Глава 2

Впервые за много лет Данила не хотел идти на работу. Он проснулся с тяжелым чувством неизбежности призрачного зла и сразу вспомнил, что сегодня – и до конца августа – придется проводить дни с оторвой Настей.

– Милый, ты чего так рано? – раздался хриплый голос рядом на кровати, и он вздрогнул от неожиданности. Черт, Майка же вчера на ночь глядя пришла. Забыл про нее, пока кошмары смотрел.

Данила потер лицо и, собравшись с духом, сполз с кровати. Как пережить этот гребаный понедельник?

– Ты куда? Ночью мы так ничем интересным и не занялись, и сейчас снова убегаешь. – Похныкав, Майка села на кровати и приспустила одеяло с голой груди, которая была совершенно не в его вкусе.

В его вкусе была чертова Настя, которую в пятницу впервые рассмотрел во всех подробностях, когда та, пьяная, стянула топ в его машине. Хоть бы сдохнуть или забыться в амнезии.

– Кофе хочу, – пробурчал он недовольной девушке, с которой встречался раз в сезон по старой дружбе, и побрел на кухню.

Его холостяцкая трехкомнатная квартира на Арбате была оснащена покруче личного тереховского самолета; интерьер в черных, белых и синих тонах создавал достаточно уюта для сна, но недостаточно – для постоянного присутствия женщины, что Данилу всегда устраивало.

У него неподалеку, в элитном жилом комплексе, имелся двухуровневый пентхаус с выходом на террасу, но одному там было не по себе. В этой же квартире, более простой, Данила чувствовал связь времен. Жилье с современным интерьером располагалось в старинном ампирном доме, и за это он свою берлогу и любил – за гармоничное сочетание противоположностей.

Настя тоже была сплошным клубком противоречий и при этом являлась единственным человеком, способным вывести Летова из себя одним щелчком пальцев.

Домработница, как всегда, минута в минуту, приготовила для него завтрак и ушла в химчистку. Запах кофе наполнял кухню, и Данила, стараясь наконец проснуться, с наслаждением отпил сразу полкружки.

«Господи, как же меня угораздило?» – в отчаянии подумал он и вспомнил, как в пятницу его жизнь заметно усложнилась от одного-единственного поступка Аиды, чтоб ей вечно гореть в самом большом котле преисподней.

Он заехал за ней в «Бронкс энд Баррет», закрытый клуб для «золотой молодежи». Переговоров накануне выходных не было, и день оказался не настолько перегруженным, как в течение недели.

Данила знал график Насти лучше нее самой и никогда не относился к присмотру за непослушной дочкой босса как к наказанию. Нет, ему нравилось заботиться о ком-то, кроме кота. Летов не видел Настю две недели, с последнего званого ужина у Тереховых, но ему докладывали и о том, как девушка сдает сессию, и о том, как она допекает преподавателей, готовых вышвырнуть ее в окно.

Данила собирался, как обычно, зайти в помещение, буркнуть два слова в знак приветствия, схватить Настю за руку и уйти по-английски, не прощаясь с ее дебильными дружками. Он был на взводе из-за масштабной сделки, которую предстояло заключить с японцами, и планировал отправиться в ночной тренажерный зал, как только доставит «посылку» домой. Но стоило ему приблизиться к группе отдыхающей шушеры, и он забыл, зачем пришел.

Музыка грохотала битами гораздо громче, чем в кинотеатре, и мелькающий свет рассеивал картинку.

Настя танцевала на столе.

Вернее, она не танцевала, а пыталась соблазнить пускавших слюни маменькиных сынков. На ней из одежды были только отрез черной тряпки вместо юбки и топ с тонкими бретелями. Голые стройные ноги, которые казались еще длиннее из-за высоких каблуков, выглядели просто издевательски потрясающе, и Летов застыл с открытым ртом рядом с сопливыми студентами.

– Давай, Аида, сбрось остальное! – подзуживал малознакомый парень, и Летов, опомнившись, оттолкнул его в сторону, чтобы добраться до «пьедестала». Дело упрощал запрет клуба снимать «золотых» деток на видео, иначе пришлось бы толкаться в толпе, выискивая весельчаков с мобильниками.

– Анастасия Николаевна, пора домой, – зло приказал Данила, но она его даже не услышала, накачанная спиртным. Стараясь не вспылить, он обхватил ее за бедра, чтобы перебросить через плечо, но Настя вывернулась и обвила его ногами за талию. Обняла за шею и прошептала:

– Да это мой Цербер прибежал. Будь хорошим песиком, сходи еще погуляй.

– Чтобы тебя под этим самым столом какие-нибудь отморозки отымели? – Данила остановился, чтобы перевести дыхание, и облизал сухие губы, не спуская глаз с лица Аиды. Ее макияж не расплылся, качественный, а вот взгляд затуманился. Давно ли она балансирует на грани сна, и кто успел ее облапать? Эта мысль так разозлила Летова, что он вышел на улицу именно так, с висящей на нем девушкой.

Он против воли чувствовал жар стройного гибкого тела, льнувшего к нему. Аида провела губами по его щеке и, вдохнув мятный аромат лосьона после бриться, тихо простонала, заставляя кровь закипать… и Данила невольно сильнее сжал ладони на ее бедрах.

Стряхнув Настю на переднее сиденье синего спортивного авто, он молча сел за руль и вдавил педаль газа. Он молился, чтобы Терехова уснула, но та, как на зло, бодрствовала.

– Что такой хмурый, Данечка? Папа сегодня не похвалил? – она широко развела ноги, продолжив неоконченный в клубе танец.

Твою мать.

Летов впился ладонями в руль и старался глядеть только на дорогу, успокоенный мимолетной мыслью, что трусики на девчонке все-таки остались, значит, никто не посмел воспользоваться ситуацией. Цербера хорошо знали в Настиных кругах и старались не нарываться, а с полными придурками она и сама не водилась, за что Летов был ей крайне благодарен.

– Ты что пила? – спросил он и, не дожидаясь ответа, врубил громкую музыку, чтобы разогнать огненные всполохи перед глазами.

– Сок, – томно ответила Терехова и медленно стянула тонкий топ, под которым не было бюстгальтера. – Вот так лучше… – Она откинула голову на кресло и довольно выдохнула. У Летова чуть сердце не остановилось. Он резко свернул на обочину и ударил по тормозам.

– С ума сошла? Ты что творишь?! – взревел он и быстро снял пиджак, чтобы прикрыть девушку, но та перехватила его руку и прижала к своей щеке. С вызовом посмотрела ему в глаза и медленно провела его ладонью вниз, к нежной шее, еще ниже…

И он хотел остановить заразу, но вместо этого обрисовал пальцами ее совершенную грудь, задел отвердевший от вечерней прохлады сосок. Кожа была нежной, гладкой, с легким летним загаром…

Все его мышцы окаменели, требуя прекратить пытку, и он уже собрался отвернуться, когда Настя сама ахнула и усмехнулась, как будто очнулась и поняла, что заигралась.

– Ты что, Цербер, я же пошутила, – растерянно протянула она и с такой силой оттолкнула его руку, что он удивился, как в этой пьяной девушке еще крутились шестеренки рассудка.

– Такие шутки – для гулящих девок, я тебе когда-то об этом уже говорил. – Голос был слишком резким, а сердце отчаянно грохалось о ребра, вызывая дрожь в руках.

– Помню, – с горечью сказала Настя. Отвернулась к боковому стеклу и через минуту уснула.

Перед тем, как внести ее в дом, пришлось, сцепив зубы, вернуть на место проклятый топ. Грудь у девчонки была идеальная, не слишком большая и не маленькая, с крупными розовыми сосками… И Летов пытался об этом не думать. Но он думал и в субботу, когда пришел в дом Тереховых, и вчера, когда изматывал себя в тренажерном зале и навещал друзей Николая Александровича.

Господи, почему Аида не осталась всего лишь взбалмошным подростком, не замерла в том возрасте? Они ведь считались почти друзьями, когда ей было четырнадцать. Данила относился к ней, как к младшей сестре, и радовался, что в его жизни появились адекватные, небезразличные ему люди.

Девочка росла симпатичная и неуправляемая, с ангельскими голубыми глазами и светлыми волосами, которые всегда зачесывала наверх, открывая невысокий лоб. Но характер у нее оказался взрывным, о чем окружающее узнавали слишком поздно, уже после того, как она выплескивала на них озерцо яда.

Конечно, Летов замечал, что Настя относится к нему слишком радушно, но списывал на то, что у девочки мало друзей. Собственно, ему вообще некогда было думать о чувствах Тереховой, потому что все время съедала работа. Он начал стажером в корпорации NewTek и за первые годы добился высокого результата, став самым перспективным сотрудником в московском офисе. Большой Босс говорил, что разглядел «золотую жилу» в Даниле чуть ли не с первого взгляда, и Летов не мог разочаровать человека, который стал для него и ментором, и отцом. Не тем мудаком, который поднимал руку на мать, как Дмитрий Летов, а именно родным человеком.

В общем, три года назад Данила старался не думать о том, какие чувства к нему испытывает семнадцатилетняя Настя. Да, это было не совсем честно, но повода к легкомысленному поведению он никогда не давал. И когда заехал за Настей на школьный выпускной, где ее на танцполе обнимал накачанный одноклассник, то меньше всего ожидал, что по дороге домой она признается в любви ему и станет вешаться на шею.

Она выглядела сногсшибательно тогда, в длинном зеленом платье, с невинными голубыми глазками… Она просто потянулась к нему и впилась в губы неумелым поцелуем, а потом выдала: «Я люблю тебя, я так тебя хочу».

Настя всегда была прямолинейной, что уж тут поделаешь.

Данила ощутил себя вандалом, посягнувшим на запретное, к тому же она была несовершеннолетней, а ему перевалило за двадцать девять. Поэтому, чтобы прервать поток девичьих признаний, он грубо снял с себя Настины руки и отчитал: «Любить и вести себя, как шалава – это разные вещи, Анастасия Николаевна. В любом случае, меня ваше предложение не интересует».

Конечно, он тогда переборщил, а потом так и не извинился, но метод сработал, потому что с тех пор Настя прозвала его Цербером и откровенно возненавидела. Его это вполне устраивало.

Последовавшие три года они держали дистанцию. Летов старался не обращать внимания на то, как стремительно девушка превращается в молодую женщину, притягательную и остроумную. В субботу, когда он вошел в кабинет Терехова, то едва не споткнулся. Он так и не уснул ночью после приключения в клубе, а она выглядела свежей и отдохнувшей. По ее высокомерному взгляду стало понятно, что Аида не помнила, как терлась о него кошкой и как разделась для него.

Это конечно хорошо, но он-то помнил, да так отчетливо, что возбуждение накатывало волнами цунами, стоило посмотреть в сторону Насти.

Она после зимней сессии укоротила длинные волосы и ходила с модной стрижкой до плеч, когда передние пряди длиннее остальных. Светлые густые волосы сияли на солнце, как шелк. Легкий макияж девушку совершенно не старил, наоборот, подчеркивал пухлые губы и большие глаза.

Данила злился на себя за то, что не может переключиться на другую тему, и сидел молча, пока ББ распекал непослушную дочь. «Она ничего не помнит», – снова подумал Летов и в этот раз нахмурился. Вдруг ему зачем-то захотелось, чтобы она вспомнила каждую мелочь о нем, каждый штрих их соприкосновений.

«Я просто злюсь, – оправдывал себя Данила. – Она выбила меня из равновесия». Но почему тогда не удавалось прийти в норму? Будто он женскую грудь не видел раньше, честное слово. Нет, дело было в другом. Те нити, которые неуловимо натягивались между ними последние три года, наконец дошли до пика, столкнув их. Невысказанное рвалось наружу. После того признания на школьном выпускном Летов слишком много усилий прикладывал, чтобы игнорировать присутствие Насти в своей жизни. И до этой пятницы изображать из себя Цербера вполне удавалось. Но сейчас…