– Ребят, вы чего? – Женечка залился смехом. – Ну ни за что не поверю, что вы не в квартире живёте. Успокойтесь! Ничего страшного с вашим малы́м не случится. Вы только гляньте, какой он счастливый!

Тенгиз действительно был вне себя от восторга. Сооружение из двух положенных рядом матрасов, накрытых двумя пледами и застланных простынёй, по-видимому, казалось ему стадионом, по которому он с превеликим удовольствием катался и пытался ползать, правда, полноценно встать на четвереньки он ещё не мог, и поэтому ползлось только задом.

Зверюги, не дававшие ему нарушить границы «стадиона», привели его в ещё более радостное состояние особенно тем, что ничуть не возражали, когда он цепко хватался за их шерсть.

– Рита! Нодар! – Женечка продолжал веселиться. – Расслабьтесь! Вот так и должен расти ребёнок. Это нормально. Ненормально, когда маленького человека запирают в четырёх стенах, в кроватке или в манеже, а гулять «водят» только в коляске. Поверьте, ничего страшного с ним не случиться. Рита, ты когда-нибудь своего ребёнка столь довольным жизнью видела? Только честно!

– Не-ет, – всё ещё тараща от ужаса глаза, пролепетала Рита.

– Так не ломай своему дитю кайф. Всё, господа взрослые. Дитё при деле, а теперь давайте займёмся обеспечением собственной радости бытия.

Нодар и Рита слегка успокоились, правда, неокончательно, и всё время нервно поглядывали на матрасный «стадион» пока разгружали «Жигулёнок».

К замаринованному Женечкой шашлыку и овощам добавились два кружка домашнего сыра, три двухлитровых пластиковых бутылки домашнего вина, одна литровая бутылка алычового ткемали и ещё одна томатного, пол-литровая банка аджики и несколько толстенных пучков зелени.

Вскоре подъехали Влад и Валентиныч, привезя на двух машинах остальных приглашённых на праздник.

И вот теперь-то уж началась настоящая суета. Костёр пылал. Кто-то что-то на нём жарил. Кто-то что-то мыл, чистил, резал. Кто-то носился в дом за посудой и кухонными принадлежностями.

– - -

Стадия поздравлений и сосредоточенного первичного наполнения, изрядно опустевших за время предпраздничной подготовки, желудков, пролетела незаметно.

Получив вдоволь хлеба, народ жаждал зрелищ, но Ира, сама подобную жажду никогда не испытывавшая, понятия не имела, как она утоляется. Однако, будучи нынче в роли хозяйки, она догадывалась, что развлекать гостей – это её святая обязанность.

Помощь пришла неожиданно, и от того, от кого её никто и не думал ожидать.

Большим специалистом по части организации праздников оказалась Дашунька. Плюс, в ней уже перестали дремать и активно просыпались зачатки руководителя.

Как только стараниями «тёти Иры» ей отдали бразды правления, Дашунька быстренько построила взрослых «дядев» и «тётев», о чём последние ничуть не пожалели.

Неизвестно, что присутствующих забавляло больше: сами предложенные развлечения или пародийно-взрослый стиль руководства.

Визг и хохот стоял неимоверный, но в какой-то момент вдруг обнаружили, что идейный руководитель находится в состоянии здорового сна на «стадионе» Тенгиза, который с огромным удовольствием составляет компанию режиссёру праздничной программы.

Производимый взрослыми дядями и тётями шум ничуть не мешал подрастающему поколению крепко спать. Однако бурные всплески веселья всё же вошли в более спокойное русло. Все снова уселись за стол. Тем более что как раз дожарился шашлык.

Team building прошёл удачно, и теперь общение за столом протекало не столь официально, как в самом начале застолья.

В первую очередь, обсудили достижения и курьёзы игровой программы. Потом плавно перешли к анекдотам. Затем, так же плавно к психологическим тестам.

Когда психологические тесты оказались исчерпаны, попытались вернуться к анекдотам, но тут Андрюха – младший сын Люси, в этом учебном году ставший студентом – озадачил всех вопросом. Точнее, вопросом озадачили его в институте.

Преподаватель философии предложил каждому студенту придумать небольшой афоризм «можно два-три предложения, но лучше всего, если получится одно», который бы, возможно, в форме метафоры, отвечал на вопрос «Что такое для человека жизнь?». Ни больше, ни меньше.

Ассортимент формулировок получился полижанровым: эпиграммы, политические лозунги, рекламные слоганы, анекдоты и т. д. и т. п.

Пытаясь выяснить, что же всё-таки такое жизнь, по ходу реанимировали костёр, нажгли новых углей и принялись общими усилиями жарить новую порцию шашлыка.

Женечка не давал рассеяться энтузиазму поиска определения термину «жизнь», всячески подзуживая всех и каждого, но при этом, не высказывая собственного мнения.

Ира участвовала в процессе всеобщего философского постижения Бытия лишь пассивно. То есть, не теряла нить рассуждений, от души смеялась, если того требовало очередное высказывание, и изредка вставляла колкие замечания.

Когда новая партия шашлыка начала предвкушать своё восхождение на праздничный стол, Женечка неожиданно обратился к Ире:

– Ирина Борисовна, ну а лично для Вас, что такое жизнь?

– Для меня? – Ира смутилась.

Почти всем показалось, что она на мгновение задумалась, но на самом деле, на это мгновение в её мозгу воцарилась полная стерильность.

– Жизнь – это прогулка по висячему мостику, – с улыбкой и тоном чтоб-вы-отвязались провозгласила она.

– Ирка! – возмущенно воскликнула Наташа. – Вечно ты что-нибудь ляпнешь, лишь бы отвязались!

«Настроение задано верно», – отметила про себя Ира.

– Ты же у нас умная! – тем временем продолжала возмущаться Наташа. – Скажи, что на самом деле думаешь?

Тут в дискуссию лихо ворвался Женечка и виртуозно избавил Иру от излишков внимания.

– - -

– Ну как вам человечий детёныш? – спросил Зива и Лоренца Женечка, как только они, проводив Татьяну Николаевну домой, поздним вчетвером уселись в гостиной.

– Да вроде ничего, – устало проурчал Зив.

– Миленькая детка. Ничего не скажешь, – язвительно промурлыкал Лоренц. – Надеюсь, что в ближайшие дни будет стоять тёплая погода и частичная эпиляция никак не отразится на нашем здоровье.

Женечка рассмеялся.

– Что, сильно ощипал?

– Не слушайте Лоренца, – всё так же устало проурчал Зив. – Выпендривается он. Хлопотно это, конечно, детей нянчить – хоть человечьих, хоть нечеловечьих – но бывает и хуже. Активный мальчик. Но, по крайней мере, некапризный.

– Кстати, а вы слышали, что тут наша госпожа Палладина выдала? – спросил Женечка.

– По поводу? – потребовал уточнения Лоренц.

– По поводу того, что такое жизнь лично для неё, – уточнил Женечка.

Ира отрешённо курила и, казалось, не заметила, что Женечка сменил тему.

– Признаться, это мы пропустили. – Лоренц оживился. – А что? Нечто поражающее воображение?

– Нечто с очень глубоким смыслом, которого я, признаться, не уловил.

– Ну а с чего это ты тогда взял, что смысл, мною сказанного, так глубок? Ведь ты сам признаёшь, что не уловил его? – не выходя из состояния отрешённости, спросила Ира.

– Смысла я действительно не уловил, но вот то, что ты это не мозгами вымучила, я знаю точно.

Ира усмехнулась.

– Так что она сказала? – выказывая нетерпение, спросил Лоренц.

– Сказала, что для неё жизнь – это прогулка по висячему мостику.

– Ира, что это значит? – Зив пристально посмотрел на неё.

– Не знаю. Просто вырвалось. Видимо потому, что переход на другой берег Сочинки по висячему мостику стал для меня самым ярким событием последних дней.

– Врёшь ты всё, Ирка! – едко возмутился Женечка.

– Да. Вру. Мне сейчас не хочется во что-либо углубляться. А тем более в то, чем нынче является моя жизнь.

Ира продолжала отрешённо курить, и Женечка понял, что добиваться от неё чего-либо бесполезно. Поняв это, он оставил Иру в покое и принялся расспрашивать Зива и Лоренца, которые ему в ярких красках описали все подробности Ириного мужественного перехода.

Зив старался оценить её тогдашнее состояние объективно, а Лоренц не упустил случая поприкалываться над возникшими у неё сложностями. Получилось очень даже обидно, тем более что Женечка не преминул добавить собственного яда и от души нахохотаться. Но Иру это ничуть не тронуло, даже по касательной не задело, и ничуть не поколебало пребывания в безмятежной отрешённости.

Как-то вдруг и очень резко Женечка прекратил хохотать и с интересом посмотрел на неё.

– Ир, что с тобой?

Проигнорировав вопрос, Ира воспользовалась предоставленным ей словом:

– Пойдемте-ка спать. У меня с завтрашнего дня новый рывок в работе начинается.

– - -

Первый послепраздничный рабочий день задал ритм на долгое время вперёд.

Сама не зная как, Ира убедила Влада более не осуществлять её транспортное обслуживание в виде доставки на работу и обратно. В поющем доме она появлялась утром раньше всех, и то, каким образом она там оказывается, вопросов не вызывало. Заскакивать в процессе рабочего дня домой по разным надобностям ей удавалось тоже легко.

Несколько сложнее было с окончательным возвращением домой, что она делала раньше всех остальных. Но и тут ей с честью удавалось выкручиваться, хотя она никогда заранее не знала, как именно у неё это получится.

В общем, время до трёх-четырёх часов дня Ира проводила на объекте, производя впечатление, будто находится на всех фронтах работы сразу.

Возвращаясь домой, она наслаждалась обедом, а потом заваливалась у себя в спальне с Женечкиной книгой, приправленной какими-нибудь экзотическими орешками и сухофруктами, которыми её в избытке снабжал автор. Время от времени, усаживалась за компьютер, изображая там что-нибудь по теме только что прочитанного.

Впрочем, к компьютеру Ира бегала всего дня три, а потом настолько обленилась, что довольствовалась своим новым ноутбуком. В поющем доме и в окружавшем его саду она не только руководила, но и сама активно принимала участие в процессе. Так что поваляться на кровати после физической нагрузки и плотного вкусного обеда было ой как приятно.

Достигнув состояния безмятежной отрешённости вечером 8 марта, Ира не собиралась из него выбираться. Правда, безмятежная отрешённость, заполнив её изнутри, никак не транслировалась вовне.

Влад не сомневался, что в подобный цейтнот он ещё ни разу в своей жизни не попадал. Валентиныч, Галина Андреевна и их подопечные испытывали полную солидарность с Владом.

Однако состояние выжатого лимона овладевало ими лишь после окончания рабочего дня и превращало в пытку необходимость вставать рано поутру. Но стоило им оказаться на объекте рядом с Ирой, как энергия начинала бить ключом.

Правда, на этом внимания никто не фиксировал. Поэтому когда часам к восьми вечера иссякал запас инерции, и наваливалась всей тяжестью усталость, они диву давались, как им, с некоторых пор хронически вымотанным и не выспавшимся, совместными усилиями удавалось столько всего переделать в течение дня.

Ира понимала, что заданный ею ритм выдержать нелегко, а потому субботы и воскресенья стали законными всеобщими выходными. До этого, за исключением пары отпусков, работа не останавливалась ни на один день, а выходные, нуждающиеся в них, брали по подобию скользящего графика.

Женечка по собственной инициативе к Ире не заглядывал, а когда она его приглашала, ограничивался конкретными ответами на её конкретные вопросы по книге и обычными светскими беседами.

Зив и Лоренц, подобно Женечке, придерживались строгих рамок в отношении тем. Особой сложностью это не отличалось, ведь Ира тоже упорно держалась тех же рамок. Кроме того, теперь рядом с Ирой они присутствовали только тогда, когда она находилась в одиночестве или в компании Женечки. Стоило в поле зрения появиться Владу или Татьяне Николаевне, как их будто ветром сдувало.

Ира только чувствовала себя отрешённо и безмятежно, но при этом трудилась, что называется, на износ, а потому частенько забывала, что говорящие коты и собаки явление далеко не для всех привычное, мягко говоря. Видя, что от их хозяйки с пугающей неуклонностью в наличии остаются только сияющие глаза, Лоренц и Зив решили не добавлять ей сложностей по жизни.