Когда она вышла на базарную площадь, где так хотелось посмотреть товар, там осталась всего одна тележка с овощами и зеленью. Мужчина средних лет в пиратской бандане и плащевой куртке перекладывал нераспроданные тыквы в емкие коробки, насвистывая под нос знакомый мотивчик.

– Добрый день. – Ее внимание привлекли баклажаны белого цвета и желтые огурцы с шипами. – Я Мария!

– Sono Bartolo! Buon giorno, bella donna.²³

Но Маша не смутилась под пристальным взглядом черных глаз, а комплимент приняла как местное обращение к незнакомой женщине. Быстро заглянув в разговорник, спросила:

– Что это?

– О! Это очень вкусно!

– Как готовить?

– Просто! – И Бартоло принялся жестами показывать весь сложный процесс приготовления овощного рагу. И странное дело, почти без единого слова Маша поняла все вплоть до ошпаривания крутым кипятком тонкокорых помидор и вычищения жестких семян из желтых, дикобразных огурцов.

С жонглерской ловкостью Бартоло отправлял в целлофановый пакет черные черри, красный перец, репчатый лук, шпинат, целую жменю сладкой стручковой фасоли, а от себя добавил пузатый, белоснежный баклажан.

– Спасибо огромное, спасибо, – повторяла Маша, давясь от смеха и заливаясь алой краской от восхищенных возгласов услужливого продавца.

Дома первым делом она затащила Ричи в ванну и хорошенько отмыла грязные конечности, включая уши и хвост. Купание спаниелю понравилось, особенно ополаскивание теплым душем. Укутанный в махровое полотенце после водных процедур пес с превеликим удовольствием расположился на мягком кресле и позволил себе вздремнуть.

С чувством выполненного долга Маша вскипятила воду, заварила черный чай и с любопытством открыла пакет Лучианы. Кухня наполнилась новыми запахами: розмарин, гвоздика, шалфей, все смешалось в воздухе, да так, что слегка закружилась голова, а Ричи, высунув из полотенца нос, судорожно втянул дразнящий запах. Продолговатое печенье с молотым грецким орехом и изюмом таяло во рту. Посыпанное сахарной пудрой на самом деле оно оказалось совершенно несладким, но таким вкусным, что разыгравшийся аппетит требовал добавки, пока пакет заметно не уменьшился в размере.

Где-то из глубины комнат доносились музыкальные трели. Мелодия казалась до тошноты знакомой и навязчивой, а в руках чего-то не хватало, чего-то привычного, неотъемлемого, ставшего частью тела, продолжением руки. Телефон! И спустя пять минут беспрерывного повторения легендарной «Besame mucho», Маша спохватилась и побежала в спальню на розыски смартфона.

Сын звонил всего один раз, а Лора тридцать семь. Ей не терпелось узнать все до мельчайших подробностей в красочных описаниях и интимных откровениях. Маше пришлось уступить и потратить целый час сначала на душевные излияния, затем на выслушивание рационализаторских предложений и дельных советов. Лора била все установленные рекорды, поучая женским хитростям, чтобы произвести на Марио эффект разорвавшейся бомбы и поразить прямо в сердце. Сознательно Маша обошлась без лишних откровений о первом вечере, когда сеньор Тонини практически предложил ей остаться в его доме навсегда, предвидя вопрос: а в качестве кого, собственно? Лора никогда не останавливалась на достигнутом и обязательно спровоцировала бы ее своими умными советами сделать что-то глупое, из ряда вон выходящее.

За разговором глухой стук входной двери остался без внимания, а по гостиной плитке протопали детские ножки. И только упоминание собственного имени вытащило Машу из телефонной трясины.

– Лора, я перезвоню!

На пороге спальни в розовой кофточке с диснеевским Микки Маусом по всему покрою и в сандалиях на босу ногу, но почему-то без юбки и привычных колгот, стояла Лина.

– Мария! Я ушла от Карлы! – В подтверждение своих слов девочка показала сначала на себя, потом два пальчика пробежались по воздуху перед самым носом Маши, и прозвучало имя Карла. – Capito?²⁴

– Поняла, – вздохнула Маша, усаживая к себе на колени дрожащую Лину. – Убежала. А юбка где?

Та только отмахнулась рукой, обхватив за шею добрую Марию, прильнула к ней худым тельцем и сразу же перестала дрожать…

Все утро из своего окна Роза наблюдала за русской гостьей. Проснувшись еще до рассвета, она долго лежала с открытыми глазами, раздумывая над словами Франческо, и та смелость, с которой она вечером так уверенно объявила мужу о желании привлечь Марию в качестве няни Пэскуэлины, с первыми проблесками восхода полностью испарилась. Более того, в доброе сердце Розы закрался испуг, а за ним малодушное сомнение – стоит ли и дальше поддерживать дружеские отношения с русской или, как советовала Паола, проходить мимо, не обращая на нее внимания.

Выждав время, она удостоверилась, что Мария ушла со двора, и решила до работы отвести Лину к бабушке. Карла встретила невестку на удивление вежливо, предложила кофе и нежный козий сыр, который покупала у соседа. Ей очень хотелось узнать последние новости, выяснить, что твориться в доме брата после ее ухода, но Роза спешила на работу и толком ничего не рассказала. Сделала ли она это специально, чтобы не вызвать лишнюю неприязнь, или на самом деле ей нечего было сообщить любопытной тетке, но от кофе она любезно отказалась и, оставив рюкзачок с детскими вещами прямо на пороге кухни, поспешила уйти.

Чтобы не повстречать Марию, она отправилась на почту другой дорогой. Незаметно прошла через соседский двор Аделины Грава, одинокой, пожилой вдовы, которую Карла так упорно сватала в жены младшему брату, аккуратно пересекла маленький огородик с грядками перезревшей фасоли и между кустами инжира вышла на параллельную улицу. И лишь за стойкой своей маленькой конторки Роза облегчено выдохнула, поправив на плече тугую бретельку хлопкового бюстгальтера. Какого же было ее удивление, когда ровно через два часа на почту ворвалась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Карла.

– Твоя дочь сбежала от меня, Роза! Я видела, как ее пятки мелькали по дороге. Этот дьяволенок улепетывал к русской без юбки. Вот ее вещи. – Она швырнула детский рюкзачок на стойку и с перекошенным от злости лицом уставилась на онемевшую невестку. От неожиданности Роза ничего не могла сказать, только хлопала ресницами, а привычная улыбка медленно сползала с бледного лица.

– Как ты назвала мою девочку, Карла? Дьяволенок! – Впервые за пять лет мать услышала страшное прозвище своего ребенка, и любящее сердце зашлось от обиды. – Ты назвала пасхального ребенка дьяволом?

Она обошла стойку и, упираясь руками в тощие бока, медленно приближалась к притихшей тетке. Карла благоразумно отступала, пятясь задом к двери.

– Старая, сварливая склочница! Кого ты любила кроме себя! Убирайся отсюда, пока я глаза тебе не выцарапала, – Роза кричала так громко, что одинокие прохожие с любопытством останавливались возле дверей почты и ловили каждое слово.

Ошпаренной курицей выскочила Карла из конторы и под удивленные взгляды соседок заторопилась домой. В Сан-Стефано проживало всего пятьдесят шесть человек, вечером вся деревня будет перемывать ей кости. И все из-за этой русской. Будь она проклята!

А возле собственной калитки ей повстречалась горбатая Росина, с которой Маша столкнулась на пороге магазинчика Лучианы.

– Родного брата оставила без хлеба, – язвительно проговорила Росина. – Гостья Марио сегодня утром купила в лавке Лучианы кафоне. Где твое гостеприимство, Карла? Что о тебе люди подумают?

– Пусть думают, что хотят, мне все равно, – вспылила бледная Карла, присев на камень. Что-то кольнуло в левом боку от быстрой ходьбы, а желчная горечь подкатила к самому горлу. – Что тебе надо, Росина?

Но соседка молча затужила под подбородком платок и недовольно покачала головой. Тяжело опираясь на палку, мимо поросшего мхом каменного забора она заковыляла вниз по улице, где у самой речки под высокой пинией расположился ее низенький домик. Каждый год весенним паводком, а особенно в дождливую зиму, он подмывался вместе с птичником и крошечным огородом, на котором Росина гнула сутулую спину, пытаясь по весне вырастить первую зелень, а летом сладкие томаты и кабачки. По этой же причине дом с перекошенной крышей из года в год все больше походил на свою хозяйку – горбился и одним боком пригибался к земле.

Карла смотрела ей вслед, пока не восстановилось дыхание, а черные, порхающие перед глазами бабочки не растворились в воздухе. Знала она, к чему клонила горбатая Росина. Многие в Сан-Стефано не любили Карлу, хотя она никому не желала зла. Всегда одна из первых являлась на свадьбу или похороны, без приглашения становилась к плите и помогала – не за слова благодарности, а из уважения к людям – готовила сразу на сто человек, а после торжеств также усердно перемывала посуду и уходила домой с чувством выполненного долга. Что теперь люди подумают? Даже Пэскуэлина взбунтовалась против нее, разбив чашку с молоком, хоть и нечаянно, пока Карла пыталась расчесать запутанные волосы. Пришлось менять испачканные колготки и юбку, но в подходящий момент, пока одна искала в рюкзачке сухие вещи, другая так рванула со двора, что только пятки засверкали. Пусть теперь у русской голова болит от этого дьяволенка, а у нее есть Марко, ее любимый помидорчик…

По всему дому сеньора Тонини разносились такие дразнящие запахи, что маленькая Лина дважды прибегала к Марии на кухню и через толстое стекло заглядывала в духовой шкаф, проверяя, не подгорела ли на овощной запеканке золотистая корочка моцареллы. После выпитой огромной чашки молока и печенья Лучианы, от которого не осталось ни крошки, Лина занялась спаниелем. Мягкой щеткой она увлеченно расчесывала гладкую, волнистую шерсть Ричи, старательно вычесывая свалявшиеся калтухи. Пес терпеливо переносил детскую заботу, пока Лина по неосторожной случайности не наступила ему на хвост. Вырвавшись из цепких объятий, бедный спаниель забился в гостиной под диван и ни за какие коврижки не хотел оттуда вылезать.

За приготовлениями к ответственному процессу «вареньяварения», как называла его бабушка, Маша упустила момент возвращения Марио. И тем сильнее было его удивление, когда посреди кухни он обнаружил стол, заставленный корзинами с перезревшим инжиром и Марию с вытянутым лицом от неожиданного появления хозяина. И только Пэскуэлина с испачканными сладким сиропом щеками выражала твердую уверенность в острой необходимости всего происходящего.

– О, Мадонна! Что здесь творится?

– Мы варим варенье, дедушка! Хочешь попробовать? О-о-очень вкусно. – Лина облизала ложку и протянула ее Марио.

– А кроме варенья что-нибудь есть? Мы с дедушкой ужасно проголодались. – За широкой спиной отца показался Франческо.

– Мария приготовила овощную запеканку. Чувствуешь запах, папочка?

В той подчас скудной, деревенской жизни, которая мало насыщена житейскими радостями и сводится в основном к однообразной, сезонной работе, семья Тонини имела одну характерную особенность – все, от мала до велика, еще с утра думали о позднем обеде. Каждый из них обладал личным пристрастием, имел любимое блюдо, гастрономические изыски и стремился внести свое предложение в обеденное меню, которым испокон веков заведовала Карла. Какой бы ни начался разговор между двумя Тонини, заканчивался он обязательно обсуждением или прошедшего обеда, или ожидаемого. Все семейство проводило день в предвкушении чего-нибудь необычно вкусного и легко усвояемого. И тем скорее стремились они закончить работу, чтобы явиться к обеду вовремя и еще с порога кухни по запаху определить главное блюдо дня.

– Пахнет приятно. – Франческо со свистом втянул ноздрями воздух, чем смутил Машу, и также протяжно выдохнул. – Знакомый запах. Что это?

– Это запах моих любимых баклажан. – Марио под пристальным взглядом внучки звонко поцеловал женскую руку. – Ты просто волшебница, Мария!

На голос хозяина прибежал радостный Ричи, оглушая всех присутствующих громким лаем. Его вымытая, расчесанная шерсть лоснилась от блеска, а пушистый хвост походил скорее на беличий, чем на собачий.

– Святая Мадонна! – изумился Марио. – За семь лет не видел такого красивого пса. Вы что с ним сделали?

– Ничего. Только вымыли и все!

Пока Пэскуэлина, усевшись к деду на колени, вела оживленный разговор, пересказывая события прошедшего дня, Маша спокойно освободила часть стола от корзин с инжиром, постелила накрахмаленную скатерку и быстро расставила перед мужчинами столовые приборы. В посудном шкафу отыскались белые тарелки, вилки, ножи, граненные стаканы для вина и само вино в широком графине с изогнутой, узкой горловиной. В плетеной хлебнице она выставила нарезанный ломтиками кафоне с хрустящей корочкой и целую миску свежей зелени с молодым луком. Отец с сыном только молча переглядывались, посылая друг другу немые вопросы, потому что тарелки Маша, конечно же, перепутала и по незнанию взяла не повседневные, а праздничные с золотым напылением по окантовке. А когда из духовки появился глубокий противень с овощным рагу, залитым моцареллой, Марио и вовсе грешным делом понадеялся на примирение с Карлой, потому что только она могла принести в его дом свежие овощи и зелень.

– Я купила это у Бартоло, – пояснила Маша, заметив удивленные взгляды мужчин.

– У какого Бартоло? – Франческо едва разобрал ее произношение, но имя услышал четко.

– На голове бандана. – И она демонстративным жестом повязала незримый платок на свою голову.

– Отец, это Бартоло Кочетти! – Франческо от возбуждения даже бросил вилку на стол.

– И что с того? – Марио втягивал носом дразнящий аромат. Ему хотелось есть.

– Как что с того? – не унимался сын. – Этот заносчивый Бартоло в прошлом году чуть не развалил наш каменный забор в конце ограды. Со всей дури въехал в него своей повозкой! После того случая Карла перестала покупать у него овощи.

– Где ты видишь Карлу? – при упоминании имени сестры теперь вспылил и Марио. – Она отказалась приходить в мой дом. Кто теперь будет выращивать овощи? Ты? Или Роза?