Глава 5. Обычные хлопоты.

Десять лет назад. 

– Опять блины? – корчит рожу Дуглас при виде стопки горячих блинчиков, которые Мария приготовила на всех с утра пораньше. Это было фирменное блюдо её матери и ей нравилось следовать этой глупой традиции – печь по утрам блинчики на всех. – Меня уже начинает от них тошнить!

– А мне нравится, я готов каждый день их есть. – забегает в столовую Коган и целует маму в щёку. Быстро, чтобы никто не обратил на это внимание, но он единственный из сыновей, кто не прекращал её целовать по утрам. Мария улыбается. Такие разные, но все её малыши. Гордость.

Нолан послушно уже уплетал свою порцию, не смея перечить любимой маме.

Коган был мельче своих братьев, не такой высокий и рыжий, но из-за регулярных занятий спортом он был очень широкоплечим и подкачанным. К тому же ему придавали особого очарования замысловатые веснушки на лице. Они оттеняли необычные жёлто-зелёные глаза, обрамлённые темно-русыми ресницами.

– Ох, смотрю, кому-то вчера перепало и теперь он добрее толстушки Карлы из Паба Фреда! – Дуглас давится кофе и начинает неудержимо смеяться. Между братьями царила здоровая конкуренция. Дуглас всегда немного завидовал успехам младшего брата, который учился вместе с ним в одном классе несмотря на то, что был младше на пять лет. Коган экстерном сдавал целые годы обучения. Было в его голове что-то гениальное.

– Дуглас, не завидуй. – в тон ему отвечает Коган и быстро отправляет в рот сразу несколько оладушек. – Когда-нибудь и тебе даст кто-нибудь из жалости!

– Коган, сядь и поешь нормально. – Мария силой усаживает сына. – Вечно всё делаешь на ходу. Я тебя практически не вижу дома!

– У меня учёба.

– У него Карин.

– Пошёл ты!

– Давайте, поедим в спокойствии и тишине. – просит всех Нолан, примирительно разводя руками.  – Мама, очень вкусно, как и всегда.

Коган и Дуглас одновременно скривились и стали лизать воздух языком, стараясь поддеть брата. Нолан поджал губы, но ничего не сказал. Он считал себя выше этих двух идиотов, не понимающих ничего в любви к родителям.

– Думаю, если бы Нолан мог, он бы женился на тебе мама. – шутит Коган и его по голове ударяет отец, чтобы больше такого он не слышал. Дункан качает головой, не сдерживая улыбку.

– Порой и я ревную. – тихо говорит он и сыновья прыскают со смеху.

Мария трепет каждую рыжую голову, счастливо улыбаясь. Она любила своих мужчин. Всех.

– Можно Карин присоединится к нам за ужином? – спрашивает Коган, заглатывая целиком блины, практически не пережёвывая. – Мы хотим сегодня вечером установить телескоп на крыше дома и посмотреть на звёзды.

– Конечно. – тут же ответила Мария. Ей очень нравилась Карин, в ней была и скромность, такая нужная девушкам, и дерзость, без которой в нынешнее время не проживёшь. Она любила её сына и положительно влияла на Когана. – Я приготовлю, что-нибудь из её любимого.

– Супер! Спасибо! – Младший сын поднялся на ноги, перебросил рюкзак через плечо и демонстративно помахал всем рукой. – Я пошёл, потому что у меня ещё тренировка.

Коган очень хотел стать космонавтом. Он не сильно распространялся об этом, чтобы над ним не подтрунивали, но уже давно готовился: сдавал нормативы, написал письмо в университет в Аризоне, где активно занимались исследованиями в области астронавтики и космонавтики.

Отец хотел, что Коган остался с ним, получил образование в Дублине и поднял с колен бизнес, но парню это не было интересно. Он хотел достигнуть величия. Тем более, у него были все задатки для этого.

Настоящее время.

– Мне придётся задержаться, появились кое-какие личные дела. – приятный, хриплый голос обволакивал сквозь сон. Я не понимала ни слова, но мне нравится грубый язык, отдающий мощью и скрытой силой. Мне нравилось слушать говорившего, у него был приятный тембр. Я улыбнулась солнцу, что подало мне на лицо и почувствовав аромат крепкого кофе.

Сладко потянулась и перевернулась на спину.

– Не могу сказать на сколько, потому что вчера у меня не было времени оценить обстановку. Вечером смогу сказать точнее…

Открываю глаза и рассматриваю пожелтевший потолок с замысловатой лепниной. Постепенно до меня начинает доходить, что я не у себя в комнате лежу под толстым одеялом в лифчике и трусах. В одном нижнем белье.

Поднимаю одеяло и рассматриваю своё старое домашнее бельё, которое всегда носила дома. Оно было растянутое, выцветшее и страшное, но жутко удобное. В таком было стыдно показаться.

Если я не помню, как раздевалась, то как я осталась без одежды?

Ответ приходит сам собой, когда с балкона в комнату входит свежий в новом костюме Коган, прижимающий телефон к уху. Он замечает, что я проснулась и весело хмыкает, давая понять, что уже заценил моё бельишко.

Я практически кричу от безысходства и удушающего стыда. За свою короткую жизнь я не разу в купальнике ни перед кем ни щеголяла, не было случая. А Коган облапал меня всю.

– Ладно, я перезвоню, Бес. Тут одна дамочка очень хочет выцарапать мне глаза. – говорит сквозь смех Коган и отбивается. – Доброе утро, Любимая. Как спалось после изнуряющей вечерней прогулки?

– Ужасно! – бросаю в него подушку и пытаюсь найти одежду, чтобы одеться, придерживая одеяло.

– Правда? А мне показалось, что ты была на седьмом небе от счастья. Я даже снял на видео как ты пускала слюнки в подушку и забавно хрюкала. Показать? – он тянется к телефону и что-то ищет в нём, а у меня уже не остаётся внутреннего ресурса на борьбу с этим человеком. Он топчется по моей девичьей душе как слон.  – Смотри, какая прелесть! Я отправил это видео Альфи, хотел узнать, Вы вместе также сладко спали?

Перед глазами возникает экран телефона Когана, где видно, что этот псих действительно отправлял видео Альфу, на котором я сладко сплю в его кровати, храпя как моряк дальнего плавания.

– Что? – теряю голос, закрываю руками лицо и пытаясь прийти в себя. – Что Вы за чудовище?

– Ирландское аристократичное. Рыжее, веснушчатое… – Коган прячет телефон и протягивает мне чашку с кофе. – Выпей, станет легче.

– Из Ваших рук я ничего не хочу. Только домой… – руки непроизвольно сжимаются и разжимаются в кулаки. Я никогда раньше ни на кого не злилась так.

– Твой дом теперь здесь. – упрямо говорит Коган. – Я выбросил то страшное шмотьё, которое было на тебе вчера. Оно ужасное. Где ты отрыла его? Я кажется, десять лет назад нечто подобное видел на Заре, не говори мне, что ты до сих пор донашиваешь за ней вещи.

Меня начинает трясти, не хватает кислорода. Коган методично бьёт по всему больному и сокровенному, метко причиняя мне боль. В нашей семье не было лишних денег и поэтому мне часто доставались старые платья Софи и Зары, которые оставались в хорошем состоянии. Это не совсем нравилось мне, но выбора другого не было.

В слёзных каналах уже не осталось воды, я не в силах была плакать. У меня не осталось сил. Коган выжал меня.

Замечая, что перестарался, Великан вздыхает и садится на край кровати рядом со мной.

– Амели, я очень люблю девочек – припевочек, строящих из себя девственниц. Давай ты уже как-то соберёшься и перестанешь реветь, биться в истериках и тыкать мне кулачками в грудь. Амелия, которая разбила мне чашку об голову, возбуждала меня больше.

Закусываю губу и сверлю глазами дыру в его рыжей голове. Моё лицо предательски краснеет при упоминании девственности. Коган за секунду всё считывает и начинает пошло ухмыляться.

– Да ладно! Альфи, не успел попробовать сладкий пирожечек? – Великан придвигается ближе. Его грудь практически касается моей, и мне становится нечем дышать, он буквально забирает весь воздух себе. – Вот почему он так вчера психовал. Замечательно. Это даже лучше, чем я хотел.

Становится мерзко. Я оружие в лапах чудовища. Через меня Коган будет мстить любимому, теперь он захочет воспользоваться моим положением.

– Мне нужна одежда. Голая перед Вами я скакать не буду.

– Всё, что нужно я уже увидел. – замечает Коган. – Ничего фантастического у тебя там нет. Третьей сиськи или члена…

– Как можно быть таким озабоченным? – хочется провалиться, исчезнуть, лишь бы не слышать все эти мерзкие словечки. Животное. Что с него взять?

Первый мужчина увидел меня голой и как оказалось – ничего фантастического! Превосходный комплимент!

– Все мужчины озабоченные, Амелия. – говорит Великан, делая странный акцент, словно желая указать на что-то. – Только кто-то тщательно это скрывает.

Коган протягивает мне свою чистую рубашку.

– Надень пока это. Новые вещи купим тебе по пути.

– По пути куда? – я сразу же натягиваю на себя его рубашку, чувствуя себя испорченной. Неприлично быть в одежде чужого мужчины, слишком интимно. Тем более, если это одежда Когана О’Донелла. Но сейчас это лучше, чем ходить голой.

– Увидишь. – Когда я застегиваю последние пуговицы под одеялом, Коган выдёргивает меня с кровати и толкает к выходу. – Пора завтракать.

Чтобы я не шла босиком по холодному полу, он подхватывает меня на руки и спускает быстро в столовую, где завтракает его семья. Мы предстаём перед ними как молодожёны, потерявшие счёт времени. И если я готова провалить в ад при виде реакции его семьи, то Коган сияет от гордости.

– Что на завтрак? – его невозможно смутить. Он усаживает меня на стул и садится рядом. На его фоне я напоминаю рыжую восковую куклу, такую же бледную и безжизненную, боюсь пошевелиться. Мужчина обескураживает своим напором. – Блинчики. Какая прелесть. С детства их люблю. Так соскучился по ним, мамочка. Надеюсь, ты не ради меня их наготовила?

Меня не покидает чувство, что Коган мстит всей своей семье, заставляет их чувствовать себя неловко.

– Амелия, ты с чем любишь? – интересуется Великан, и прежде, чем я успеваю ответить, накладывает мне блины с беконом и сыром, яйцом и луком. – После такой ночки, тебе стоит восполнить силы. – Когда я давлюсь воздухом и закашливаюсь, замечая шокированные взгляды, он уточняет: Я про твою прогулку по саду, а ты о чём подумала?

– Коган, хватит. – просит Дункан, сжимая гневно вилку в руке. – Ты можешь вести себя прилично? Ты здесь только один день, а мы уже были под обстрелом.

– Нет. Ты же знаешь. – отвечает Коган, с лица сходит наигранная забава и место остаётся только гневному, звериному оскалу. Когда Великан растягивает губы, обнажая клыки, мне становится неуютно. Я испуганно ёрзаю на стуле. Меня не покидает чувство, что он сейчас вцепится кому-то в горло. – С моим психическим расстройством трудно оставаться приличным человеком.

Дункана как будто ударяют по лицу наотмашь. Он дёргает головой, сжимается весь и становится визуально меньше. Я притихаю, опускаю глаза, прислушиваясь к каждому слову. Мне хочется узнать побольше о Когане и его расстройстве.

– Не переживай, милая, когда ты окончательно войдёшь в семью… мама с папой тебе расскажут, как хотели поместить меня в психиатрическую лечебницу, чтобы спасти от электрического стула. – читая мои мысли комментирует Великан. Мария вскакивает на ноги и извергая нечеловеческие рыдания бежит прочь. Мне становится жалко женщину, я дёргаюсь, но Коган удерживает меня на месте. Мужчина неумолимо доводит всех присутствующих до обморочного состояния.

– Мы теперь в нашем доме твои заложники? – спрашивает Нолан, поджимая губы и отодвигая тарелку в сторону. – И долго ты будешь издеваться над нами?

– Столько, сколько посчитаю нужным. – меня проняло до основания, когда Коган обдал брата неудержимой злобой. В его взгляде был только холод и желание рвать на куски. Не было ничего человеческого и тёплого. Между этими людьми практически не осталось ничего родственного.

Его голос изменился, не был вибрирующим и дерзким, как когда он подтрунивал над всеми, он резал и рвал на куски мяса. Стальной и бездушный. Даже зелень в глазах казалась холодной и тёмной.

– Мы не уйдём, пока ты не поешь. – обратился он уже ко мне. Коган давил всем своим видом, но говорил со мной мягче, чем со стальными присутствующими и это немного меня радовало. – Давай, Амели, за моё здоровье и благополучие, кусочек…

Напоминая ласкового папочку, он отломил кусочек от блина рукой и раздвинув мои губы пальцами, положил тёплый кусок мне в рот. Губы защипало как после удара током. Я послушно прожевала и проглотила, как загипнотизированная.