Воспитатели, ободрявшие детей надеждой найти семью, глядя на Катю, только вздыхали и горестно отводили глаза: ее африканские черты лица, темная кожа и шапка черных, кучерявых волос на голове говорили сами за себя, Когда в детском доме проводили традиционный «День аиста», где желающие могли посмотреть на деток и выбрать себе сына или дочку, Катюша, умевшая и петь песни, и красиво читать стихи со сцены, замечала, как гости отводят от нее глаза, а потом, по ночам, горько рыдала в подушку.

– Мама, – молилась она про себя неведомо кому, – мама! Найди меня, пожалуйста, я прошу, я умоляю тебя! Я буду так тебя любить!

После прочтения сказочных книжек ей снились прекрасные сны, и каждом сне была она, неведомая мама – молодая и очень красивая. Насмотревшись сериалов, которые воспитатели включали для себя вместо положенных детских мультфильмов, она создала себе образ богатого дома и моложавой дамы с искусно наложенным макияжем, играющей на собственном корте в большой теннис.

Очень редко в детдоме случалось чудо: за кем-то из детей приходили родители. Провожая их глазами, Катюша искренне желала им счастья и каждый раз представляла себе тот самый богатый дом из сериалов и корт для тенниса. А потом снова горько плакала ночью – не из зависти, нет, ее доброе сердце не знало злых чувств, а просто от пронзительного, безысходного одиночества.

В этот раз, дочитав сказку о Нильсе, она на цыпочках шла через холл в спальню, как вдруг в окно постучали – как-то гулко и звонко, как будто большая птица ударяла в стекло клювом. Катюша вздрогнула, осторожно подошла к окну и отодвинула занавеску.

На перилах балкона сидел большой аист. Он приветливо покивал головой и махнул крылом, словно просил впустить ее. Катюша отворила окно.

– Здравствуй! – приветливо сказал аист.

Катюша отпрянула от неожиданности, потом решила, что она спит – и все это ей просто снится.

Аист достал из-под крыла очки, водрузил себе на нос и начал рассматривать Катюшу и книжку у нее подмышкой. Потом почистил клювом несколько седых перышек, спрятал очки и склонил голову набок:

– Полетели! – сказал он. – Правда, ты уже большая, а я староват, силы уже не те. Я, пожалуй, не понесу тебя в клюве, а посажу на спину. Идет?

– А куда мы полетим? – осторожно спросила Катюша.

– Будем искать тебе маму. Видишь ли, нам положено разносить младенцев. Это наша, так сказать, основная работа. Но я волонтер. Аисты-волонтеры могут по желанию прилетать в детские дома. Только, знаешь, – аист вздохнул, – маловато среди нас волонтеров: устаем на работе, да и семья есть у каждого.

Аист производил впечатление степенности и солидности. Да и очки придавали ему очень серьезный вид. Катюша осторожно погладила его длинную шею.

– К нам в детский дом приезжали волонтеры, – сказала девочка. – Они добрые, делали всем девочкам красивые прически ко Дню аиста. Только мне не смогли сделать прическу, – она указала на свои жесткие кудряшки. – Я пела со сцены песенку, которую сочинила для мамы, только… только никто на меня даже не посмотрел.

– Да, все хотят блондинов с голубыми газами, – сказал аист с видом бывалого знатока. – Но мы с тобой поищем. Вся ночь у нас впереди. Самое лучшее время для поиска мамы.

– Почему? – спросила Катюша.

– Ночь – волшебное время, ночью люди доверяют друг другу самые сокровенные мысли, ведут самые задушевные разговоры. Если внимательно слушать ночь, можно многое узнать. Полетели!

Ксюша осторожно села на спину аиста и он, тяжело взмахнув крыльями, взмыл в ночное небо над городом.

– Спой       мне свою песенку для мамы, – попросил аист.

И девочка запела тоненьким голоском:

– Мамочка, я тебя люблю!

Мама, ты самая лучшая на свете!

Как я люблю тебя, мама!

Мамочка моя!

Песня была не в рифму, но мелодия оказалась приятной на слух, да и голос у Катющи был неплохой, звонкий, как колокольчик.

Они покружили над красивым трехэтажным коттеджем. Все здесь дышало роскошью – и сам дом, и ухоженный сад с умело подстриженными деревьями, и теннисный корт. Сердце Катюши учащенно забилось. А из окна доносились два голоса – разговаривали женщина и мужчина.

– Ты была сегодня у врача? – спросил мужской голос. – Что он тебе сказал?

– Сказал, что нужно лечиться дальше, – голосом, дрожащим от подступивших слез, отвечала женщина. – Милый, неужели у нас никогда не будет ребенка?

– Ты сама виновата, незачем было делать тот аборт! – резко, почти грубо ответил мужчина.

Послышались рыдания. Аист подлетел к окну и постучал клювом. Женщина подняла к ним заплаканное лицо, потом переглянулась с мужем. Тот жестко сжал губы и резко задернул дорогие портьеры. Аист снова взмыл в небо. У Катюши упало сердце.

– Поищем еще, мы только начали, – утешительно сказал аист. – В прошлом месяце я уже нашел семью для двоих детей – братика и сестренки.

– Они ведь не были чернокожими, – горестно откликнулась Катюша.

Крылья аиста сильными взмахами несли их вперед. Где-то внизу замяукали кошки. Аист спустился вниз, где миловидная женщина средних лет кормила бездомных кошек возле подъезда.

– Кис-кис-кис, – ворковала она ласково, – кушайте на здоровье! Никого у меня нет, кроме вас, мои пушистики. Даже ребеночка для себя не родила.

Аист величественно уселся прямо перед ней. Кошки испуганно зашипели.

– Нет-нет-нет! – замахала руками женщина. – Взять ребенка – это же такая ответственность! Нет, я не готова, – и она поспешно зашла в подъезд, закрыв за собой тяжелую дверь с кодовым замком.

Катюша вжала голову в плечи:

– Я ей не понравилась, потому что негритянка!

Аист покачал головой:

– Да она и разглядеть-то тебя не успела, сразу убежала. Нет, она, и правда, не готова.

Следующим был балкон высотного дома. Там тоже беседовали муж и жена. Женщина с горечью делилась с мужем, что ЭКО опять не дало результатов.

– Может, уде хватит? – участливо спрашивал муж. – Мы сделали столько попыток – и все безуспешно. Может, усыновим ребенка из детского дома?

Аист встрепенулся и начал стучать в окно клювом.

– Да ты что?! – резко вскинулась женщина. – У детдомовцев такая плохая наследственность! Они все вырастают умственно отсталыми, а потом спиваются…

Катя хотела из всех сил закричать, что это неправда, рассказать, как много книжек она прочитала, спеть свою песенку.

Но женщина смотрела сквозь нее и повторяла, как мантру:

– Нет, только не усыновлять. Сделаем еще ЭКО.

– Но у нас нет больше денег, мы все потратила на эти бессмысленные попытки! Подумай, любимая, если мы возьмем сироту, то подарим несчастному ребенку семью!

– Возьмем кредит, – упрямо твердила женщина. – Может быть, следующая попытка будет удачной…

Аист снова поднял Катюшу в воздух. Они видели молодую женщину, которую бросил муж из-за того, что она бесплодна. Женщина смотрела с балкона и от отчаяния думала о том, чтобы спрыгнуть вниз. Но, едва взглянув на Катюшу, она брезгливо поморщилась: негритоска, фу!

Они видели пару, уже собравшую документы на усыновление. Но эти люди желали только младенца. «Мы будем имитировать беременность, – мечтали они. – И никто даже не догадается, что ребенок приемный».

Они долго смотрели на скорбящую, потерявшую единственного сына. Та стояла перед иконами и сквозь слезы молилась. Аист постучал в ее окно. Но она отрицательно покачала головой.

Целую ночь они кружились над городом, заглядывая в окна. Они увидели даже семью, где муж был чернокожим, а жена – белой. На ковре играл чудесный темнокожий мальчик.

– Почему бы нам не усыновить ребенка из детского дома? – вслух размышляла женщина. – Мы обеспечены, вполне сможем воспитать еще одного.

Катюша воспряла духом. Но едва аист коснулся лапками подоконника, как донесся беспрекословный голос мужчины:

– Глупости! Зачем нам чужие дети? Родим своего!

Наконец, аист-волонтер устал и присел на пустой детской площадке перевести дух. Катюша шмыгала носом и утирала слезы:

– Столько людей! – дрожащим голосом говорила она. – Почему никто не хочет даже взглянуть на меня, аист?

Аист ласково положил голову ей на плечо.

– Люди делают выбор, иногда ошибочный, – назидательно произнес он. – И потом часто жалеют о нем. Ну, кому же мне подарить тебя, маленькое кудрявенькое счастье с книжкой подмышкой? – и он заглянул в единственное светящееся окно первого этажа.

––

На кухне сидели двое. Она всю жизнь проработала в детской библиотеке и, несмотря на годы, до сих пор любила детские книжки. Он был художником, увлеченно рисовавшим иллюстрации к сказкам. Они встретились на закате жизни, когда он пришел расписывать стены в ее библиотеке. На бесчисленных книжных полках в их скромной квартире книги громоздились вперемежку с рисунками и набросками. По давней холостяцкой привычке, он держал постоянным фоном включенный телевизор, где по каналу «Культура» показывали старые советские фильмы. Сейчас там шел «Цирк» с Любовью Орловой. Но пожилые супруги смотрели не на экран, а друг на друга.

– Я уже обошла все опеки в нашем городе и даже в области, – недоуменно говорила она. – Везде отвечают: детей нет! Удивительно, куда же они подевались? Но я буду искать – и найду! Я обязательно найду НАШЕГО ребенка!

Художник нежно обнял ее за плечи. Он всю жизнь прожил один и никогда не мечтал о детях, но был тронут горячим желанием своей любимой усыновить сироту. Некоторое время они сидели молча, глядя на экран. Когда оба были молодыми, фильмы с Любовью Орловой показывали часто, и трогательно-наивный «Цирк» был одним из любимых у каждого из них. Маленький негритенок на экране трогательно прижимался к белой маме – и это была история торжества любви над всеми преградами.

– А что, если.., – она в нерешительности замялась, – ну, ты не будешь против… если мы усыновим ребенка не славянской внешности? – спросила она осторожно, почти уверенная в отрицательном ответе.

Художник встрепенулся. Эта скромная мечтательная женщина поражала его чем-то высшим, чего он никогда не встречал прежде, когда в причудливом мире богемы заводил легкомысленные романы с яркими, как ему казалось, дамами.

– Прекрасная идея! – оживленно сказал он. – Как в этом фильме! – он указал головой на экран.

Оба были романтиками. И оба любили – впервые в жизни по-настоящему.

Аист, наблюдавший за ними сквозь окно, сказал Катюше:

– Пой свою песенку!

Катюша нерешительно начала:

– Мамочка, я тебя люблю!

Мама, ты самая лучшая на свете!

Как я люблю тебя, мама!

Мамочка моя!

Женщина встрепенулась и отворила окно. Аист деловито поставил перед ней Катюшу.

– Какая красивая девочка! – воскликнул художник.

– Ты любишь книги, малыш? – женщина увидела сборник сказок в руках у девочки.

– Я люблю читать. Я хорошо учусь. Я очень хочу в семью, – затараторила Катюша все те слова, которые она рвалась, но никак не могла сказать на Дне аиста, поскольку никто из гостей не хотел ее слушать.

Аист водрузил на нос очки и заговорил тоном, которым обычно говорят работники опеки:

– Вижу, ребенок вам понравился. Но готовы ли вы, так сказать, к общественному мнению? Готовы ли вы к тому, что на улице на вас будут оглядываться и смотреть осуждающе? Справитесь ли вы с воспитанием такого большого ребенка? ведь Кате уже 10 лет. А документы у вас в порядке? Покажите!

Библиотекарь кинулась убеждать старого занудного аиста, показывать ему документы и повела осматривать квартиру, чтобы он был уверен: жилплощадь вполне подходит для ребенка. Аист важно кивал головой, поправлял очки и что-то записывал в своем блокноте.

А Катюша тем временем, как завороженная, смотрела на книжные полки:

– Целая библиотека! – восхищенно бормотала она.

– Нравится? Она твоя! – отозвался художник. – А еще я хочу написать с тебя картину.

– Аист! Я хочу остаться здесь! – закричала Катюша, устремляясь за важно шествовавшим по комнатам пернатым волонтером. Я нашла маму и папу!

– Хм, – тот склонил голову набок. – Но ты же мечтала о коттедже, молодой маме в макияже и теннисе! А впрочем, во всем виноваты ваши воспитатели: крутят целыми днями дурацкие сериалы. Лучше бы, читали детям сказки.

– Уважаемый аист, чаю? – суетилась женщина. – Мой муж заваривает необыкновенный чай! Угощайтесь! – она подвинула ему вазочку с печеньем.

Пока аист осторожно погружал в чашку клюв и клевал печенье, Катюша то играла с собакой, вертевшейся под столом, то тискала рыжую флегматично-добродушную кошку – и время от времени глядела сияющими глазами на обретенных маму и папу.

– Пожалуй, контакт с ребенком установлен, – констатировал аист, делая пометку в блокноте. – Я буду наведываться к вам, проверять, что и как.

И он, вежливо попрощавшись, взмыл в темное небо.

Очутившись лицом к лицу с Мирозданьем, аист, устало дыша, отчитался о том, что еще один ребенок нашел дом. Мирозданье прищурилось:

– А ты сказал Катюше, что это ты в свое время принес ее не по адресу и вручил той непутевой девице, что потом отказалась от нее?

– Да как-то к слову не пришлось, – оправдывался аист, понурив длинный клюв. – Но ведь я исправил свою ошибку!

– Ладно, зачтем твой сегодняшний успех в великой Книге Судьбы. Возьми выходной, а потом выходи на работу по расписанию.

––

Аисты летят во все концы по белу свету, разнося младенцев. Жаль, мало среди них волонтеров, готовых исправлять свои и чужие ошибки. Да и людей, готовых услышать стук их клюва в окно, тоже не слишком много. Но, если кто-то из Вас все же решится открыть окно пернатому волонтеру, то в великой Книге Судьбы станет одной светлой страницей больше.

Блаженны любящие…

––

P.S. В рассказе использована песенка для мамы, которую спела мне при знакомстве по телефону Ксюша, вскоре ставшая моей дочерью.

ПУТЬ МИССИОНЕРА

Душа Насти, 17-летней девочки-мажора, стояла перед лицом Мирозданья, а ее тело тем временем лежало в морге, на прозекторском столе у судмедэксперта. Час назад Настю пырнули ножом в драке на квартире у ее подружки Ирки, где молодежь из привилегированных семей собиралась, чтобы «побаловаться» наркотиками. Девушки повздорили из-за смазливого парня, который пришел с Настей, но вскоре перенес внимание на хозяйку дома: будучи уже «под кайфом», соперницы схватились за кухонные ножи, и вскоре Настя в луже крови валялась посреди прихожей . Свидетели – такие же наркоманы-мажоры, советовали Ирке избавиться от тела: расчленить на части и спустить в унитаз, но соседи снизу, к которым сквозь щели в полу протекла кровь, успели вызвать полицию.

Пока судмедэксперт колдовал над трупом, Мирозданье, с сожалением глядя на Настину душу, вздыхало, качало головой и листало Великую книгу судеб.

– Гм-гм, – бормотало оно себе под нос, а Настя, вытянув шею, со страхом ловила каждое слово и ждала приговора. – Такие как ты не обретают Вечность. Это надо же умудриться так бездарно жить и так бессмысленно умереть! Следовало бы просто предоставить тебе сгнить в могиле…

– Отпусти меня, я хочу туда, назад, – заныла Настя, кивая головой в сторону Земли.

– Зачем? – Мирозданье пожало плечами. – Чтобы и дальше влачить столь же ничтожное существование? Тусовки, наркотики, драки, надменный цинизм и пошлые, бренные ценности так называемый «элиты» – ни грамма духа, который приобщает человека к Вечности.

– Я хочу к папе с мамой, – Настя заплакала от страха и безнадежности. – Они у меня влиятельные люди, могут заплатить за меня. Ну, хочешь, они построят церковь или больницу?

Мирозданье горестно вздохнуло:

– Мы не на торгах, голубушка. Здесь все золото мира бессильно. А твои родители, боюсь, сами толкнули тебя на этот путь никчемного существования. Посмотри!

Перед Настей открылись картины прошлого. Вот она, еще маленький ребенок, сидит в богатой комнате среди дорогих игрушек и не знает, чем заняться: мама с папой укатили на отдых за границу, а няня уткнулась в очередной сериал по телевизору. А вот Настя уже подросток – и родители откупаются от нее деньгами, фирменными шмотками и гаджетами последних моделей. Вокруг нее – зависть одноклассников, учеба спустя рукава и вызывающее поведение, угодливое попустительство учителей для дочери столь богатых родителей – ни грамма любви и душевного тепла.

– Боюсь, родители не предоставили тебе выбора, а это уже несправедливо, – вздохнуло Мирозданье и снова с жалостью окинуло ее взглядом с головы до ног. Потом перевело взгляд на Великую книгу судеб. – А впрочем, вот тут сказано, – оно ткнуло пальцем в одну из страниц, – что ты лет в 12-13 мечтала стать миссионером. Хм, очень любопытно. А почему, не помнишь?

Настя сквозь слезы взглянула на величественный лик собеседника и с тоской проговорила: