Но покинуть машину было невозможно. Автомобили стояли так тесно, что нечего было и думать открыть дверцу. Соня заметалась.

– Что, не вырваться? – захохотал он.

– Когда-нибудь пробка рассосется, и меня уже ничто не удержит, а пока наберусь терпения, – прошипела она.

– Живи надеждой! В следующем году в Иерусалиме! Так, кажется? Отпусти народ мой, да?

– Мудак!

– Ай, ай, ай, неужели наша еврейская мамочка позволяет своей детке говорить такие нехорошие слова?

– О тебе? Позволяет! Даже поощряет.

– Ну еще бы, она же меня иначе как мерзавцем не называет!

Соня неимоверным усилием воли заставила себя молчать. Ненавидела грубые хамские перебранки. Да и смешно это, в конце концов… Вот доеду до дому, и все.

Пробка мало-помалу начала таять.

– Ну что, барышня желают своими ножками топать или позволят нашей малости доставить их до дому?

– Нет, – охрипла от омерзения Соня. – Высади меня.

– У метро?

– Неважно! Чем скорее, тем лучше.

– Воля твоя.

Он подъехал к тротуару в самом неудобном месте. Чтобы выбраться, надо ступить в глубокую лужу. Плевать! Соня распахнула дверцу и, ни слова не говоря, вышла. Разумеется, вода залилась в ботинки. Но она даже не почувствовала. Хотела с силой хлопнуть дверцей, но передумала и оставила ее открытой. Так когда-то в юности делал Левка, если ловил машину, а шофер отказывался его везти или заламывал слишком высокую цену.

– Сучара жидовская! – услышала она.

Что ж, все правильно, так мне и надо! Мама в который раз оказалась права. Типичный мерзавец! Очутившись наконец на тротуаре, Соня двинулась к палатке:

– Дайте что-нибудь выпить!

– Выпить или попить? – деловито справился молоденький продавец.

– Выпить! Лучше из баночки… Но не пива!

– Понял! Джин-тоник или водку с томатным соком?

– Водку!

Она схватила жестяную емкость, сорвала кольцо и единым духом проглотила отвратительное пойло. Но ей сразу стало легче. Она швырнула банку и что было сил поддала ногой. Видела бы ее сейчас Берта Яковлевна! Впрочем, какая-то женщина все-таки очень удивилась: с виду приличная особа, непохожа на алкашку, а ведет себя… Ужас просто!

Соня между тем уже поймала машину и вскоре дрожащими руками отпирала квартиру. Ее мольбы были услышаны. На подзеркальнике в прихожей лежала записка: «Я в Большом. Целую. Мама». Соня тут же ощутила досаду. Лучше бы мама была дома, согрела бы ей ужин, отвлекла бы своими бесконечными разговорами… Но ведь известно, нет в жизни счастья. Она первым делом отправилась в ванную, ей хотелось как можно скорее принять горячий душ, чтобы смыть с себя мерзкий запах псины. Теперь понятно, откуда эта вонь в его машине. Так пахнут антисемиты. Псиной, перегаром, хамством… А собаки тут вовсе ни при чем. Ни одна даже самая шелудивая собака не воняет так гнусно, как этот… Тоже мне любовничек! Нет, маме про это говорить нельзя ни в коем случае, она меня со свету сживет. Подумать только, ведь она всегда твердила: «Поверь, этот мерзавец еще и антисемит. Я это пупком чую». А я-то, идиотка, смеялась над мамой. Господи, ну почему, почему я не бросила его раньше? Я ведь давно его не люблю… Жалела, дурища проклятая. Вот и получай…

Соня терла кожу жесткой мочалкой с ароматным гелем и, когда в ванной уже было нечем дышать, облилась холодной водой и выскочила, накинув халат. В прихожей надрывался телефон. Наверняка этот гад!

– Алло!

– Сонька, ты дома?

– Алиса, слава богу!

– Что стряслось? – встревожилась Алиса. – Что-то с мамой?

– Нет-нет. Ты где?

– Я тут недалеко, я заеду?

– Алиска, какое счастье! Скорее, давай!

– А мама дома?

– В театре!

– Еду!

Через четверть часа Алиса уже входила в квартиру с букетом умопомрачительных коричневатых тюльпанов.

– Это по какому случаю? – спросила Соня.

– Без всякого случая, просто попалась такая красота. Привет, подруга. Жрать хочу смертельно.

– А выпить?

– Я же за рулем.

– Жалко, – вздохнула Соня, роясь в холодильнике.

– А что, есть повод?

– Угу.

– Ладно, по рюмашке дернем, так и быть. А что произошло? Плохое или хорошее?

– Это как посмотреть…

– Уже интересно. Тебе помочь?

– Нет, что ты.

– Сонь, ты почему все время морду от меня воротишь, а? Ты ревела?

– Ну ревела, и что?

– Ничего. Просто интересно – из-за чего.

– А тебе бы понравилось, если б тебя сучарой жидовской назвали?

– Ну смотря кто… Если пьяный бомж, то мне бы, наверное, было… безразлично.

– А если не бомж?

– А кто? Неужто кто-то из клиентов? – испугалась Алиса.

– Боже сохрани!

– Ясный перец, твой Славик.

– Откуда ты знаешь?

– Догадливая я, Сонечка.

– Слушай, Алиска, ты что, как мама, пупком чуешь в нем антисемита?

– Не знаю, пупком или еще чем, но чую.

– Но ты же не еврейка!

– Ну и что? – удивилась Алиса. – По-твоему, антисемиты противны только евреям?

– Алиска, почему у меня все так?

– Что – все? – ласково и чуть покровительственно улыбнулась Алиса.

– Ну жизнь… Личная жизнь… Почему мне так не везет?

– А кому везет?

– Бывает же…

– Редко.

– Это да. Но все-таки. Хоть раз в жизни может повезти?

Лицо Алисы исказилось гримасой такой боли, что Соня даже испугалась. Неужели она все еще мучается?

– Раз в жизни обязательно повезет. В сорок лет ничего не кончено еще, Сонька. Вот давай за это и выпьем, а потом ты мне все расскажешь.

Они выпили по рюмке водки, и Соня, захлебываясь слезами, все поведала подруге.

– Говнюк! – определила Алиса. – И слава богу, что ты наконец с ним распрощалась. Я надеюсь, что распрощалась.

– Я его видеть больше не могу. Алиска, может, мне в брачное агентство обратиться, а?

– Не будь дурой, какое брачное агентство?

– Мне сегодня Норка все уши прожужжала.

– Нет, Соня, не для нас это. Да и какие женихи из агентства с твоей мамой? Смешно! Нет, тебе другое нужно… – задумчиво проговорила Алиса, вертя в тонких пальцах хрустальную рюмку.

– А что? Что мне нужно? Родить?

– Родить? Я об этом не думала…

– А о чем ты думала?

– О том, что тебе просто необходимо научиться жить одной.

– Без мужика?

– Без всех. А главное – без мамы. Иначе будет поздно.

– Как – без мамы?

– Сонька, пойми меня правильно. Ты же знаешь, я просто обожаю тетю Берту. Она чистое золото, но ведь тебя она скрутила по рукам и ногам. А то, что она кое-как терпела твоего мозгляка…

– Кого?

– Мозгляка, я всегда его так про себя называла: Сонькин мозгляк. Так вот, закончу мысль – твоя мама его терпела только потому, что она мудрая женщина и понимала: с ним она тебя не потеряет. Ты целиком ему не будешь принадлежать никогда. Так, немножко твоей души и немножко твоего времени. А всех остальных как она всегда гнобила – ты вспомни, вспомни.

– Алиска, ты и вправду так считаешь?

– Конечно. Тетя Берта рано осталась одна, с тобой на руках, а она ведь типичная еврейская мама, для которой ее дитятко – центр мира. Она всю себя отдала тебе, а теперь хочет получить за это сторицей. Только не сочти меня за антисемитку, – усмехнулась Алиса, – просто если уж у нас пошел такой разговор… Сонь, весь ужас в том, что она на самом деле не дает тебе дышать. И с этим надо что-то делать.

– Но что? – испуганно спросила Соня. Сколько раз уж ей самой приходили в голову подобные мысли, но она отгоняла их.

– Не знаю. Может, для начала разъехаться…

– Как? Разменять квартиру? Она никогда на это не пойдет, скажет, что не для того себе в молодости во всем отказывала и так далее… Что она хочет оставить мне приличную квартиру – словом, сама понимаешь…

– Значит, нужно уехать.

– Уехать? Куда? В Израиль?

– В Израиль, в Америку, в Германию, все равно.

– Она просто поедет со мной.

– Да. Это верно. Тогда… Тогда необходимо найти такую работу, чтобы умотать отсюда хотя бы на год. В какую-нибудь заграничную турфирму, ну сама знаешь… В представительство или как там это у вас называется…

Соня засмеялась.

– Чего ты смеешься?

– Ну, во-первых, на такую работу устроиться безумно сложно, к тому же туда предпочитают брать молодых.

– Да, ситуация… А может, твоя идея лучше?

– Какая идея?

– Родить. Родишь, подкинешь ребенка маме, вот тогда-то уж точно и овцы будут целы, и волки сыты. Только вот от кого родить? Мужики нынче такие никчемные… И вообще, Сонька, все это херня, все наши планы.

– Почему?

– Потому что жизнь все равно распорядится по-своему, и мало ли что еще может хорошего у нас случиться…

– Или плохого.

– Ну нет, подруга, настраиваться надо только на хорошее, но… реальное, сбыточное, понимаешь?

– Что ж тут непонятного? Если замуж, то уж точно не за принца?

– Ну в общем и целом верно. Сонька, помнишь, как в университете ты рыдала, что тебя не пустили во вшивую Болгарию? А теперь ты уже полмира объездила. Так что есть в нашей жизни и много положительного. Все, закрываем тему и ждем от жизни приятных сюрпризов. И поверь, не мужиком единым жива баба.

– Легко тебе, Алиска, говорить, а как я уеду, как без тебя и без Татки проживу? Ты об этом подумала?

– Сонька, да ты пьяная! Это что, с двух рюмок?

– Нет, я еще на улице выпила.

– Смотри, сопьешься. Кажется, по-еврейски это называется шикса?

– А черт его знает… Давай еще дернем? Да-да, ты за рулем, но можно ведь и у нас переночевать… Давай!

– Нет, Сонечка, ты пей, а я не буду.

– Алиска, вот скажи… Я сегодня заметила… Тебе про Эрика до сих пор думать больно, да?

– Да. Только обсуждать это я не хочу.

– Все. Не будем.

В этот момент резко зазвонил телефон. Подруги вздрогнули от неожиданности.

– Алло! – не слишком твердо ответила Соня.

– Соня, это я. Прости меня, если можешь.

– Не могу!

– Подожди, не бросай трубку! Я понял… Я все понял, что между нами происходит… Я осознал. Сончик, прошу тебя, выходи за меня замуж! – торжественно произнес Ярослав, упоенный собственным великодушием.

Соня ошарашенно молчала.

– Ты поняла меня, Сончик? Ты согласна, да?