Рейсовый автобус ПАЗик медленно, дребезжа всеми своими старческими суставами и покряхтывая, полз на затяжной подъём мимо полузаброшенной деревеньки с покосившимися обшарпанными домишками, почти потерявшимися в вечерних сумерках. Несколько пассажиров, вынужденных добираться из райцентра этим вечером в областной город, сонно клевали носом, изредка вскидывая голову и поглядывая по сторонам. Две пожилые тётки вели бесконечный разговор, перемывая косточки своим знакомым. Полина сидела у окошка, засунув крест-накрест руки в рукава лёгкого пальтишка, чтобы согреться. Она возвращалась с похорон. Хоронили подругу детства – Нику. Безрадостная картина за окном и грустные мысли не делали обратную дорогу домой приятной. Перед глазами так и стояла картина: небольшой гроб, маленькое жалкое тельце бывшей красавицы Ники. В двадцать пять лет она превратилась в старушку. Жалкую, сморщенную, седую и никому не нужную. Восемь человек около могилы, даже родителей нет. Страшно.

Вздохнув и засунув руки поглубже в рукава, Полина попыталась отогнать печальные мысли и начала вспоминать свой разговор с Люсей. Подруга рассказывала о себе, горячо интересовалась жизнью самой Полины. Странно, но и эти воспоминания не позволили избавиться от негатива. Поймав себя на лёгкой зависти к подруге, Полина окончательно рассердилась. Повертела головой, отгоняя неприятное. Отвлечься, наблюдая картину за окном, не получилось, так как уже совсем стемнело. Мелькали лишь серые силуэты деревьев вдоль дороги, да временами бросалась в глаза оранжевая подсветка на знаках пешеходного перехода, расставленных около небольших остановок.

Сидящие впереди женщины, стараясь перекричать шум мотора и дребезжание старенького ПАЗика, повысили голос, и Полина стала невольным слушателем их болтовни.

– … А Сергеич говорит: «Не пойду, и всё!».

– Да ты что?! Родной отец!

– Да! Представляешь?! Так и не пошёл!

– А Надька?

– А Надька ещё вчера на грудь приняла, – поправляя съехавшую на бок шапку, с каким-то скрытым злорадством заявила тётка, сидевшая у окна. – У меня, говорит, горе! Имею право!

– Ой-ой-ой! – её собеседница тоже поправила шапку и покачала головой, выражая сочувствие и сопереживание в сложившейся трудной ситуации. – Ведь родная мать! Мало ли, что в жизни было!

– Да! – тётка покивала головой, подтверждая сказанные слова. – Я думаю, она с утра похмелилась и выползти из дома не смогла. Она же последнее время совсем не просыхает.

– Ой, не старая ещё женщина! Я её недавно видела в городе. Это же ужас какой-то! – женщина зябко передёрнула плечами. – Б-р-р!

– Так Колька её поэтому и бросил! – тётка ухватила собеседницу за рукав и потянула на себя, громко зашептав ей почти в самое ухо. – Пить стала много. Дома ничего не делала. Он сам мне жаловался ещё в прошлом году, что жизни никакой нет с Надькой. Вот и ушёл! Кто ж такое выдержит!

– А сам Колька на похороны ходил? – поинтересовалась попутчица.

– Нет, не был, – тётка опять поправила съехавшую на брови шапку и утёрла вспотевший лоб. – Он так и заявил, что «эта наркоманка ему вообще никто», посторонняя. Сколько нервов ему попортила, ещё когда совсем соплячка была. А уж последнее время – у-у-у!

– Ой, я всё равно Надьку не понимаю! Как это – на похороны родной дочери не пойти?! – собеседница покачала головой из стороны в сторону и вздохнула. – Мало ли, что в жизни бывает?

– Не скажи, подруга! – тётка озабоченно поглядела по сторонам и опять наклонилась к самому уху собеседницы. – Мне Надька как-то, давно ещё, года три-четыре назад, обмолвилась, что Ника ребёнка ждёт!

Уловив знакомые имена, Полина уже некоторое время краем уха прислушивалась к разговору. Теперь же, при упоминании имени своей подруги, ловила каждое слово болтливых собеседниц, стараясь ничего не пропустить. Она и сама не могла объяснить, почему чужой разговор вызывает у неё такой жгучий интерес. Может, чувствовала и частичку своей вины в том, что случилось с Никой. «Мне самой в тот период пришлось совсем несладко, – попыталась мысленно оправдаться перед собой Полина. – Ведь именно тогда у нас у всех был такой сложный период. У Люси отец умер, у меня нервный срыв случился. От Ники отец в другую семью ушёл. Знать бы заранее, чем всё это закончится…»

– И что?! Неужели она родила?! Наркоманка?! – восклицание одной из сидевших впереди женщин оторвало Полину от вновь нахлынувших грустных собственных мыслей и вернуло к интересному разговору.

– Вот уж не знаю, – тётка пожевала губами, досадуя на себя за такое упущение. – Не буду говорить, не знаю.

– И Надька не делилась? – собеседница тоже придвинулась поближе. – Ты ж там недалеко живёшь, Маш.

– Да мне кажется, что она и сама толком не знает, – покачала головой тётка и снова поправила шапку. – Она ж тогда выгнала Нику. Скандал был громкий, только я тогда не знала, из-за чего сыр-бор поднялся.

– Как выгнала? – от изумления собеседница громко шмыгнула носом и вытаращила глаза, пытаясь в сумерках рассмотреть, правду ли говорит подруга. – Беременную дочку выгнала?!

– Да! У них с Колькой как раз ссоры начались. А тут ещё такой подарок, – грустно проговорила Маша. – Вот и выгнала. Так с тех пор Ника больше и не появлялась. Даже не знаю, где она жила всё это время.

– Вот дела… – вздохнула собеседница и немного помолчав, спросила: – Я бы так не смогла.

– Да их тоже понять можно, – тётка покивала головой, подтверждая своё согласие с собственными словами. – Она же деньги воровала, вещи выносила. Вон, у Сергеича все драгоценности пропали, всё она, Ника. Чуть малыша им не угробила.

– Так её же вроде лечили? – тема явно не давала женщине покоя. – Я сама слышала, участковый говорил, что отправили её в диспансер, или как он там называется?

– Да! – махнула рукой Маша. – Лечили. И не раз. А толку? Полгода не видна, потом глядишь – нарисовалась… Какое-то время – вроде ничего, всё нормально, а потом – опять всё по-новой: гулянки, старая компания, воровство… А ведь красивая девка была! Глаза чёрные, огромные, волосы тёмные, вьющиеся кольцами, стройная, лёгкая. Прямо картинка!

– Да… Я тоже хорошо её помню, – вздохнула собеседница. – Жалко.

– Жалко… Говорят, на кладбище вообще никого не было, – шапка опять съехала тётке на глаза, и она нетерпеливо сдвинула её поглубже на затылок. – А хоронила Люська, подружка Никина.

– Какая Люська? – удивлённо приподняла брови собеседница. – Ольги Васильевны дочка? Так они сами еле концы с концами сводят! На какие ж средства?

– А-а-а! Ты не знаешь? – тётка с энтузиазмом и лёгкой завистью принялась выкладывать сведения про Люсю. – Люська парня из богатой семьи захомутала, залетела по-быстрому, теперь как сыр в масле катается. У них свой ресторан, папаша богатенький постарался! Денег куры не клюют!

– Да ты что?! Вот бы не подумала никогда! – женщина покачала головой, выражая своё недоверие словам подруги. – А была такая серенькая мышка, забитая. Вечно ходила с опущенной головой, о чём-то размышляла. Вон как жизнь-то поворачивается!

– Да, Олька теперь как за каменной стеной живёт. Работать бросила, с внучками нянчится, – продолжала вываливать информацию Маша. – У нас на улице теперь столько детей, покоя совсем нет! К бабкам-дедкам сплавляют потомство, а сами – на заработки! До чего жизнь пошла бешеная!

– Ой, не говори. У меня у самой…

Автобус, некоторое время ехавший уже по освещённым улицам областного центра, облегчённо вздохнув, остановился у здания автовокзала.

Собеседницы, прерванные на полуслове, завертели головами, заахали, что не заметили, как приехали, наскоро попрощались и начали продвигаться по тесному проходу к открывшимся дверям, двигая перед собой объёмные тяжёлые сумки.

Полина, угревшаяся на своём месте, неохотно поднялась, поправила сумочку на плече и тоже пошла к выходу. Выходя из тёплого автобусного нутра в промозглую морось мартовского вечера, она вновь и вновь мысленно прокручивала разговор своих попутчиц. Было что-то в словах досужих сплетниц, что показалось ей очень важным. Только она никак не могла сосредоточиться и понять, что её так сильно зацепило.

Прошагав через привокзальную площадь и отмахнувшись от навязчивых таксистов с их дорогостоящими услугами, Полина вышла на автобусную остановку, дождалась своей маршрутки, запрыгнула в неё и поехала домой. Печальные мысли о поездке сменились не более радостными мыслями о том, что её сейчас ожидает дома. Утром, решив поехать на похороны подруги, Полина отпросилась с работы, написала родителям СМСку о том, куда направляется и получила ответ от мамы, что не стоит этого делать. Сейчас придётся дома выдержать настоящий бой из-за того, что она ослушалась и поступила по-своему. На минутку закралась робкая мысль ни во что родителей не посвящать и ни о чём им не рассказывать. Обдумывая такой вариант поведения, Полина решила, что действительно, лучше родителей не беспокоить. Просто промолчать о похоронах. Сделать вид, что она послушалась маму, весь день пробыла на работе, устала. Пожаловаться на то, что сильно болит голова. Отказаться от ужина и уйти в свою комнату. Полежать спокойно и подумать. Чем больше Полина размышляла, тем больше убеждалась, что это правильный выход из положения. Она не будет врать и выкручиваться. Она просто промолчит.

Задумавшись, Полина чуть не проехала свою остановку. Выскочив в последний момент и расталкивая по пути входящих в маршрутку пассажиров, она автоматически двинулась к своему дому, продолжая обдумывать предстоящее поведение. Голова совсем не контролировала передвижение, продолжая гонять грустные мысли по замкнутому кругу. К своему теперешнему месту жительства Полина долго не могла привыкнуть после переезда из райцентра. Стоявшая боком к улице девятиэтажка казалась чем-то чужеродным, непривычным и даже, отчасти, нелепым. Лифта Полина немного побаивалась, как и любого замкнутого пространства. Она и теперь не любила поездок в лифте, и если случалось возвращаться домой налегке и в одиночестве, то предпочитала подниматься на свой шестой этаж по лестнице. Конечно, сделанный недавно ремонт в подъезде и оборудованная домофоном дверь позволили избавиться от раскрашенных бестолковыми надписями стен и неприятных запахов, но всё равно многоэтажка не вызывала у Полины ощущения родного дома. Глубоко задумавшись, она механически переставляла ноги со ступеньку на ступеньку и чуть не прошла мимо своего этажа и своей квартиры. Вздохнув, девушка повернулась к металлической двери цвета красного дерева со знакомым номером, нашарила в кармашке сумочки ключи. Клацнул открывшийся замок. Квартира встретила её знакомыми запахами и звуками. Слегка прикрыв глаза от яркого света в прихожей, Полина негромко произнесла:

– Я пришла.

Из гостиной раздавался бодрый голос телевизионной ведущей. Видимо, папа отдыхает за просмотром новостей, случившихся в стране и мире за сегодняшний день. Справа, из кухни, выглянула энергичная мама, держащая ложку в правой руке и полотенце в левой.

– Явилась? – недовольно проговорила она, подходя поближе и привычно подставляя дочери щёку для поцелуя. – Чего так долго? После работы задержалась?

– Да, нет, долго добиралась, автобуса не было, – устало вздохнула Полина.

– Полтора часа не было автобуса? – деланно удивилась мама, принюхиваясь к запаху, шедшему изо рта дочери. – А чем это от тебя пахнет, позволь спросить?

«Не позволю! Какое тебе дело!?» – возмущённые слова не сорвались с Полининых губ, как всегда застряв где-то глубоко в горле, отчего пришлось закашляться и помотать головой.

– Не тряси головой, а отвечай! – мама строго заглянула в глаза дочери. – Ты что, пьяная?!

На пороге гостиной, услышав возмущённый голос, жены появился папа и немедленно включился в разговор.

– Полина, ты где была? Мы тебя ждём, ужинать не садимся, а тебя всё нет и нет!

– Саш, наша дочь спивается у нас на глазах, – мама подняла руки к вискам и демонстративно начала их тереть, как будто у неё раскалывается голова от боли. – Она уже позволяет себе приходить домой пьяной!

– Ты где и с кем была? – в голосе папы отчётливо проявились грозовые раскаты, так хорошо знакомые Полине с детства.

– Мам, – стараясь говорить спокойно, произнесла Полина, всё ещё надеясь на сочувствие и понимание, – я была на похоронах Ники. Я же тебе писала. На поминках пришлось выпить стопку водки. Так полагается. Да я и замёрзла очень на кладбище, ветер сегодня пронизывающий и сыро.

– Я же тебе запретила! – возмущённо повысила голос Татьяна, оглядываясь за поддержкой на мужа. – А ты всё равно попёрлась хоронить эту наркоманку, которая чуть жизнь тебе не испортила?!

Родители, перебивая друг друга, начали объяснять, в чём провинилась Полина, как она неправильно себя ведёт, в чём в очередной раз виновата перед ними. Полина медленно сняла пальто, размотала шарф, поставила сумочку на тумбочку, стараясь не особо вслушиваться в возмущённые родительские голоса.

– Мам, там у тебя котлеты на плите сгорят, – неожиданно для самой себя спокойно произнесла Полина, почувствовав запах пригорающих котлет.

Родители одновременно застыли с открытыми ртами, как будто кто-то наложил на них заклятие безмолвия. Первой отмерла мама.

– Она ещё и оговаривается, – растерянно произнесла она. Такая спокойная реакции дочери была неожиданной. Родители привыкли, что Полина адекватно реагирует на замечания, то есть опускает голову, начинает оправдываться, просить прощения, плакать. Это было правильно. Ребёнок должен осознать свою вину и раскаяться в ней. – Мы ей про то, что она неправа, а она…

– Про котлеты! – возмущённо закончил фразу отец.

Обойдя замершие в недоумении фигуры родителей стороной, Полина прошла на кухню, взяла в руки деревянную лопаточку и начала переворачивать шкворчащие на сковороде котлеты, по опыту зная, что в сгоревшей пище немедленно будет обвинена опять же она. А как же! Ведь это она своим появлением в нетрезвом виде отвлекла мать от приготовления ужина!