Проезжая по разрушенному центру города Мариуполь, я увидел на рекламном плакате надпись, оставленную возвращающимся в Донецк подразделением «Спарта». Крупными буквами, готическим шрифтом там было написано – «Мир никогда не будет прежним» и подпись «Спарта». Вокруг мелькали дома целые и обгорелые руины, а в голове в такт движению крутилась и крутилась одна и та же фраза, слегка переделанная мной: «Мир, больше никогда не станет прежним».
Глава5
Не тратя времени зря, я стал на ходу сочинять и реализовывать свой план. Задача номер один: Нужно «надыбать» по родственникам одежду, которая не вызовет никаких вопросов в том мире. Как вы понимаете в футболке с надписью «ХевиМеталл» и в джинсах, максимум куда вы дойдете это до первого милиционера. Второе, люди того мира имели бумаги, да по минимуму, но бумаги и причём, легкопроверяемые. К примеру, комсомольский билет на имя Иванов Иван Иванович с привязкой к дате рождения. Остановил такого «пассажира» постовой, глянул документ, дошёл до ближайшего телефона и позвонив в районный комитет комсомола спросил, а есть такой или нет, а если есть, то какие приметы имеет. Совпало – свободен, не совпало – «пройдемте гражданин до выяснения». Очень уж простая система, первичных схем безопасности. Сложнее, если человек приезжий, к примеру, командировочный из Москвы. С ним должно быть командировочное удостоверение, которое обычно печаталось на машинке с пометками прибыл, дробь, убыл и две печати. Печать органа выдавшего, то есть отдела кадров или его аналога, и вторая печать от руководителя и структуры, которую он возглавляет. Отмазки типа, паспорт на замене или потерял комсомольский билет не проканают, потому что выглядят подозрительно. Тем более, что за утрату комсомольского билета могут исключить из комсомола, что по факту делает тебя на половину уголовником. Вот так-то.
Следующий момент – это коллективность. К примеру, едет грузовик с бригадой рабочих в кузове – это нормально и только раненный в голову мент полезет к рабочему классу проверять документы. Другой момент, едет полный грузовик добра, а кроме водителя никого нет. Экспедитора нет, сопровождающего нет, рабочих для выгрузки нет. В мое время это бы проканало, но вот в довоенные, вряд ли, потому что обычно транспорта не хватало на все точки и старались решать по несколько задач одновременно. Типа, туда бригаду, а обратно заедешь на склад и привезешь пару бочек «соляры». При этом, на складе нет лишних рабочих грузить эту самую соляру, а значит самовывоз или работы остановятся и по головке тебя за это не погладят. Короче бардак, но в советской системе это самый бардак был весьма и весьма закономерен. И это нужно учитывать. Отхождение от стандарта, сразу же вызовет вопросы и подозрения, а нам этого и даром не нужно.
Сижу вечером на кухне и листаю на «айпаде» документы, образца тридцатых сороковых годов. Документы конечно, дрянь. Бумага качеством ниже плинтуса, записи небрежные, фотографии, если есть, просто «швах». И по сотням книг вспоминаю, что, зная вот эту особенность хронической небрежности в документах, как раз-таки и ловили на этом моменте, немецких шпионов. Они-то дебилы, думали, что чем чище и правильней документ – тем лучше. Ан, нет! Любой, сильно ровный и правильный бланк с размашистыми подписями и красивым почерком, всегда вызывал подозрение, потому что уже на сотой проверке, любой, даже самый тупой мент понимал, что заполняют их глупые конторские обезьяны, которым за красоту почерка зарплаты не добавят не копейки денег. Вот и писали, как курицы лапами. А те редкие девушки, которые писали красиво и каллиграфично сразу же изымались в фонд райкомов и парткомов и к выписке документов обычных людей, никакого отношения не имели. Вот так-то!
Уже на третий день, после осознания надвигающейся катастрофы, я ходил по центральному рынку Мариуполя. Того, старого Мариуполя, и со мной был баул, слегка потрёпанного вида в котором я прятал свои «ништяки»: Двадцать коробок с иголками, двадцать коробок с заколками, двадцать пачек с наклейками детских мультяшных героев и десять пластиковых цветных ларчиков в которых девушки и женщины хранят свои богатства. На внешней стороне ларчиков, рисунки Москвы, Лондона, Парижа и прочих столиц мира. В платке на руке узелок, с образцами товара, всего по одному. Подходил к продавцам на рынке, кто выглядел по богаче, показывал. А когда спрашивали, откуда такая красота, тут же отвечал, брат привез из дальнего плавания. Обычно вопросы пропадали. Хоть за каждую единицу товара приходилось торговаться до упора, но справился за три с половиной часа. И на руках у меня образовалась невиданная по местным меркам сума – восемьсот семьдесят два рубля. К примеру, самый продвинутый токарь на заводе получал триста восемьдесят – триста девяноста рублей в месяц. Но таких работников на целый цех было – единицы. Средняя же зарплата была, около двести пятидесяти рублей в месяц, то есть, я за почти четыре часа заработал три с половиной месячных зарплаты.
Местный уголовный элемент меня «срисовал» в момент и вначале подослали «щипача». Тот крутился-крутился, выжидая момент, а когда я его окликнул и сказал, что ветеран НКВД, а мой брат начальник милиции, то тот сразу растворился в толпе, как будто его и не было. Чуйка опера, меня не подвела и в этот раз. Закрепляя успех, я нашёл в толпе патрульного милиционера и подойдя к нему презентовал набор иголок, где были от самой маленькой до самой большой – цыганской, за что тот долго жал мне руку, так как выяснилось, что в стране советов таких наборов, да с таким качеством не найти днем с огнем. Постового звали, Игнат. Тот сразу признал во мне своего брата-служивого хоть и на пенсии. Принял подарок и проникшись, рассказал, что его женская часть дома сегодня будет в восторге. Я ему посетовал, что мол получил получку с командировочными, пришёл на рынок жене прикупить подарки и меня чуть «щипач» не отработал по полной. Хотел задержать его для органов правопорядка, но зараза шустрый оказался. Я описал «шустряка» и служивый тут же его вспомнил.
– Знаю я этого рыжего Витьку. Это я его в прошлый раз на срок определил. Видать отсидел зараза и вышел по УДО. Теперь вот опять озорует. Эх, попадись он мне! – Мы еще поговорил минут пять и разошлись довольные друг другом.
Потом, я поехал на перекладных в Виноградное. Пачка денег, бережно замотанная в наволочку, была спрятана в скатку, которую я подвязал шнурком снизу и перебросил на манер военного, через плечо. Сумок или рюкзаков, подходящих к этой эпохе я не нашёл, не в своём хозяйстве, не в хозяйстве всей, своей, многочисленной родни. Вон, еле допотопную наволочку нашёл из старых бабушкиных припасов и плащ-палатку. Кстати, по местным мерка плащ-палатка была – роскошь, и местные армейцы её еще не изобрели. Но это не точно.
Как и в прошлый раз встретились мы на крыльце. – Привет, Григорий. Как жизнь?
Тот узнав меня, заулыбался. – Аааа. Инженер! Здорова! – Мы пожали руки.
– Ну, как, закончили объект? Где хоть трудились то?
– Гриша, объект военный, секретный. Ты с какой целью интересуешься? – Выдал я в своём фирменном, «оперском» стиле. Тот, поднял руки перед собой ладонями вперед, сдаваясь.
– Всё, всё, молчу-молчу! Закончили и молодцы! Ты каким ветром к нам?
– Ну, ты сам обещал поспособствовать в приобретении харчей. Вот расчет дали, и я «мухой» к тебе. Нужно и местную хозяйку отблагодарить и начальство заводское ублажить, так как нам приёмку сделали не сильно придираясь. Сам понимаешь. В общем надо Григорий, выручай. – Тот докурив, затушил «чинарик».
– Ладно, пойдем смотреть, что там у нас на балансе. – Зайдя в импровизированную приемную, он спросил: – Что брать будешь? – Я для вида задумался, потом выдал:
– Так…, ну для начала, давай барашку, бочку винишка и бочку икры. Как, у тебя предложение в силе? – Тот подкрутил ус и сурово сказал:
– Мы, Василь тут уши мозолить не приучены, тут тебе не Москва. – Подколол он меня. Вот же шельмец! – Короче так, «ща» я уточню у кума. И это…, тебе, когда удобней будет забрать?
– Ну так давай с утра? Часиков в семь если подъеду, «нормуль»?
– «Нормуль»? – Не понял слова он.
– Ну в смысле «нормально», «сойдет»?
– Нормуль! – передразнил он меня.
– Только Гриша, это…, с подводой пособи. Мне не с руки будет переться утром на завод, транспорт выпрашивать.
– Да не вопрос. У меня как раз дед Федя будет под рукой. – Мы ударили по рукам и разошлись как в море корабли. На прощанье я спросил:
– Григорий, а фамилия у тебя какая? – Тот изобразил мой «оперский» прищур и с характерной интонацией спросил:
– Фамилия у меня военная, секретная. С какой целью интересуетесь, товарищ? – Мы оба заливисто заржали. Выходя с кабинета, я вытирал с глаз выступившие от смеха слезы. Уже закрывая дверь, он выкрикнул: – Соколов я, Григорий Дмитриевич!
– Лады Дмитриевич, удачи!
***
Утром я был на месте с деньгами, ибо грех подводить хороших людей. Дед Федор стоял у крыльца, похлопывая по гриве свою савраску и нашептывал ей, какие-то, только им понятные комплименты. Я удивился, когда Гриша, хлопнув меня по руке, зашёл за здание и вывел велосипед. Закинул его в бричку, и мы тронулись.
Заехав на колхозный склад, открыли общими усилиями громадные створки, пропуская подводу во внутрь. Дед Федя, загнал свой «пипелац» в глубину помещения не разу не сомневаясь, что сможет там развернуться. Через огромные, решетчатые окна без стёкол, с склад проникало достаточно света. Всё пространство было заставлено коробками стеллажами и покоящимися на них тюками, коробками, ящиками и бочками. Взяв с ближайшей полки две пары рабочих рукавиц, Гриша одну протянул мне.
– Это чтоб руки не поранить и занозу не вогнать. – Я надел, и мы пошли в самый, дальний угол. Света там было по меньше, но мне его хватило, чтобы прочитать надписи мелом на бочках. На одной стояло – «икра осетровая, два пуда», на второй надпись гласила – «вино столовое, красное, полусладкое «Изабель»». Кряхтя и поругиваясь, мы погрузили тяжелые бочки, затем прошли в другую часть склада, где на толстом слое соломы лежала освежёванная туша барана, накрытая мешковиной. Опять же, общими усилиями обмотали её мешковиной, подвязав хорошенечко бичевой и перегрузили на солому подводы. Выехав на свет Божий из складского сумрака, я спросил:
– Ну, что Григорий, давай посчитаемся для «порядку»? – Тот залез в нагрудный карман гимнастерки, вытащил накладные и начал в них, что-то писать, подложив снизу свой кожаный портфель. При этом он приговаривал:
– Значит так. Запоминай. Ты, у нас старший по «продпитанию» рабочих в поле. Получил… – далее он в бланк занёс всё, что мне продал, указал цену и количество. Затем размашисто расписался и вытащив из портфеля печать, дохнул на нее и шлепнул по бумаге. Я стоял с обалделым видом. Будучи дитём капиталистической системы я уже думать забыл, что формула деньги-товар-деньги в стране советов не котируются вообще. И стоит тебе попасться с каким-либо товаром, на который не оформлены бумаги и всё…, «трындец» и карачун. Будет картина Репина – «приплыли»! Короче, попадешь ты легко и надолго, как расхититель социалистического хозяйства. И доказывай потом, что ты не папуас. Я и думать не думал, а оно вон оно «чё», «Михалычь»…, точнее Дмитриевич! В общем, Гриша всё предусмотрел и подставлять из-за меня свою задницу был не намерен. Один бланк дал мне, второй положил себе в портфель и «выжидательно» уставился на меня. Я, удивленно наблюдая за магией легализации, нелегитимных действий слегка «подзавис», а потом опомнившись быстро вынул пачку денег и стал отсчитывать.
– Двести два…, двести три и добавив еще два рубля купюрами по рублю, получилось тютелька в тютельку – двести пять рублей, ноль-ноль копеек. – Я замялся, а затем спросил. – Гриш, что с меня за твои услуги? Тот протестующе замотал руками.
– Ты «чё», Василь?! Я же не торговка на рынке! Всё «чин-чинарём». По рукам и ладно. – Потом он слегка задумался. – Слушай, ты как-то говорил, что с начальством завода на «коротке». «Мож», поможешь? У меня трактор стал, в ступице подшипник полетел. Спроси там у своих, вдруг есть что на складе, а я щедро отдарюсь. Сейчас самый сезон, а у меня трактор на приколе. Сам понимаешь, не мужиков с бабами же в сеялки-веялки впрягать. Так как? Попробуешь?
– Да, какой вопрос! В лепёшку расшибусь, а найти попробую. – Сказал я ему твёрдым тоном, только ты это…, мне марку запиши, ну или, как вариант, размер подшипника.
Пришлось нам пару километров проехать в поле, посреди которого мощным изваянием застыл неказистый трактор «Сталинец», а вокруг него козликом скакал механик этой самой бандуры и монтировкой пытался отодрать засохшие, пудовые куски грязи от своего аппарата. Замазюкан он был с головы до ног в горюче-смазочных материалах. Даже на носу застыл росчерк грязного масла.
– Никита! «Никитос», дуй сюды! – «Замурзаный» парень подбежал и сразу же начал брать быка за рога. – Ну, что «Дмитрич», получится с подшипниками «чегось»?
– Ты это…, запиши товарищу марку и размеры, наш друг «поспрашает» по начальству в городе. Вдруг свезёт?! Давай так, чтоб не создавать проблем. Пиши всё точно, чтоб там не ломали голову над твоей заумью и цифирью. Вон, Литовченко, ездит и ездит, а у тебя уже вторая поломка за месяц. Рысак недоделанный! – И Гриша хмуро посмотрел на водителя трактора. Тот насупился и начал огрызаться.
– Дмитриевич, я-то тут причем!? Там корень вылез и под земли и черканул по крышке редуктора! Кто им Пушкин, если они делают его из мягкого метала? Вот и вогнало его в шестерни! Я-то сюда, каким боком?!
– Каким боком! – передразнил Григорий. – Ладно, бросай свой агрегат. Как закончите, воду в радиаторе сменить и свечи почистить, «трахтаристы» хреновы! – с этими словами Григорий передал отрывок газеты и карандаш Никите и тот с умным видом начал мне пояснять, как первокласснику:
– Значит так… Нужен «А – двести семнадцать», это если по модели. А если по размеру, то там восемьдесят пять на сто двадцать и на двадцать восемь. – и он вопросительно посмотрел на меня.
– Никит, ты не гляди на меня, как на икону в церкви, а записывай. – И я указал ему на бумагу в его руках. – тот моментально смутился, покраснел и быстро начертал и модель, и размеры. Я аккуратно свернул бумагу и «присоседил» её к накладной.
Дед Федя, очень удивился, когда мы заехали на холм по дороге и я объявил ему, что мы на месте. Он повернулся и недоумевающе сказал: – Дык, мы ж это… проехали то всего пару километров. А я думал вас в город надо «тараканить», стало быть, с грузом.
– Да не. Тут наши скоро поедут на полуторке, подберут и меня и груз.
– Ну, лады. – Приняв от меня «трёшку», дед довольно поглаживая усы развернул свой тарантас и укатил.
Сразу возникло два вопроса: Как самому, всё это богатство дотащить до дома при условии, что бочки в мою нору не пройдут от слова – совсем. И начались у меня «тараканьи» бега. В первую очередь, отволок мясо. На жаре, оно испортится очень быстро. Благо, что погода пасмурная и небо было затянуто облаками. На будущее, конечно, сюда нужно будет придумать какую-то тачку, иначе я сдохну. До дерева с норой, пилить от дороги метров четыреста и самое лёгкое из груза это туша барана. С неё и начал. Бочки закатил в траву, которая вымахала уже по пояс и найти её можно только, если знаешь, где лежит груз. А так, с двух метров хрен что видно.
Мама «офигела», когда увидела, как я с подвала тащу, матерясь и покряхтывая, тушу барана.
– Ты её в подвал на какой чёрт «запёр»?!
– Ма, да она в холодильник не помещалась, а мужикам нужно было помочь в поселке, колесо пробили. Мне мясо пообещали, со скидкой. Я подумал, ты, как проснешься, отберешь себе что-то на готовку, остальное я порублю и по морозилкам распихаю. А чтоб мухи не засидели, спустил в подвал до твоего распоряжения. – Та сходила за ножом, потом взрезав мешковину придирчиво осмотрела тушу и сказал: – Хороший баранчик, молодой. За сколько отдали?
– Ну, с учётом моей помощи, за две «тыщи» забрал.
– Хорошо. – прикинув, что-то в уме вынесла она вердикт. Мол сын – небезнадёжен. Затем подошла и начала отдавать команды. – Вот это мне, отруби на плов, а это и это на бульон. – Пот с меня лил градом. Дело в том, что тучи в том мире совсем не означали такую же погоду в этом. А в этом жарило «не по-детски»! Времени было – десятый час, а отметка градусника доходила до тридцати по Цельсию. Пока порубил и забил под завязку обе морозилки, чуть не окочурился. Блин! А мне еще с бочками разбираться.
Следующей ходкой в портал, нужно разобраться с икрой. И тут до меня дошло! В холодильнике не будет столько места, даже если я всё «чёрное золото» переложу в пластиковые контейнеры. Короче. Вино нужно бросать к чертовой бабушке. Потом заберу. А «чернуху» нужно грузить, по пластиковым контейнерам, затем закидывать всё в багажник моей Тойоты и со скоростью стрелы валить на реализацию в Таганрог и Ростов. Да хоть к черту на кулички! Она хоть и соленая, но жары ой как не любит! Взял на кухне половик, накидал все контейнеры в полиэтиленовый мешок и полез на «ту сторону» предварительно опустив лестницу вниз, чтоб никто не смог за мной последовать. Даже если смотреть сверху, свечения портала в дальнем углу подвала заметить невозможно. Я специально для этого никогда не тушил светодиодную лампу, ну чтоб не было вопросов мол – «а «чё» это у тебя там светится, когда свет выключен». Поэтому, если спросят, скажу «ну бывает, раззява, забыл выключить». Перекладывать «чернуху» буду возле лаза, так что, если начнут звать – услышу без проблем. Тем более, что моя нора как пещера, звук усиливает, а это «гуд». Конечно, эту кустарщину и авантюризм нужно прекращать и делать нормальный подвал, с нормальной кирпичной кладкой, а то неровен час, обвалится моя земляная конструкция и рой потом опять несколько дней на пролет. А меня, все эти копания достали до «коликов» в печёнке.
Конечно, контейнеров не хватило. Пришлось лезть в сарай, вытаскивать несколько трехлитровых банок, а потом долго и упорно выдраивать их со средством для мытья посуды. Затем, проходя по двору, завел «Таю», это я так свою «ласточку» называл и поставил кондиционер на максимальное охлаждение. Переборки, между багажным отделением и салоном у меня не было, так как частенько приходилось возить строительные, негабаритные материалы. Смотрел, чтобы мои женщины не маячили во дворе и со скоростью психа-мангуста начинал закидывать заполненные, пластиковые контейнеры с икрой в багажник. С ужасом посмотрев на просевшие зад Тойоты я понял, что нужно сворачивать свои погрузочные работы, иначе потом придется пружины и стойки менять.
Закрыв нору, я спустился, прошёл проход и начал всё драпировать щитами и матерей. Вылез из подвала, быстро принял в душ, справившись минут за десять и крикнув в дом с коридора, что уехал по делам, рванул с места. Выгреб на Ростовскую трасу, и погнал, что есть мочи. Я вёл себя, как берсеркер, по принципу – вижу цель – не вижу препятствий. Утекающие секунды до начала войны, воспринимались мной непереносимой душевной болью с пониманием того, что каждая секунда – это чья-то жизнь. И осознание сего не давало права сказать себе – стоп! Слава Богу, «гаишников» по дороге не было, а на камеры и штрафы в подобных условиях, мне было просто начхать! Ниже ста сорока километров в час, стрелка моего спидометра не падал до самой границы. Я гнал и гнал, и только танковый снаряд в борт смог бы остановить это гон.
Проходя досмотр на границе ДНР, служивый поинтересовался, как обычно о наркотиках и оружии. Я, отрицательно покачал головой, держа морду «кирпичом». Затем он, придерживая рукой автомат за спиной, кивнул на штабеля пластиковых контейнеров в багажнике, спросил: – А это, что у вас?
– Икра.
– Икра, заморская баклажанная?
– Нет, черная, отечественная. – тот не поверил.
О проекте
О подписке