Глава 3. Воспоминания

Почему-то я поверила Ноэлю. Выдумать столь складную ложь, так быстро, да еще и с кинжалом у горла не всякому под силу. Что-то мне подсказывало, что он не врал. И все же не это послужило причиной тому, что я отказалась от мыслей об убийстве.

Ноэль был прав. Он бы этого не хотел.

Волнение, поддерживавшее во мне силы все это время, быстро отпустило меня, я чувствовала слабость в руках и ногах. Но это еще не все. Эта слабость коснулась не только моего тела, но и души.

Я ощущала приближение знакомого чувства, подобно приливной волне оно подступало к моему сердцу медленно, но неотвратимо.

Он бы этого не хотел…

«Как же мне не любить тебя? Ты самая смелая, самая добрая, самая сильная, самая… потрясающая девушка на свете».

Словно не в себе я дошла до обитой железом двери, вошла в комнату, легла на соломенный тюфяк. Я не стала зажигать свет, не стала зарываться в книги. Я больше не могла игнорировать свои чувства.

Его имя снова пробудило во мне что-то. Что-то, с чем я не могла бороться.

Не имела сил отрешиться, не могла игнорировать…

«Я люблю тебя больше всего на свете. Пока у меня есть ты, мне больше ничего не нужно».

Лежа в темной комнате, я смотрела в потолок, считая удары своего сердца. Раз, два, три… Знакомое чувство было уже здесь. Я позволила ему затопить себя, позволила себе чувствовать.

–Кай, ―прошептала я.

В этом слове было все, что он значил для меня…

–Кай!.. ―из глубины моей души вырвался болезненный крик.

Из глаз полились слезы, я свернулась калачиком, до боли крепко обняла себя руками.

Человек не смог бы выдержать этих ощущений. Нервы, сердце, сознание – что-то из этого обязательно бы отказало, погрузив его в состояние бесчувственности, благословенного оцепенения. Человеческое тело слабо.

Мое тело сильное. Оно способно выдержать все.

Кайэль…

Мою душу раз за разом пронзало раскаленными прутьями.

Минута проходила за минутой. Я все еще чувствовала, вспоминала. Пыталась набраться сил, пыталась снова скрепить сердце, не думать ни о чем… Сегодня я не могла ненавидеть его, даже чуть-чуть. Любила, не могла не любить, не могла не думать о нем.

Ведь только этим я и живу.

Любовь. Только она, какой бы мучительной ни была, только она имеет для меня значение.

Только когда я позволяю себе чувствовать, моя жизнь не кажется совершенно пустой, абсолютно бессмысленной. Когда мной не владеет эта ненависть, этот холод, я словно снова становлюсь собой, но одновременно… когда с меня спадают эти оковы, необходимые для выживания, моя душа словно оголяется, и я становлюсь слабой, ни на что не способной. Тяжесть этой ноши давит на меня, я не могу двигаться, ничего не могу.

«Если ты примешь в себя мой дух, я навсегда останусь рядом с тобой. Ты сможешь спасти нас обоих».

Он оставил меня один на один с этой болью, и я возненавидела его за это. Его и себя, и элийцев, и Судьбу. Весь мир. Ненависть помогает мне держаться. Но сейчас у меня нет сил ненавидеть, ни на что нет сил.

Кай обещал защитить меня, обещал, что останется рядом со мной. Но в этой сырой холодной комнате нет никого, кроме меня. Здесь только я и мои воспоминания. И мне этого не хватит ни для полноценной жизни, ни для просто жизни.

О чем он думал, отдавая мне свою душу? О чем?! Решил, что я смогу жить без него? Он ошибся!

Нет, он бы не хотел для меня такой участи.

Засыпая уже под утро, я приветствовала небытие. Мои сны о нем были такими подробными все это время, что я начала бояться спать. Я боялась растревожить свои раны этими напоминаниями, нечеткими, несовершенными, а потому ненужными. Недостаточными.

Я спала недолго, всего по три-четыре часа, только чтобы не видеть сновидений.

Но сегодня я позволила себе погрузиться в сон безбоязненно. Щемящая рана в моей груди и так вскрыта, оголена, наполнена битым стеклом.

Мне нечего опасаться. Сейчас точно нечего.

***

Кайэль

Вот и настал этот день – мы ждали его всю свою человеческую жизнь.

День Судьбы.

–А мне не страшно! ―заявила Офелия преувеличенно бодрым голосом.

–Ну, конечно, рассказывай. Нам всем страшно.

Что верно, то верно, всем нам страшно. Всем некомфортно. Мы все боимся не справиться, боимся того, что нам предстоит. И ничего постыдного в этом нет.

–Если ты надул в штаны, это не значит, что мы тоже! ―хихикнул Ноэль, и Лей, его верный подпевала, залился громким смехом.

–То есть, ты хочешь сказать, что тебя ничуть не пугает перспектива убить человека на глазах у всей Элирии? В твои четырнадцать лет? Ты кровь-то видел хоть раз в жизни? Убивал что-то покрупнее таракана? ―я тоже усмехнулся.

Ребята храбрятся, притворяются, что это все ерунда. Как будто для четырнадцатилетнего подростка это самое естественное, самое обычное дело – забрать чью-то жизнь.

–Они жертвуют собой добровольно, ―сказал Амориэль.

–Не смеши меня. Они хотят оживить своих близких, мы просто… покупаем их жизни. Что ты почувствовал, когда узнал, что тебе предстоит?

–Конечно, никто из нас этого не хочет, ―возразил Нэй, мой лучший друг, ―но и разговоры об этом никому не помогут. Выбора у нас нет, точно так же, как у людей, которых нам предстоит…

–Заколоть кинжалом.

–Замолчи! И без тебя тошно! ―прекратив ломать комедию, Офелия зажала уши руками, ее лицо исказилось.

Я взглянул на Касдэю, она единственная молчала все это время.

–А ты что скажешь? Тоже будешь притворяться, что всю жизнь мечтала убивать невинных людей?

–Не мечтала, ―глаза девушки чуть сузились, ―но вместо того, чтобы лить слезы по незнакомцам, которые сами совершенно добровольно на это согласились… подумайте… кем мы станем уже сегодня, буквально через несколько минут!

Ребята ушли каждый в свои мысли. Конечно, именно об этом мы и мечтали всю нашу жизнь, именно об этом думали, этого ждали. Все мы хотели стать Богами, обрести удивительные способности, магию, бессмертие.

А ведь нас предупреждали, что это будет самым сложным испытанием в нашей жизни. Что это потребует проявления недюжинной храбрости. Только истинный Бог, сильный, смелый, готовый пойти на жертвы, может обрести бессмертие. И никого из нас не волокли к этому знанию силой, все мы согласились на это сами. Согласились до того, как узнали, что именно нам предстоит сделать.

И теперь уже поздно.

Мы должны убить или быть убитыми – другого выхода у нас нет. Это знание опасно, очень опасно, простые люди не имеют права обладать им. Когда-то из-за него начинались войны, Боги и люди умирали сотнями, тысячами.

И старейшие не могут допустить этого снова. Таковы законы, таковы правила.

Почему я не послал их ко всем драконам с их знаниями?! Как бы мне хотелось плюнуть на все их безумные правила! Я не хочу убивать невинных людей и не стыжусь этого. Нет, я стыжусь совсем другого. Я презираю себя за то, что и впрямь собираюсь сделать это. Не хочу, но сделаю, и от этой мысли меня выворачивает!..

Это не сила. Это слабость, трусость. Я спасаю свою жизнь, делая то, во что не верю, чего не желаю, от чего с радостью отказался бы! Они сумели подчинить меня, как любого другого. Навязали мне эти никчемные правила, придуманные, фальшивые.

Люди отдают нам свои жизни добровольно – вот где нелепость, вот где преступление. Ведь мы сами приняли законы, запрещающие нам оживлять людей бескорыстно. «За жизнь платят жизнью», и вот мы уже не убийцы, а спасители. Этот закон создает иллюзию неизбежности выбора, как для людей, так и для элийцев. Наши руки чисты, наша совесть не страдает. Мы предлагаем людям сделку и выполняем ее условия.

Я представил такую картину: вот я отказываюсь подчиниться правилам, отказываюсь убивать. Старейшие в шоке, родители в ужасе. Друзья называют меня трусом. А я ухожу с гордо поднятой головой, и заявляю, что теперь буду жить среди людей. Я улыбнулся. Заманчивая картина, чрезвычайно заманчивая.

Жаль, несбыточная.

Ибо последствия не заставили бы себя ждать. В живых меня бы не оставили, и не только одного меня. Беднягу, подготовленного мне на заклание, так же убили бы – ведь и ему нельзя позволить жить с этим знанием. Ну, и конечно, не стали бы никого оживлять.

А потому у меня, и правда, нет выбора.

–Кайэль, Нэй, Амориэль, Ноэль, Лей, Касдэя, Офелия, выходите в таком порядке. Все уже готово. Будьте сильными. Все произойдет быстро.

Мы с ребятами переглянулись между собой, наши лица побледнели. Нэй хлопнул меня по плечу, Офелия взяла меня за руку, я ободряюще сжал ее ладонь. Касдэя, не отрываясь, смотрела прямо перед собой. Ноэль хватал ртом воздух.

Всем нам было страшно. Все мы были в ужасе.

Через узкий проем мы, один за другим, вышли на сцену арены, амфитеатром поднимающейся по склону холма. Ночной сумрак разгоняло неровное пламя десятков факелов.

Нет, на то, как мы совершим свой «подвиг» пришли посмотреть далеко не все жители Элирии. Но их пришло много. Очень много. Здесь были все старейшие, наши родители и родственники, да и просто какие-то левые зрители. Пришли насладиться нездоровым зрелищем? Подростки, проливающие кровь во имя Судьбы… чудесное представление, ничего не скажешь.

Гезария, глава совета старейших, разразилась речью о Судьбе, о нитях, незримо связывающих друг с другом людей и Богов, о том, что все происходит к лучшему, и о важности принесения жертв.

–Судьба умеет идти на жертвы, и они не просто неизбежны. Они необходимы. Ведь без разрушения невозможно созидание. Без тьмы не бывает света, ―вещала Гезария с высокой трибуны, возвышающейся над всей ареной. ―И сегодня, подобно священной Судьбе, мы должны покориться необходимости идти на жертвы… и принимать жертвы. Во имя будущего. Во имя света. Во имя жизни!

Как красиво она говорит! Я почти поверил, что это не эгоизм чистой воды – убить человека, чтобы обрести магические способности.

Раздались аплодисменты. Жрец, облаченный в длинное белое одеяние, вынес на бархатной подушке семь ритуальных эоланийских кинжалов.

–Кайэль, ты первый.

Я вышел на середину арены, взглянул на усыпанное звездами небо сквозь куполообразный потолок из чистого хрусталя. Переведя взгляд на трибуны, я увидел маму. Она была бледна. Она тоже волновалась. Мама сказала, что будет гордиться мной…

Видно мне, и правда, придется покориться своей судьбе.

Жрец взмахнул рукой, и передо мной возникла женщина, совсем еще молодая. Она была одета в черное шелковое платье, вышитое серебром.

И что-то меня поразило в ее лице… поразило до глубины души. Ее глаза светились счастьем, исступленной радостью. Ее лицо словно излучало свет. Оно дышало любовью.

Как она может радоваться смерти?

Не отрывая взгляда от ее лица, я протянул руку за кинжалом.

–Я, Нора, добровольно отдаю свою жизнь, свою душу, свою энергию тебе, Кайэль.

–Твой сын жив, Нора. Он вернулся домой, ―сказал жрец.

Женщина закрыла глаза, по ее щекам покатились слезы. Она улыбалась.

Так просто… но как красиво!.. Мое сердце наполнилось невыразимым восхищением, благоговением перед ней, бесстрашно отдающей свою жизнь ради другого человека. Бесстрашно, с радостью, с улыбкой.

Я вонзил кинжал ей в сердце одним движением, как нас учили. Что-то теплое, живое, трепетное прошло по лезвию, испещренному эоланийскими символами, через мои руки к сердцу и душе.

И последним, что я увидел перед тем, как мое сознание унесло прочь от земли, была улыбка на ее губах.