Очутился здесь Дима случайно. Свою трудовую деятельность он начал с сетевого маркетинга и сам не понимал, каким ветром его вместе с баулом косметики занесло в офис рекламного агентства, затерянный между Кубанской и Нагорной.

Вся компания со смехом вспоминала, как в тот памятный день, отмеченный глобальным завалом работы, никому никакого дела до косметики не было, а её назойливого продавца хотелось прибить на месте.

Несмотря на это, он умудрился значительно облегчить свой баул, в избытке снабдив косметической продукцией не только Гаянэ Суреновну, Яну и Лиду, но даже Рому.

Когда Дима, наконец-то, покинул офис, они с облегчением вздохнули и забыли о нём, но только до окончания рабочего дня. Вечером же, разобравшись с приобретённой косметикой, все единодушно пришли к выводу «и на кой мы это набрали!».

Гаянэ Суреновна позвонила Диме. Но не затем, чтобы он немедленно явился, забрал свои «чудодейственные» средства ухода за телом и вернул деньги. Она предложила ему послать подальше сомнительную косметику в частности и ещё более сомнительный сетевой маркетинг в целом и заняться «настоящим серьёзным делом» в качестве менеджера в её рекламном агентстве.

Дима согласился, так как всего за неделю баул, косметика и сетевой маркетинг ему успели осточертеть до крайней степени, и со следующего же дня он приступил к работе.

Едва весёлые воспоминания о начале трудовой деятельности Димы на бескрайних полях рекламы подошли к концу, дверь распахнулась, больно долбанув стену и заставив в ужасе содрогнуться всю «избушку». В офис стремительно влетела Гаянэ Суреновна со шквалом несущейся скороговоркой информации.

– Гаяночка! Совсем запыхалась! Давай, чайку выпей и съешь что-нибудь, – запричитала Лида, пытаясь всучить в бурно жестикулирующие руки «Гаяночки» чашку с чаем и пирожок.

Гаянэ Суреновна машинально откусила кусок пирожка и запила его глотком чая. Ей, конечно, потребовалось на это какое-то время, но это, почему-то, никак не отразилось на непрерывности информационного потока в виде ЦУ работникам.

И суббота понеслась в том же напряжённом ритме, что и пятница. Единственное отличие состояло в том, что в середине дня Лида, не терпящим возражения тоном, позвала Иру обедать.

– - -

Ранний зимний вечер подкрался незаметно.

Часов в пять к Ире наверх в очередной раз стремительно влетела Гаянэ Суреновна и торжественно объявила окончание рабочего дня. Ещё в его разгар Ире звонил Женечка с просьбой заглянуть к нему вечерком, и Ира отказалась от предложения Гаянэ Суреновны довезти её, как и вчера, до дома.

Женечка возился на кухне. Туда Ира и вошла, протиснувшись сквозь кусты бирючины.

– Помочь?

– Палладина, всегда помни главный закон эффективной помощи, который гласит: НЕ МЕШАЙ!

– Как скажешь, – не стала возражать она и отправилась в гостиную.

Через некоторое время появился с подносом Женечка и, накрыв стол, принялся кормить ужином Иру, с налётом иронии расспрашивая о начале трудовой деятельности.

– Кстати, Палладина, а ведь я тебя к себе нынче не разнообразия ради позвал, – сказал он, дослушав её отчёт. – У меня для тебя небольшая работка есть.

– Какая?

– Пару статеек нужно в порядок привести.

– Сроки?

– Не поджимают.

– Давай.

Женечка ушёл в кабинет и вернулся с папкой и флешкой.

– Жень, что, всё-таки, со сроками?

– Со сроками никакой спешки. Буду тебе постепенно подкидывать ещё.

Ира вопросительно посмотрела на Женечку. Он улыбнулся ей и пояснил:

– Гена сжалился надо мной и больше не достаёт душеобщипывающими романчиками. Собирается выпускать что-то типа научно-популярного альманаха на нескольких языках. Вот, потихоньку материал готовим. Так что сроки действительно самые неопределённые.

– Уж не моим ли достойным трудоустройством он с подачи кое-кого озаботился? – Ира с прищуром посмотрела на Женечку.

– По поводу твоего достойного трудоустройства, ты, думаю, не сильно ошиблась, но вот подачи с моей стороны никакой не было.

Разговор сосредоточился на будущем научно-популярном периодическом издании.

Если верить Женечке, Гена задумал этот проект очень давно. Так давно, что сам Женечка с некоторых, весьма отдалённых, пор перестал всерьёз реагировать на возникающие с неким подобием регулярности порывы Гены в эту сторону.

Ира знала, что Гена принимает активное финансовое и организационное участие в публикации Женечкиных трудов, как переводов, так и авторских, как в периодике, так и книг. Теперь ей Женечка рассказывал, как при подготовке к изданию чуть ли ни каждого опуса, Гена, будто к слову, упоминал о том, что стоит задуматься о собственном издательском проекте.

Женечке эта идея поначалу нравилась, но когда стало ясно, что это только разговоры, он к ней охладел и дальнейшие Генины эмоциональные излияния по поводу «пухленького интересненького всякоязыкого альманаха» пропускал мимо ушей.

Однако, едва Гена узнал, что дизайном и вёрсткой Женечкиных трудов занимается Ира, тема «пухленького интересненького всякоязыкого альманаха» поднялась на новой волне с новой силой. Женечка даже чуть было ни поменял своего прохладного отношения к этой затее, но, на всякий случай, тогда не стал ничего сообщать Ире.

Не зря.

Гена об «альманахе» в tête-à-tête-ах с Женечкой говорил гораздо больше, чем прежде, но делал в этом направлении ровно столько же, сколько и всегда.

В общем, Женечка вскоре вновь расслабился.

И тут, где-то на вторую неделю сидения Иры в ступоре, Гена позвонил Женечке и сухим деловым тоном сообщил о начале подготовки к выходу первого выпуска столь невообразимо долго обсуждаемого проекта.

Он скинул Женечке на email несколько первых статей для перевода с внушительным списком языков, в конце которого была приписка о его возможном расширении. Кроме того он попросил, если у «Женича» есть желание, написать что-нибудь в том же тематическом русле. Естественно, на всех вышеперечисленных языках.

В конце письма Гена особо отметил, что дизайном и вёрсткой будет заниматься непременно ТОЛЬКО ПАЛЛАДИНА, выразив абсолютную уверенность, что ей эта идея понравится.

– Мне действительно эта идея нравится. И даже очень-очень. Я одного понять не могу, почему ты не сказал мне о ней сразу, как от Гены письмо получил?

– Палладина, видела бы ты себя. С тем же успехом я мог излагать любые идеи стенке или лестнице. Если бы речь шла только о работе над альманахом, я и сейчас не стал бы прибегать к разглашению, но…

Женечка осёкся, поймав Ирин насмешливый взгляд.

– Ты чего это развеселилась? – с толикой безуспешно скрываемого подозрения спросил он.

– Расслабься. Ничего существенного. Если ты заметил, меня с давних пор забавляет твоя реакция на вещи, которые ты не в состоянии понять и контролировать. Обычные люди не особо заморачиваются, если что-нибудь не понимают или не могут держать под контролем. Ты же настолько привык к осведомлённости и влиянию, что лишение их даже в малой степени для тебя превращается в грандиозный шок.

Ира сделала паузу, с наслаждением наблюдая, как Женечка борется с желанием запустить в неё чем-нибудь увесистым, а затем продолжила рассуждения на ту же тему, но сменила ракурс:

– При этом тебе не чужд дух экспериментаторства. Поэтому ты и подсовываешь мне эти статьи. Безусловно, ты мог выставить мне жёсткие сроки и ничего не рассказывать о Гениной идее. Ведь ты наверняка допускаешь, что я, зная об отсутствии спешки, не брошу всё и не возьмусь немедленно за эту работу. Тебе интересно выяснить, что будет.

– Ирка, согласись, ведь это – верх идиотизма! Художник и дизайнер с мировым именем и солидной суммой на банковском счету идёт работать в захудалое рекламное агентство печатником!

– По поводу мирового имени, это ты явно хватанул.

– Не скромничай, Палладина. Твои произведения компьютерной графики иллюстрируют целый ряд солидных международных изданий. Гена то и дело устраивает персональные выставки твоей живописи по всему миру. Плюс, вместе со Стасом они успешно торгуют твоими мебельными разработками тоже в мировом масштабе.

Может, твоё имя широко известно и в узких кругах, но в узких кругах международного уровня, притом элитарных! Или, может быть, ты об этом даже не догадывалась? – желчно съехидничал Женечка в качестве финала дифирамбов.

– Не трогай, пожалуйста, захудалое рекламное агентство. Хорошо?

– Ну да! Ты же там знакомишься с тем, что представляет собой вид homo sapiens!

– Согласна. По поводу научных изысканий, это, в большей степени, отговорка.

– Ценю твое чистосердечное признание. А исходя из него, жажду узнать: на кой тебе всё это надо?

– Женечка, я там отдыхаю.

– Ну конечно! То-то я и смотрю, вид у тебя отдохнувший до крайней степени. Только что с ног не валишься.

– А ведь и вправду валюсь. Только, если ты, конечно, заметил, целый ряд видов отдыха людей приводит их именно в это состояние. Я там реально отдыхаю, и меня очень удручает, что завтра день нерабочий, а потому, что бы как-то пережить, хочу провести его с тобой, Владом и Алиной.

– Так приглашай в гости! – с язвительной иронией воскликнул Женечка.

– Тебя уже пригласила, – в том же тоне ответила Ира, а затем с лёгкой неловкостью добавила. – Жень, если тебе несложно, позвони Владу.

– Самой слабо́? – Женечка усмехнулся.

– Не то, чтобы слабо́… – замялась Ира.

– Ладно-ладно! Сейчас позвоню.

Женечка взял телефон и через мгновение уже говорил в трубку:

– Привет, Влад! ......... Не поверишь! Тебя, меня и Алину завтра в гости сама госпожа Палладина приглашает. ......... Истинная правда! ......... Чего сама не позвонила? Стесняется. ......... Короче, подъезжайте завтра часикам к одиннадцати, и сам у неё выяснишь. ......... Давай! До завтра!

Женечка отключил мобильник и пристально посмотрел на Иру.

– По-моему, тебе пора баиньки, – почти нежно заметил он.

И как много позднее поняла Ира, заметил он это всерьёз и надолго.

– - -

Воскресенье пролетело как во сне, который, пока снится, кажется до боли ярким, но развеивается, растворяясь в небытие, лишь только стоит проснуться.

Попытки вспомнить «яркий сон» Ира предпринимала, валяясь в постели, на грани погружения в сон настоящий и оставила их лишь утром, когда ей «приснилось», что она проснулась.

Согласно давно опробованному способу отличать сон от яви, Ира, пока добиралась до офиса, несколько раз попыталась взлететь. Поскольку ни одна из попыток не увенчалась успехом, происходящее решено было считать состоянием бодрствования. Но всё же понедельник пролетел как во сне.

И вторник тоже.

В среду Ире «приснилось», что вернулась Татьяна Николаевна.

В четверг Ира окончательно смирилась с неопределённостью своего самоощущения, правда, периодически повторяла попытки взлететь. Не зря, так как несколько раз – то дома, то на работе, то по дороге туда или обратно – ей это удавалось, свидетельствуя о том, что в данном случае, это – стопроцентное сновидение.

Вплоть до 26 декабря, Ирины сны – как лишь ощущаемые, так и настоящие – особым разнообразием не отличались.

Работа-дом, дом-работа.

Перед самым Новым Годом, объявленная в честь запарки шестидневка разрослась до семидневки и последнее воскресенье года, выпавшее на 26 декабря, Ира трудилась, не покладая рук, аж до половины десятого. Домой её привезла Гаянэ Суреновна.

В состоянии сладостного предвкушения падания замертво в постель Ира поднялась в гостиную, а там…

– Мамулик!

Лёша в радостном порыве чуть не сбил Иру с ног. Но это было ещё не всё!

– Ирчик! Я тайно влюблён в тебя, – сладостно проворковал Гена с дивана, дождался, пока Лёша выпустит мать на волю, чинно поднялся, в знак приветствия пожал ей руку и поцеловал в щёку. – Как дела, Ирчик?

– Чудесно, Геночка!

Татьяна Николаевна заканчивала накрывать стол к ужину.

На всякий случай, Ира предприняла несколько попыток полетать и порадовалась неспособности преодолеть гравитацию.

– И это замечательно! – воскликнул Гена и рассмеялся, окидывая взглядом Иру пытающуюся взлететь, как ей казалось, незаметно для окружающих.

Впрочем, Татьяна Николаевна и Лёша действительно ничего не заметили. Не исключено, что Гена тоже.

«А рассмеялся только потому, что он в самом принципе весёлый», – подумала Ира.

Ужинали недолго. Хоть в первом радостном порыве Ира и забыла об усталости, та вскоре о себе напомнила. Да и Лёша с Геной после долгой дороги отдохнувшими не выглядели.

Вплоть до 31-го они «снились» ей лишь мельком.

Последний праздничный заказ был сдан 30-го днём, но домой Ира вернулась только к полуночи. Гаянэ Суреновна в честь Нового Года для всего коллектива устроила корпоратив в пивном ресторанчике «12 шиллингов».

31-го, рано поутру открыв глаза, Ира, наконец-то, полностью осознала, что ближайшее время проведёт в обществе сына и Гены.

– Вот и чудесно, – тихонечко сказала она сама себе, бодро вскакивая с кровати.

Часы мобильника показывали 5:23. Зив и Лоренц крепко спали, устроившись на ковре холла второго этажа. Затаив дыхание, Ира проскользнула мимо них, предвкушая чашечку кофе в одиночестве.

Ещё на лестнице она заметила яркий жёлтый контур, очерчивающий плотно прикрытую дверь на кухню. За ней слышались приглушённые голоса.

Ира зашла. Её взору предстали Гена и Лёша при полном параде.

– Вы чего это в такую рань поднялись? – удивилась Ира.

– Мы, Ирчик, не поднялись. Мы ещё не ложились, – пояснил Гена. – Я тут в Лазурку на новогодние пристроился поработать, вот Лёшика твоего с собой взял. Надеюсь, ты не против? Честное слово, стриптиза не было. Впрочем, если б даже и был, парень он у тебя уже взрослый.

Ира в недоумении похлопала глазами и тут вспомнила, как вчера вечером Гена упомянул о том, что актёрствует нынче в Лазурке, и предложил Лёше отправиться с ним вместе в качестве зрителя ночного шоу.

– Извини, у меня вчерашний разговор из головы вылетел.

– Какой разговор? – в свою очередь, удивился Гена.

– Ну, о том, что ты в Лазурке на праздники трудишься и Лёшу с собой взять хочешь.

– Когда это я тебе говорил?

– Вчера вечером.

– Ирчик, ничего я тебе вчера вечером не говорил. Мы с тобой вчера вообще не виделись.

– Ну, значит, позавчера разговор был.

– И позавчера не было, и поза-позавчера тоже. Видишь ли, до вчерашнего дня я понятия не имел, что буду там работать. Так что, Ирчик, приснилось тебе всё.

– Очень может быть, – блаженно изрекла Ира и улыбнулась.

– Если вы не против, я иду спать, – пробурчал Лёша, посмотрев на Иру и Гену слипающимися глазами, и, не дожидаясь пожелания приятных снов, удалился.

– Давай здесь посидим, – предложил Гена. – Здесь, как в норке, тепло и уютно.

– Давай, – охотно согласилась Ира.

Гена соорудил из двух табуретов и большого подноса импровизированный столик и уселся рядом с ним прямо на пол, спиной прислонившись к стене.

– Генка! Ты… – попыталась возмутиться Ира столь небрежному отношению Гены к своему парадно-выходному облачению.

– Присаживайся, присаживайся! После трудов Татьяны Николаевны ни одна поверхность в этом доме, хоть вертикальная, хоть горизонтальная, не способна нанести никакого урона внешнему виду одежды.

Ира улыбнулась и уселась с другой стороны «столика».

– Так что там тебе приснилось? – с улыбкой спросил Гена.

– Всё! – торжественно заявила Ира.

– В смысле?

– Да вот, весь декабрь что сон, что явь – всё будто снится.

– Так ты поэтому периодически полетать пытаешься?

– А ты откуда знаешь?

– Ирчик, для тебя такое состояние если и не совсем правило, то и не исключение. С тобой такое и раньше бывало. Ещё в студенческую пору. Помнишь? Вот тогда ты мне и рассказала о собственных методах проверки происходящего на степень реальности.

Ира усмехнулась.

– А я-то надеялась, что моё самотестирование незаметно для окружающих.

– Не переживай. Не думаю, что сие замечает кто-нибудь, кроме меня. Да и я бы не заметил, если б в курсе не был. Кстати, Женич, по-моему, об этом не знает. По крайней мере, мне ничего не рассказывал.

– При нём я такими вещами не балуюсь.

– Боишься? – Гена улыбнулся.

– Нет. Забываю. Ген!

– Чего?

– А ты с Пэфуэмом общался?

– С кем?

– С Пэфуэмом.

– А кто это?

– Дракон.

– Дракон? Ирчик! Ау! – Гена помахал рукой у Иры перед глазами. – А ну-ка встань и полетать попробуй.

– Ген, я серьёзно.

– И я серьёзно, – сказал он без малейшей тени шутки.

– Но…

Гена будто не заметил, что Ира пытается возразить ему, и продолжил говорить, резко сменив тему.

– Мне тут Женич намедни сообщил, что ввёл тебя в курс дела относительно моей задумки с альманахом.

– Да. Он мне даже несколько статей уже дал.

– Вот, злыдень!

– Ну почему же сразу злыдень? – Ира улыбнулась.

– Да потому что просил его, как человека, не трогать тебя до поры до времени.

– Так он, видимо, решил, что пора со временем пришли уже.

– Да-да-да! Я и сам, на тебя глядючи, сразу это понял. Девчонка разобраться не может, спит она или не спит, а он её новыми проектами озадачивает. Воистину злыдень!

– Геночка, ну чего ты так разошёлся? Между прочим, я в спячку впала уже после того, как мне Женечка статьи подкинул. И вообще, у него сейчас не самый лёгкий период в жизни.

– Чего-чего у него там не лёгкое?

Ира поняла, что почти проговорилась. Ни гласного, ни негласного договора хранить тайну между нею и Женечкой не было. Тем не менее, Ира считала, что не следует разглашать особенности Женечкиной личной жизни даже среди близких ему людей.

– Ген, я не могу тебе объяснить…

– И не надо. Он, знаешь ли, периодами очень даже не прочь подурковать.

– Ген, у каждого в жизни бывают моменты, когда не способен владеть собой.

– Чего-чего не способен? Ирочка, ты даже отдалённо представить себе не можешь, до КАКОЙ степени он СПОСОБЕН владеть собой! Притом в самые разнообразные моменты. Ты, Ирчик, никогда не была свидетелем его изысканнейших развлечений, а потому понятия не имеешь, с какой лёгкостью он перестаёт страдать, когда это ему надоедает.

– Ген, извини за тавтологию, но в данном случае, случай совсем иной.

– Ирочка, поверь, всё тот же самый.

– Ген, неужели ты считаешь, что Женечка не способен на глубокие переживания?

– Не способен на глубокие переживания?! Ирчик, помилуй! Да он способен на самые глубочайшие переживания! Дело не в этом.

Видишь ли, обычного человека, испытывающего сильное горе, или любовь, или ещё что-либо в том же духе, способно излечить лишь время и то не всегда, а Женич…

Женич, если ему возжелается, в единый миг нырнёт в самые потаённые глубины любого, из доступных человеку, переживаний и, пока его это развлекает, будет сидеть там. Но как только ему сие развлечение наскучит, он столь же стремительно в единый миг выныривает оттуда.