!

Камера дернулась.

– Да. Это не афишируется. Мы подписываем документы о неразглашении. Одной таблетки в год, конечно, недостаточно, чтобы стать таймером. Мы стареем и умираем, и вообще мало отличаемся от простых смертных. Но даже одна таблетка создает иллюзию принадлежности. Понимаешь, о чем я?

– И, все-таки, одна доза продлевает жизнь, – послышался неуверенный Валин голос.

– Вот видишь. Ты бы тоже согласилась.

– Нет, но…

– Да! Еще как согласилась бы!

– Мне никто не предлагал.

– Только в этом все дело, – парень в маске ткнул пальцем в камеру.

– Что еще ты знаешь? – поспешила сменить тему Валя.

– Не много. Но я точно знаю: нас постепенно истребляют, – заявил здоровяк.

– С чего такие выводы? Нам постоянно твердят о гуманности, пацифизме, мирном прогрессе…

– Вот именно! – взорвался интервьюируемый, так что маска немного сползла. Он неловко поправил ее и продолжил. – Нас подсаживают на идеи гуманизма, а под шумок ведут политику истребления. Мы вымираем! Нет, нас не убивают, но практически не дают размножаться. И потом, подумай сама, таймеры позиционируют себя, как самых продвинутых во всех возможных областях деятельности, включая технологии и медицину. А что достается нам? Ушные импланты и синтетические хрусталики с нано-чипами для виртуальной реальности – глупые гаджеты для развлечений, игрушки… Люди мрут пачками от рака и инфекций. За последнюю сотню лет не внедрили ни одного нового лекарства. В аптеках сплошная гомеопатия – фуфлоциклин! Обучение медперсонала упростилось. Эвтаназия приветствуется. А как же те самые нано-роботы, которые должны были заменить уже не действующие антибиотики? О них шумели еще в прошлом веке! Кибернетические органы, нано-имплантаты для здоровья, а не для развлечений?.. Таймеры уверяют, что достигли технологической сингулярности⁹