© Елена Богатырёва, 2020

ISBN 978-5-4485-3555-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельца авторских прав

Сайт автора http://elenabogatyreva.ru/

1

Я хожу по городу живым памятником событиям десятилетней давности. Как будто время замерло и ничего с тех пор не происходит, ничего не меняется. Ведь всякий человек живет надеждой на какое-то чудо, которое с ним вот-вот произойдет. Эта надежда заставляет его нетерпеливо всматриваться в лица людей, смаковать предчувствия, подгонять время. Но я – совсем другое. Чудо уже стучалось в мои двери, судьба моя уже проделала свой самый главный виток, и теперь мне остается только с тоской оглядываться в прошлое, которое постепенно стирается в памяти. Однако и обрывки его мне намного дороже той жизни, которую я веду.

Когда теперь, задним числом, я пытаюсь понять, как же это все получилось, мне становится страшно. Мы так беспечно ходили по краю пропасти и даже не знали об этом, потому что были слепы и глухи ко всем подсказкам судьбы. А их было много, ох как много. С тех пор мне часто снится один и тот же сон: дверь заперта. Я открываю ее, и в лицо мне бьет солнце. И чем-то сладким веет в воздухе, заставляя зажмуриться от восторга. Но как только я открываю глаза, на руках моих – кровь, и человек, которого я так люблю, падает к моим ногам. Я кричу, зову на помощь, но надеяться не на что. И он умирает снова и снова. А я просыпаюсь в слезах и понимаю, что предчувствовала всегда именно эту развязку.

А все – Фиса. Если бы не она… Мне все кажется, что она опередила меня на минутку, заняв по ошибке мое место и получив все, что судьба уготовила мне. Но я ее слишком любила тогда. И сейчас люблю. Она ничего не боялась. Никогда ничего не боялась. А зря. Потому что как бы там ни было, но когда тебе в спину дышит маньяк, глупо надеяться, что все будет хорошо.

Костлявая рука старухи-смерти вмешалась в нашу жизнь, изгнав навсегда счастье, которое оставило после себя лишь воспоминания, серые будни, неинтересных людей. Теперешняя жизнь похожа на должностную инструкцию, а та была прекрасна, как жестокий романс. Нас было четверо, когда все это закрутилось. Жили мы здорово и весело. Сейчас бы так! Мне все время хочется вернуться туда. Нет, не повстречать всех: помятых жизнью, детьми замученных, домашним хозяйством и собственным честолюбием. А именно – вернуться. Подышать тем воздухом. Ну хотя бы немножечко. Мне этого всегда хотелось. Правда, всегда. Даже когда мы еще не расстались. Когда

все это продолжалось. Я словно сказала себе – это лучшее из того, что было, есть и будет в моей жизни.

Поэтому, когда я шла по Невскому и увидела большой плакат, на котором было написано «Воскреси свое прошлое», то остановилась как вкопанная. Действительно, если бы был такой аттракцион, я бы никаких денег не пожалела. А ниже на плакате значилось: курсы гипноза, ведет доктор Р., по адресу…

Оказалось, что группа уже набрана, но мне повезло, заболел кто-то накануне, и меня взяли. Сначала все показалось мне слишком даже просто: расслабляешься и считаешь в обратном порядке. Выходишь к океану и идешь налево, сквозь туман. И там попадаешь в свое прошлое.

Но на курсы я еще совсем недавно записалась. Поэтому у меня не получается пока. Расслабляюсь, считаю, океан вижу, туман тоже, вхожу в него, а за ним – ничего почти, только обрывки короткие… Но Учитель (так высокопарно мы все зовем уважаемого доктора Р.) говорит, что я «плохо стараюсь». И даже намекает, что, мол, я почему-то очень не хочу свое прошлое вспоминать. Ерунда получается. Как это так может быть, что самое счастливое время своей жизни я вспоминать не хочу? Я ведь именно для этого и пришла на курсы. Ну, доктора, мне кажется, тоже иногда ошибаются. Еще он говорит, что нужно как-нибудь процесс воспоминаний стимулировать. И по его совету я начала делать эти записи: освежаю память.

Мне очень нужно туда вернуться. Не знаю почему. Знаю только, что тянет страшно. Вы, наверно, думаете, что я странная, – пошла бы и сходила в гости к Фисе. Ха, смешные люди. Это невозможно теперь. Потому что нет больше Фисы. То есть она есть, но то, что есть, – это совсем не та Фиса, которая была с нами десять лет назад. Нет той Фисы, нет той меня. Мы даже встречаемся время от времени. Но от этих встреч складывается ощущение, что ничего никогда не было. А ведь было же…

2

Началось все с того, что тридцатого августа, когда Фиса вернулась из какого-то там театра, тетя аккуратно паковала ее чемоданы.

– Знаешь, – сказала она Фисе, – завтра тебе нужно переехать в общежитие.

Тебе? Фиса этого не ожидала. Она была в три раза выше тети, но самостоятельно устраиваться в жизни ей еще не приходилось ни разу. Тетя должна была взять свою маленькую (хотя и в три раза выше ростом) племянницу за руку, отвезти в общежитие, переговорить с кем нужно, а потом принести Фисе ключ от комнаты и, может быть, даже разложить вещи.

Девушка тихо села:

– Сама? А…

– Поэтому я тебе чемоданы и собираю. Адрес у тебя есть – найдешь. («Таксист найдет», – подумала Фиса.) Разыщешь того, кто отвечает за поселение, и потребуешь комнату. Скажешь, что комната тебе нужна сегодня, потому что жить тебе негде.

– А если не будет? Если не освободилась еще?

– Скажешь, что тогда ты у них заночуешь. Потому что идти тебе все равно некуда. И не вздумай заикнуться, что у тебя родная тетя в Ленинграде. Узнают – никогда никакой комнаты не получишь.

Поэтому на следующий день Фиса с двумя чемоданами в час дня уже шаталась по длинным коридорам, пытаясь отыскать ответственных за поселение. Ответственными оказались два безответственных второкурсника. Они ей очень обрадовались, но сразу предупредили, что комнат пока нет.

– Тогда я у вас ночевать буду, – сказала Фиса, ставя чемоданы на пол.

Молодые люди уставились на нее, не зная, радоваться им или как. Но выражение лица Фисы ничего хорошего не предвещало, поэтому один из них заметил:

– А чего ночевать-то? Еще неизвестно, завтра освободятся комнаты или нет.

Фиса такой вариант с тетей не обсуждала, но сдаваться не собиралась:

– Тогда я у вас жить буду. И села на чемоданы.

Тут один из молодых людей, перестав таращиться на непрошеную гостью, порылся в бумагах, пошептал что-то и просиял:

– Вот. Единственное, что могу предложить, это 145-ю. Пойдешь туда?

– Пойду, – сказала Фиса, но насторожилась, – там что, этаж последний, с потолка капает?

– Нет, – улыбнулся парень, – просто там одна вьетнамка поселилась. Места свободны. Только ключ – у нее, а она ушла. Придет поздно вечером. Ждать будешь?

– Буду, – недоверчиво покосилась на них Фиса. – А чемоданы у вас оставлю. И если ваша вьетнамка не явится – ночевать сюда приду. Так что далеко не разбегайтесь.

– Явится, явится, – в один голос подтвердили молодые люди и вздохнули с облегчением, когда Фиса наконец убралась из их комнаты.

Я пришла в общагу часов в пять вечера. На подоконнике, неподалеку от комнаты, сидела девушка. Вид у нее был мрачный. Я подергала дверь – вьетнамка возвращаться и не думала. Тогда я подошла к мрачной девушке, вспомнив, что видела ее на экзаменах.

– Привет.

– Привет, – сказала она.

– Хочешь яблоко? – я развернула кулек. Яблоки были огромные и желтые. Мы съели

по одному.

– Ты вьетнамку ждешь? – спросила я.

– Ее, родную.

– Так, значит, мы соседки! Меня туда два дня назад поселили. Я здесь уже два вечера дежурю. Похоже, она нашла где-то место поинтересней.

– Не придет – будем ломать дверь, – еще мрачнее стала Фиса.

Вот так мы и сидели, вяло перекидываясь фразами и недоумевая, что нам делать дальше. Я бы, конечно, сходила куда-нибудь, чего сидетьсиднем. Но Фиса, напуганная тетей, решила сидеть до конца – до победного.

Вьетнамка появилась часов в десять. Я лично ее совсем не ждала, ее ведь два дня уже не было, кто сказал, что она на третий обязательно явится? – так, сидела с Фисой за компанию. А Фиса была уже на пределе – вот-вот взорвется. По сравнению с маленькой вьетнамкой она выглядела громилой, и у меня сердце упало – как она на нее глянула. Я ведь ужасно не люблю скандалов. А Фиса, пожалуй, скандалить и не будет – сразу убьет.

Вьетнамка уже о нас все знала. Ответственные за поселение встретили ее на первом этаже и предусмотрительно предупредили, поэтому она направилась сразу к нам.

– Здравствуйте, меня зовут Ань.

И это тоже – очень важно. Потому что именно тогда все вокруг стало меняться. Сначала медленно и незаметно. А потом – все быстрее и быстрее… В этот момент мы изменили свои имена. И представились:

– Фиса.

– Ан… – Фиса зыркнула на меня, словно одергивая, – Тоня.

Это потом я только поняла, когда многие спрашивали, почему имя у нее такое дурацкое. А Фиса, она быстро сообразила. Ведь по-настоящему ее всегда звали Анфиса. Тоже с «Ан». Представляете, что бы у нас была за жизнь, если бы при каждом «Ан» вьетнамка вздрагивала и приветливо улыбалась в нашу сторону. Теперь я точно знаю – мы бы с ума сошли. Фиса, она всегда от всех отгораживалась. И тут, чтобы отделиться от вьетнамки, даже имени своего не пожалела. А меня, кстати, Антониной зовут. Друзья – Антоном. Но Фиса права, три «Ан» в одной комнате – это невыносимо.

С вьетнамкой этой у нас потом чуть международный скандал не вышел. Ну, пока мы посуду за собой не мыли, она на нас только круглыми глазами смотрела. Когда стали лекции прогуливать, а точнее – просыпать, она губы начала поджимать. Ну а когда к нам мальчик пришел за конспектами – скромный такой, робкий – и мы посадили его чай пить, она так по комнате заметалась, будто ее девственности лишают.

– Больная попалась, – определила Фиса.

И я быстренько с ней согласилась. Потому что если не согласиться, значит, не она больная, а мы. А мне и без того казалось, что мы все время что-то не то делаем. Но у Фисы чувства вины не было. Не приживалось оно в ее сердце. Ее сердце вообще ровно половину человеческих чувств не вмещало. Зато вторая половина, которую оно вмешало, была раздута до сверхъестественных размеров…

Все мои однокурсники живут теперь припеваючи. Семьи, дети, обожаемая работа. Некоторые, самые сердобольные, когда я с ними встречаюсь, даже уверяют, что не было тогда ничего особенного. Просто все были намного моложе, студенческие годы и все такое. А в общем – ничего не было. Но ведь остались следы какие-то. Вот дочка у Фисы… или Оз, например, который всю эту кашу и заварил. Он ведь где-то бродит до сих пор, его ведь так и не нашли тогда. И мне до сих пор снится по ночам, как черный король умирал у меня на руках. Его нет, но остальные-то все живы, многие живут в одном городе. Но я все равно не сумею сказать вам, почему это все так нужно мне. Учитель тоже пока не знает. Он говорит – ты должна сама прийти туда, к тому, что тебя мучит или зовет. Тогда и узнаешь.

И я тренируюсь.

Каждый день.

Как солдат.

Ложусь на свой шикарный белый диван. И начинаю считать: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…

Вообще-то, когда все это закрутилось, нас было четверо. Мы с Фисой обжились уже с нашей вьетнамкой. И вечерами, совершая обход коридора, встретили как-то двух девиц.

Нет, нет, здесь нужно остановиться и несколько слов сказать про сам коридор. Его можно было бы смело занести в книгу Гиннесса по протяженности и по количеству душераздирающих историй, которые в нем когда-либо происходили. Коридор жил собственной жизнью. Он диктовал стиль поведения в этом старинном клоповнике, он регулировал уровень громкости голосов и способствовал выбросу в кровь гормонов, вызывающих чувства, которых вы никогда бы не испытали вне его стен.

Девицы, которых мы встретили, сидели на полу под дверью, что было абсолютно естественно, и растерянно хлопали глазами, что было совсем не естественно для нашего коридора. Здесь обычно кто-нибудь тут же снимал вашу растерянность крепким метким словом или добрым советом. А может быть, мы с Фисой просто были первыми, кто на них набрел. Девицы учились на нашем курсе, и поэтому Фиса смело взяла их в оборот.

– Вот где мы с Тошей сегодня чайку попьем.

Но девицы среагировали странно. Одна из них закатила глаза куда-то вверх и вправо, как святой Себастьян, пронзенный добрым десятком стрел, а другая – та, что помельче, – насупилась, но, как фокусник, достала из-за спины чайник и чашку и протянула Фисе:

– Пожа-а-алуйста. У нас здесь как в «Алисе» – все время полпятого!

Услышав ее слова, подружка, сидевшая рядом, переместила глаза вверх и влево. Я, кстати, тогда вспомнила, что святого Себастьяна рисовали многие художники. И подумала, что так, как сейчас, – все равно похоже.

Но от Фисы так просто было не отделаться. «Если я чего решил – я выпью обязательно», – это же ее любимый Высоцкий про нее сказал, хотя и не был с ней знаком. Она подсаживается на пол, облокачивается на противоположную стену (я, естественно, с ней рядом), отпивает из чашки и ковыряет девиц дальше:

– А чего это мы все здесь сидим? Может, в комнату пройдем?

– Зачем это? – тараща глаза, спрашивает маленькая.

– Что ж пустой чай пить?

– Пожа-а-алуйста, – с глубоким вздохом говорит девушка и достает из-за спины кулек с пирожками.

– Может, к нам пойдем, – робко предлагаю я.

Наши новые знакомые не встают – вскакивают и ведут себя как моя собака, заслышав слово «гулять» – только что хвостом не машут. А напружинились – точно как она.

И пошли. Оказалось, их в комнату с какой-то иностранкой поселили. Не то с гречанкой, не то с латиноамериканкой – не помню уже. А та на следующий день замуж вышла за своего то ли грека, то ли латиноамериканца. Замуж-то она днем вышла, а в комнату мужа законного привела ближе к ночи. «Вы, – говорят они нашим девицам, – не беспокойтесь. Мы вам мешать не будем». И стали над своей кроватью балдахин пристраивать. Получилось – как палатка. Ничего не видно. Но как зато слышно! Пролежав так первую брачную ночь своих соседей, вытаращив глаза в кромешную темноту (причем одна из них таращила их с ужасом и много лет после этого от мужчин шарахалась, а другая – наоборот – с превеликим любопытством, которое ей вообще по жизни очень было свойственно), обе девицы, не сговариваясь, засекли по инерции время, когда все это кончилось, – к рассвету приблизительно. И с тех пор так и сидели каждую ночь на полу рядом с комнатой, ожидая, когда на небе забрезжит тоненькая полоска зари.

На занятиях они обе мирно ложились на парты и засыпали. Мелкая похрапывала даже, чему учителя очень удивлялись и кричали через аудиторию: «Молодой человек! Спать – это я еще могу понять. Но храпеть…» Но мелкая даже не шевелилась. И главное, никто на нее не думал, даже те, кто рядом сидел, оглядывались с изумленным видом. Никто представить не мог, что такое ангельское создание способно издавать такие звуки…

Вот так постепенно я вспоминаю события тех лет и все-все записываю. Доктор Р. считает, что если я буду делать все правильно и не стану торопиться, то со временем мне откроется какое-то знание. Что-то, возможно очень важное, произошло тогда, десять лет назад, и в этом, возможно, причина всех моих бед сегодня. Хотя какие там беды… Но я хотела бы сейчас рассказать не об этом. После того, что случилось, я первая отыскала Фису. Совсем недавно.

Кто мне рассказал о ней – неважно. Так, какой-то случайный человек. Хотя мне кажется, что с тех самых пор в моей жизни все люди были случайными. Только не Фиса. Она была – судьбой… Ну, в общем, этот случайный человек поведал мне что-то незначительное о своей соседке. На его взгляд, незначительное. Я выслушала его вполуха, как всегда, но с места сойти мне после этого не удалось. Он не понял и пошел куда-то дальше своей дорогой, а я, кажется, закричала ему: «Постой!!!» Именно так и закричала – громко и пронзительно, с тремя восклицательными знаками. Он испуганно обернулся и ошарашенно уставился на меня. А я не знала, с чего начать. Имени соседки он не знал. Я попросила рассказать о ней что-нибудь еще, и с каждым его словом сомнения развеивались и передо мной вставал образ далекой родной Фисы. Как живой!