Мельнику не спалось, он долго ворочался с боку на бок. Потом всё же решил не маяться, встать да заняться делом – починить колесо. В сарае Гнедко мирно жевал траву, которую Настя заботливо нарвала другу ещё вечером. Серафим зажёг свечу в лампаде, оглядел поломку.
«Да… – задумчиво прошептал он. – Дурная поломка, но легко поправимая. Так что утром будет уже в деревне. Знаю я этого Афанаса, тот ещё ушлый тип, не пожалеет сироту, может и не заплатить ей…»
Серафим принялся за работу, да так увлёкся, что не заметил, как Гнедко взволновался, нервно забил копытами. Только когда он, раздув ноздри, негромко заржал, мужчина удивлённо посмотрел на него.
– Что такое? Ну? Чем недоволен? Трава, что ли, кончилась? – заботливо спросил Серафим, оторвался от работы, неторопливо подошёл к коню. – Травы полно ещё…
Но Гнедко был очень напуган, метался по загону и издавал странные жалобливые звуки.
– Да что ж такое, успокойся, всё в порядке… – но беспокойство животного передалось и мельнику. – Может, с Настей что?
Он стремглав бросился к мельнице, распахнув дверь, глазами нашёл Настю, но та, свернувшись калачиком, сладко посапывала. Девушка улыбалась, видно, ей снился хороший сон.
– Ну, всё нормально… – но тут же обернулся в сторону сарая, где Гнедко заржал что есть мочи. Серафим побежал обратно, но и там ничего подозрительного не увидел. – Ну и дела… Неспроста всё это…
Он обошёл вокруг сарая, повернулся лицом в сторону леса. Там явно что-то происходило. Лес словно стонал, гнулся под тяжким бременем. «Может, сходить, посмотреть?» – подумал мельник, зашёл в сарай и, успокоив коня, тихонько вывел его за ворота. Они быстро домчались до края леса.
– Всё, пру, стой, тебе говорят! – громко приказал он Гнедко и спрыгнул с коня. – Дальше мне нельзя…
Конь наклонил голову и, краем глаза поглядывая на Серафима, как будто молча спрашивал: «В чём дело, давай смелее, скачем дальше! Ты что, не слышишь, там беда, там нужна наша помощь!»
– Да знаю, знаю, – обняв Гнедко за шею и нежно теребя гриву, прошептал мельник. – Да только тебе могу сказать, что дальше этого места мне ходить нельзя. Как только я вхожу в лес, на моей шее словно руки смыкаются, начинаю задыхаться и падаю без сознания. А прихожу в себя на одном и том же месте, возле мельницы. Это какой-то заколдованный круг. Не вырваться мне, я как будто прикован, здесь и умру, наверно.
И у Серафима навернулись слёзы на глаза. Конь, поняв его печаль, уткнулся мордой в его плечо, прядая ушами.
– Спасибо, что выслушал меня, я ещё никому в жизни не говорил об этом. Почему так происходит, я и сам не знаю, это у меня с детства. А ещё… – он на минуту задумался, решая, говорить или нет, но потом решил, что перед ним просто конь, и можно рассказать ему всё, чтобы облегчить душу. – А ещё – ты гляди на меня, гляди, видишь, каков я стал?
Конь понимающе затряс головой: он всё заметил, всё понял, только сказать не мог.
– Днём я страшный горбатый мужик, еле хожу. Но как только на землю спускаются сумерки, я превращаюсь в такого, какой я сейчас. Старая кожа разглаживается, отек спадает, пропадает горб, и зубы выравниваются. На озере я видел свое отражение – каков красавец, совсем не тот, какой я днём, но кто об этом знает… Так и живу всю жизнь с этим проклятьем, – молодой статный мужчина провел рукой по густой копне каштановых волос, прикрыл свои выразительные васильковые глаза и тяжело вздохнул. Как же пусто и тоскливо было у него на душе!
Страшный гул и непонятные звуки затихали в лесу. Мельник с Гнедко ещё долго стояли, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, но ничего больше не услышав, не торопясь двинулись обратно к мельнице.
– Вот и рассвет, скоро, с первыми лучами солнца, я буду тем, кто я есть, не пугайся, – подбодрил он коня, потрепав его по холке.
Первый луч солнца вырвался из гущи леса, заискрился и заиграл на горизонте. Птицы радостно поприветствовали Серафима, застрекотали кузнечики, замелькали бабочки. Только мельник оставался грустным, кожа его сморщилась, нос растянулся, вырос горб, в общем, он стал прежним. Конь посмотрел на него и покачал головой. Превращение произошло вовремя, и, только он стал самим собой, с мельницы послышался звонкий голос Насти:
– Эй, где вы все?! Я проснулась, а вас нет! Куда это вы ходили?
– Да вот, косточки старые разминали да прогулялись чуток, – нарочито весело ответил мельник.
– Это здорово! А теперь давайте чинить телегу, ехать мне надо!
– Да я уже починил, только как доберёшься, сходи к кузнецу, пусть сделает крепление понадёжнее. А сейчас давай перекусим и поедешь… – устало произнёс мужик.
– Ой, спасибо тебе, Серафимушка, только мне недосуг, и так задержалась. Потеряли меня чай, ну не меня, а зерно хозяйское, – она весело засмеялась. – Давай, Гнедко, пошевеливайся, пора нам в дорогу!
– Да хоть чаю попей… У меня есть, Авдотья с Петровки угостила, заморский, вкуснейший, ты в жизни такого не пробовала! – предложил мельник.
– А я водицы попила, мне так привычнее, нечего привыкать к заморскому-то, – разглаживая сарафан руками, ответила Настя.
– Ну, как знаешь, – сказал мельник, помог ей запрячь коня, ещё раз проверил телегу на прочность, погрузил муку. – Что ж, ступай себе с Богом, да осторожнее там, глядите в оба, если что, возвращайтесь, я тут буду.
– Спасибо тебе, Серафим, за всё, за всё: и за приют, и за колесо, и за чай заморский! Что бы я без тебя делала, – с улыбкой и поклоном сказала Настя, потом немного задумалась и весело воскликнула. – Села бы и заревела! Вот.
Ещё долго слышался её звонкий смех, будто тысячи колокольчиков зазвонили в поле. Настроение у неё было отличное, а погода – прекрасная, и Настя весело затянула песню. Дорога-то неблизкая, так что она успела перепеть все песни, что знала, по два с половиной раза, как вдруг Гнедко резко остановился и испуганно заржал. Девушка чуть с телеги не свалилась.
– Ты что встал как вкопанный? Чуть лоб себе не расшибла! Ну, что ты там увидел? – она привстала на телеге, чтобы понять причину остановки.
Но, ничего не увидев из-за высокой конской холки, соскочила с телеги и обошла Гнедко.
– О, Господи! Что тут такое? Дождя-то уже давно не было… – её внимание привлекла большая грязная лужа, и она решила подойти поближе. – Это что… Ой, да это же… кровь?!
Настя стала пятиться назад, глаза её расширились от ужаса, она нервно заозиралась по сторонам, ожидая нападения со стороны леса.
– Может, охотники кабана зарубили? Да нет, вроде они всегда добычу домой несут и там её разделывают. А тут огромная лужа крови. Ужас, ужас-то какой! Давай, Гнедко, вперёд, чем быстрее уедем отсюда, тем лучше!
Настя дёрнула коня за уздцы, чтобы быстрее уйти с этого страшного места. Они уже отъехали на достаточно приличное расстояние от той находки, как Гнедко опять жалобно заржал.
– Ну, что опять не так? Без тебя жутко! – зашипела на него вконец перепуганная девушка. – Да смотри ты, видишь, нет никого…
Говоря так, она вовсе не была уверена, что в лесу никого нет. Ей уже самой казалось, что повсюду волки, и те только и ждут, чтобы броситься на них. Да и та лужа крови всё ещё маячила у Насти перед глазами. Конь опять встал как вкопанный, Настя уже ничего у него не спрашивала, она медленно слезла, подошла к Гнедко, обняла его за шею и с опаской посмотрела на дорогу. На этот раз на обочине дороги, лежал мертвый, истерзанный зверёк.
– Да что это творится-то такое?! Что это за злодей, что безобидных зверюшек убивает, – она тяжко вздохнула, решила подойти поближе к страшной находке и похоронить несчастное животное.
– А-а-а! – что есть мочи закричала она. – Гнедко! Быстрее, быстрее отсюда! Это не животное, это… это… рука! – Настя вскочила на телегу. – Но! Но! Лети, родимый!
В панике и на бешеной скорости она влетела в деревню. Хотела скорее рассказать всем об увиденном, но деревня встретила девушку непривычной тишиной. Кое-где тлели сгоревшие дома, не мычали коровы, не блеяли овцы, не гремели вёдрами у колодца девушки, не бегали по улице чумазые ребятишки.
– Люди! А вы где все? – испуганно вертела Настя головой и спрашивала, видно, сама у себя, так как ответить ей было не кому. – Э-э-эй! Куда все подевались?!
У Насти сжалось сердце, ноги подкосились, она медленно опустилась на траву, на глазах у неё навернулись слёзы, и она тихо заплакала.
Крыса бежала по длинному коридору, усы её вздрагивали, маленькие красные глазки сверкали недобрым огнём. Как ей нравится этот тёмный и затхлый подвал, здесь всегда есть чем поживиться. И не только ей одной, еды хватит на всю её многочисленную родню. Не жизнь, а сказка. Хозяйка замка – старая злая графиня – и сынок её тоже, к слову, с противнейшим характером, ни разу не покушались на их пребывание в замке. Да и слуги, десятка два старых, немощных людей, тоже не обращали на крыс никакого внимания. По подвалу пронёсся еле заметный запах крови, и крыса побежала в этом направлении. Вдруг ей перепадёт какой-нибудь лакомый кусочек. Крыса осторожно высунула голову из-за угла.
«И откуда они нагнали эту вонючую, грязную толпу, вряд ли здесь найдется, чем перекусить. Пожалуй, опасно к ним приближаться, а то, чего доброго, возьмут, да с голодухи меня сожрут», – подумала крыса, рассматривая грязные клетки, битком набитые испуганными людьми. Однако хитрая зверушка не ушла, а только притаилась и стала наблюдать за измождёнными пленниками. А те старались вглядеться в темноту и хоть что-нибудь увидеть. Их глаза были полны ужаса, они ещё не осознали происходящее и их пугала неизвестность. В людских головах никак не укладывались события прошлой ночи.
– Эй, люди! Кто здесь? – раздался мужской голос справа.
– Я, я, Прасковья из Нижней Кузьминки! – ответил с противоположной стороны женский голос.
– А я Прокоп, плотник с Шапы, – откликнулся ещё один.
Так насчиталось человек пятьдесят, и все из Нижней Кузьминки, Шапы да Пчелы, Настиной деревни. Люди стали перешёптываться, восстанавливать события прошлой ночи.
Как только на землю спустились сумерки, высоко в небе захлопали крылья. Да не просто крылья какой-то там пташки, и не стаи птиц, а одной гигантской птицы. Люди в деревнях мало что интересного видели в жизни, они выбежали из домов на улицу и стали разглядывать её, раскрыв рты. Босоногие детишки бегали по траве, показывая ручками в небо и радостно кричали:
– Вот это да! Смотрите, какая большая птичка!
Птица, красуясь перед удивлённым народом, сделала большой круг. Но потом вернулась и стала резко падать, сложив крылья за спиной. Она огромными лапами хватала людей, подкидывала их вверх и, раскрыв огромный клюв, поливала огнём всё вокруг. Начался переполох, люди в панике метались во все стороны, пытаясь спастись от страшной напасти.
– Я в это время дома была, – раздался женский голос. – Услышала крики людей, хотела выбежать на улицу, потом глянула в окно и словно окаменела. На крыше сарая соседа моего, Тараса, сидела… не знаю, кто даже, птица, да не птица… не видывала ранее ничего похожего. Она была огромная и чёрная, а перья на голове стояли дыбом, точно корона. Очень странное существо! Птица посмотрела на меня – будто пронзила… насквозь! И знаете что, хоть между нами и было немалое расстояние, закрытое занавесками окно, да и в комнате уже было темно, что я заметила: глаза-то у неё – человеческие, но очень холодные и злые, а крылья огромные и сильные. А когти… острые, как ножи у нашего кузнеца Егорыча! А потом чудовище отвлек какой-то шум, и она ринулась туда. Сердце у меня так стучало, что я сама слышала его стук, думала, выскочит из груди. А эта птица разнесла и сожгла дома соседей, вот это сила!
Женщина горько вздохнула и умолкла. Всё погрузилось в тишину, даже крыса перестала шевелить усами.
– Послушайте! – воскликнул молодой мужской голос с другой стороны. – А как вы сюда попали? Меня она как схватила на пороге дома, так только здесь и отпустила.
О проекте
О подписке