Вечер воспоминаний

– Во даёшь, Палладина! А говорила, будто проснулась.

Женечкин голос, наполненный шутливой издёвкой, выдернул Иру из запредельных глубин сна без снов.

Сквозь плотно прикрытое жалюзи из окна в комнату пробивался свет послеполуденного, а может, уже и вечернего солнца. Женечка полулежал на кровати рядом с Ирой и ехидно-умилённо улыбался ей.

– Ты давно здесь? – спросила Ира вместо приветствия.

– Нет. Всего с полчаса поболтал с нашими глубокоуважаемыми особо продвинутыми представителями фауны. Так и не дождавшись твоего нисхождения к нам грешным, решил воспользоваться советом Магомета самому идти к горе, если у последней желание сделать хотя бы шаг навстречу напрочь отсутствует.

– Гляжу, на настроение ты сегодня не жалуешься, – заметила Ира, «смахивая» зевком и потягиванием остатки дрёмы.

– Это точно, – подтвердил Женечка, с довольной улыбкой Чеширского кота.

– И о чём же это ты поболтал с глубокоуважаемыми особо продвинутыми представителями фауны? – спросила Ира без особого интереса в голосе, словно лишь затем, чтобы поддержать подобие ни к чему не обязывающей светской беседы.

– О том, как ты не далее, как вчера поздним вечером лихо перемахнула через одиннадцать часовых поясов, воспользовавшись щелью прохода лишь с одной стороны.

– Откуда вы это узнали? – Сама не зная с чего, Ира всполошилась и резко села в кровати.

– О боже! Палладина, ты на самом деле такая тупая или гениально прикидываешься?!

Женечка расхохотался, чуть ближе придвинулся к Ире и продолжил:

– Ты сама сказал Лоренцу и Зиву, что была у Поликарпыча. А они с ним, надеюсь, догадываешься, состоят в весьма тёплых отношениях. Так что, после твоего отбытия восвояси, он недолго пребывал в одиночестве.

– И всё им рассказал?

– Всё или не всё, понятия не имею, но вполне достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы о твоих богатых возможностях.

– А как же СУГУБО ЛИЧНОЕ?

– Ирочка, во-первых, я уверен, что ты из факта посещения Поликарпыча не собиралась делать тайну. А во-вторых, человеческие тайны к СУГУБО ЛИЧНОМУ не имеют никакого отношения. Если даже и совпадают с ним.

Женечка придвинулся ещё ближе, поменял тональность улыбки и окутал Иру пристальным взглядом. Пристальным взглядом, в котором ясно читалась разница их половой принадлежности.

От этого взгляда по Ириному телу прокатилась волна внутреннего трепета. Уловив её, Женечка нежно провел кончиками пальцев по Ириной щеке, обнял и коснулся губами шеи.

Сквозь вакханалию вполне адекватных физиологических реакций в ответ на Женечкины действия, Ира констатировала, что с момента её возвращения из Точки Выбора, он впервые прикасается к ней. По крайней мере, так. Да и вообще, всё это время она ни с кем не была близка.

Тело выдавало соответствующие моменту обворожительно-сладостные реакции. Мозг, являясь частью тела, не возражал против того, что вот-вот должно было бы произойти. Но что-то, не вмешиваясь в ощущения, не противясь им и не пытаясь их подавить, спокойно и умиротворённо поднялось из самых глубин и:

– Жень. Не обижайся. Нет.

Женечка слегка отстранился от Иры, продолжая пристально смотреть на неё и улыбаться, но его взгляд и улыбка снова меняли тональность. От этой новой тональности волны трепета, завладевшие телом, приобрели иное качество.

– Жень. Я не знаю, почему, но… – растерянно выдохнула Ира еле слышным шёпотом.

Говорить дальше не получилось. Её вниманием завладела новая тональность взгляда и улыбки Женечки. Ира не могла сказать, что Женечка никогда не смотрел на неё так раньше, но… Память не спешила давать отчёт о поводах и причинах, которые в прошлом заставляли Женечку смотреть на неё вот так. В одном Ира была уверена: мало того что сейчас Женечка, в отличие от неё, точно знает, что с ней происходит, сие не является для него неожиданностью!

– Верно, – в потустороннем спокойствии произнёс Женечка.

– Что? – с лёгким испугом в голосе спросила Ира. – Я что, опять размышляла вслух?

– Нет, – заверил её Женечка.

Он вновь провёл кончиками пальцев по её щеке, придвинулся ближе, обнял и коснулся губами шеи.

Его действия подняли новую волну ощущений в пределах тела. Ощущений не менее, а может даже и более обворожительных и сладостных, но… не имеющих ничего общего с сексуальным возбуждением. Хотя, вроде как, ничем от него не отличающихся.

– Палладина, на дворе чудесный вечер. Пойдём, побродим. Тебе ведь ещё и ночь спать, дабы завтра на работу в нормальном состоянии выйти.

– Женечка, что со мной происходит? – с примесью отчаяния спросила Ира.

– С тобой происходит человеческая жизнь. Не самая заурядная, если рассматривать её с некоторых точек зрения, но с целого ряда всех остальных – самая обычная.

– Самая обычная!!!?

– И незачем так орать. – Женечка усмехнулся и поднялся с Ириной кровати. – Вставай, давай! Я жду тебя внизу.

– - -

Из дома они вышли в обоюдном блаженном безмолвии.

По мере продвижения степень блаженства постепенно снижалась, и когда они, миновав посёлок, мост через Агву и Поляну Дружбы, двигались по тропинке на Ажек, безмолвие приобрело черты натянутости. Ира поспешила прервать его:

– Жень, я догадываюсь, что ты не обиделся на меня, но понимаю, что тебе мой отказ не показался приятным.

– Во как!

Вознамерившись прервать натянутое безмолвие, Ира взяла такой старт, что уже не могла остановиться, и от её внимания ускользнула многозначительность Женечкиного восклицания.

– Жень, многое изменилось. И не только для меня. Может, конечно, человечество и руководствуется предрассудками в области половых отношений, и всё же… Не думаю, что все из них лишены смысла.

Секс, верность в сексуальных отношениях – это символ нерушимости семьи. Символ единения в любви.

Я понимаю, что сейчас твои чувства к Дане затрагивают иные сферы. Я понимаю, что тебе, как нормальному здоровому мужчине необходимы близкие отношения с женщиной, но знаешь, мне кажется, что сейчас я – не лучший для тебя кандидат в постельные партнёры.

Нас слишком многое связывает. Думаю, и для тебя, и для меня будет лучше, если мы ограничимся теми связями, которые не затрагивают пусть символическое, но всё же выражение любви.

Жень, между нами никогда не было, нет и не будет этого чувства. Мы с тобой, безусловно, любим друг друга, но в совершенно ином смысле.

Если между нами что-либо произойдёт, это, конечно же, можно посчитать изменой только с точки зрения предрассудков чистой воды. Тем не менее, я уверена, что для тебя не самое лучшее удовлетворять свои физиологические потребности со мной. А мне с тобой.

Знаешь, меня это кольнуло ещё тогда, когда я впервые разговаривала с Гиалой. Но тогда это как-то быстро забылось и вроде как рассосалось. А вот теперь…

Жень, мне всегда было хорошо с тобой. И сегодня… Я понятия не имею, как у меня хватило сил отказаться от тебя. Знаешь, если уж совсем честно, я даже жалею о том, что сделала. И всё же, если это повторится, я вновь поступлю так же.

– Потрясающе! – в нарочито-притворном восторге воскликнул Женечка.

– Что именно? – жёстко спросила Ира, расценив его нарочито-притворный восторг, как насмешку над своими морально-нравственными порывами.

– Помнишь, в министерстве магии, описанном Джоан Роулинг в «Гарри Поттере», был специальный отдел по выработке объяснений для маглов? То есть, для немагической части населения. Помнишь?

– Помню, но не понимаю к чему это ты.

– К тому, что твой персональный отдел по выработке объяснений для маглов, то есть, для человеческого в тебе, сегодня потрудился на славу.

– Жень! Я серьёзно!

– И я тоже. Давай сделаем так. Ты выдашь премию своему отделу по выработке объяснений для маглов за изумительно проделанную работу и отправишь его всем составом в отпуск. А сама, пользуясь его отсутствием, докопаешься до того, что есть на самом деле.

Женечка, который шёл первым по узкой тропинке, резко остановился, обернулся и просканировал Иру взглядом.

– Впрочем, тебе и копать-то глубоко нет необходимости, – заметил он многозначительно, как ни в чём не бывало развернулся и пошёл дальше.

Женечкин сканирующий взгляд стёр все мысли и доводы. На мгновение, продолжительность которого не поддавалась достоверной оценке, в сознании воцарилась полнейшая тишина. А потом с обескураживающим удивлением и всепоглощающим интересом Ира услышала, как говорит:

– Я даже не догадываюсь, зачем и почему подавляющее большинство духовных и эзотерических практик требуют отказа от секса. Однако точно знаю, что это действительно необходимо.

– На определённом этапе, – уточнил Женечка и добавил, – который проходят от начала до конца единицы из единиц. А потому принято считать, что духовные и эзотерические практики с сексом несовместимы. Что, вообще-то, верно.

Кстати, не ты одна не догадываешься, зачем и почему требуется отказ от секса. А потому эзотерические, оккультные и религиозные учения содержат массу домыслов по этому поводу. От объявления секса грехом без вразумительного объяснения причин, до всяких там энергетических червячков, якобы ставящих мужчину в зависимость от женщины и заставляющих женщину отдавать свою энергию мужчине.

Впрочем, нездоровое внимание к сексу, как со стороны социума, так и со стороны посвящённых всех мастей и оттенков, существует не разнообразия ради и очень не просто так.

Женечка свернул с тропы, немного спустился по склону и улёгся на спину под самшитами, заслоняющими от взора припозднившихся лесных прохожих.

– Ложись. – Он указал Ире место рядом с собой.

Ира послушно улеглась в той же позе, что и он, там, где было предложено.

– Знаешь, Жень, я всегда считала, что все непонятки, казусы и проблемы с отношением к сексу уходят корнями в патриархат. А сам патриархат, точнее, его приход на смену матриархату, основан на имевшихся тогда знаниях и определившимися ими взглядах на продолжение рода. Уверена, ты знаешь об этом гораздо лучше меня. Так что разглагольствовать на эту тему нет смысла.

– Лучше или не лучше, судить не берусь, но, безусловно, знаю. Однако мне хочется, чтобы ты рассказала о своих представлениях в этой сфере так, будто я ни сном, ни духом.

– Как скажешь. В общем, пока люди считали, что рождение нового человека целиком и полностью зависит от женщины, она занимала лидирующее положение. Но как только до людей дошло, что родить ребёнка женщина может только после соития с мужчиной, возникла идея, что продолжателем рода является именно он. Женщина же исполняет лишь функции инкубатора, вынашивая ребёнка, зародышем которого является сперматозоид, во время полового акта рождённый мужчиной.

Именно поэтому матриархат и сменился патриархатом.

Не в единый миг, естественно. Как и обнаружение, что мужчины и женщины вносят равный вклад в продолжение рода своей плотью в виде яйцеклетки и сперматозоида, не в одночасье сменило патриархат равноправием. Собственно, этот процесс в нынешнее время всё ещё продолжается и закончится, по-видимому, не скоро.

Так вот, в матриархальном обществе требования к верности практически отсутствуют. Женщине для уверенности в своём материнстве не нужны никакие доказательства. Готовый ребёнок выходит из её плоти посредством весьма ощутимого процесса.

А вот с мужчиной дела обстоят куда сложнее.

Для полной уверенности, что женщина выносила и произвела на свет ребёнка, которого он родил, есть только один стопроцентный способ: исключить сексуальное общение женщины с другими мужчинами. Поэтому для женщины-жены требования верности столь жёсткие и однозначные.

Требования к верности мужчины тоже были введены, но в гораздо более свободном варианте. Мужчине запрещалось вступать в сексуальные контакты с чужими жёнами и невестами. То есть, обязательства сексуальной верности, мужчина, по сути, давал не жене, а другим мужчинам.

Проще говоря, это было взаимное соглашение: я не прикоснусь к твоей жене, а ты – к моей, и мы оба будем уверенны, что растим детей, которых родили. Связь же с особым социальным слоем женщин, то есть, с наложницами, одалисками, гетерами, гейшами, проститутками, не считалась изменой, так как не ставила под сомнение ничьё отцовство.

Как мне кажется, именно во времена патриархата были изобретены и вошли во всеобщее употребление технологии по созданию уз, способных продолжительное время удерживать мужчину и женщину вместе.

С появлением на свет ребёнка заботы о продолжении рода, на самом деле, только начинаются, а не заканчиваются. А растёт человеческий детёныш ох как медленно!

Даже с учётом того, что в стародавние времена человек считался взрослым в гораздо более раннем возрасте, это всё равно занимало, как минимум, лет 12-15. За это время на свет появлялись другие дети. Так что требовались узы, соединяющие двух, по сути чужих, людей на всю жизнь.

И люди изобрели любовь.

Не на пустом месте, разумеется. На основе сексуального влечения.

Само по себе, сексуальное влечение особой долговечностью не отличается. Но если к нему приложить некоторые усилия…

Прилагать их начинали с самого раннего детства. В первую очередь, с помощью сказок, которые, в большинстве своём, как раз таки о любви. Правда, люди так и не придумали ни одной сказки о том, чего хотели добиться. То есть, ни одной вразумительной истории о любви до гробовой доски.

Нет, безусловно, в сказках говорится о том, что «и жили они долго и счастливо», «и прожили они всю жизнь в любви и согласии» и тому подобное. Но вот как именно, ни слова. Несмотря на это, сказки великолепно работают до сих пор.

В дополнение к сказкам изобрели особые методы взращивания детей, в зависимости от пола. Мальчиков довольно рано отправляли «в люди», давая одновременно и сексуальную свободу. Девочек, напротив, сажали под замок. Мальчик набирался опыта, в том числе и сексуального. Девочка хранила невинность и училась ждать.

И вот они встречаются.

ОН – повидавший жизнь, сильный и смелый герой. Именно такой, о котором юной деве рассказывали в сказках.

ОНА – чистая и невинная. Именно такая, о которой рассказывали в сказках ему в далёком и полузабытом детстве. О которой он мечтал, хлебая большой ложкой грязь, невзгоды и превратности суровой жизни.

Схема, конечно, работала небезупречно. Однако ни одно явление не может похвастаться стопроцентным КПД.

Итак, они встретились. Закрученная до отказа пружина, наконец, отпущена. В совокупности с выжженной в подсознании установкой любить до гробовой доски и вполне естественным сексуальным влечением её силы хватит надолго, на несколько лет, но всё же, вряд ли до конца жизни.

И тут включаются страховочные пружинки, основанные на всевозможных правилах, запретах и условностях. В разных культурах они разные, но направление их действия едино: поддерживать узы, которые назвали «любовь». И суть их действия – тоже: манипулирование сексуальным влечением.

Вот, собственно, наверное, и всё.

– Неплохо! То, что ты рассказала, действительно, в общем-то, так. Но всё это касается только социума. К тому же, лишь поверхностной части явления. Хотя рассмотрела ты его, надо отдать тебе должное, достаточно глубоко. Однако позволь тебе напомнить. Тебя саму интересует и волнует вопрос соотношения секса и эзотерических практик, а не секса и социума. Так?

– Так. Но ведь я сказала, что даже не догадываюсь о…

– Верно, – перебил Женечка, – а затем провозгласила, что все причины неоднозначного и настороженного отношения к сексу кроются в представлениях о физиологическом вкладе в воспроизводство. Как я уже говорил, всё сказанное тобой верно, но не объясняет требований духовных, эзотерических и религиозных учений полного отказа практикующих от секса.

– Жень! – на Иру накатило раздражение. – А я что, спорю, что ли?! Действительно не объясняет! Если бы объясняло, я бы не говорила о том, что не догадываюсь. Кстати, ты, по-моему, догадываешься. А кроме того, тебя так и подмывает поделиться со мной своими догадками.

– Ир, я не догадываюсь. Я знаю.

– Женька, ну ты и зануда! Хватит ходить вокруг да около! Или ты своим «вокруг да около» решил меня до оргазма довести?

Женечка расхохотался.

– Нет. Только до состояния готовности к восприятию не только в виде информации того, что я тебе расскажу.

– Я просто счастлива! Только, если ты не заметил, уже вот-вот темнеть начнёт.

– Спасибо. Я заметил. Но меня это не напрягает.

– А меня, к твоему сведению, напрягает.

– И это я заметил. Однако понять не могу, почему напрягает. Ира, ты, видимо, запамятовала, что с некоторых пор отсутствие освещения не является для тебя препятствием для полноценного восприятия мира. Это – во-первых. А во-вторых… На пол оборота голову влево поверни.

В охватившем её раздражении Ира демонстративно повернула голову с восклицанием:

– Ну! – Она тут же осеклась. Буквально в двух-трёх метрах от неё колыхалась щель прохода.

Раздражение как-то вдруг схлынуло.

– Жень, ты манипулируешь мною. – Ира сама не понимала, спросила она об этом или констатировала как неоспоримый факт.

– Скорее, помогаю тебе манипулировать собой. Но мы сейчас не об этом. Так что давай вернёмся к теме секса. И прежде чем мы коснёмся самых глубин этого интереснейшего явления, необходимо вспомнить, что в течение своей жизни делала с ним ты сама.

– А может, не надо?

– Чего ты испугалась, а?

– Знаешь, Жень, у меня есть подозрения, что после неудачной попытки в моей спальне, ты решил изменить технику соблазнения.

Ира ожидала, что её шутка приведёт Женечку в состояние бурного веселья, но он лишь на мгновение улыбнулся и уж больно серьёзным, и вовсе не наигранно серьёзным тоном сказал:

– Насколько я понимаю, сексуальное возбуждение, в данный момент, ты чувствуешь довольно сильно. Да, я намеренно держу тебя в этом состоянии, но не в целях соблазнения. Я должен объяснить тебе целый ряд вещей. Именно для того чтобы ты поняла, о чём именно я толкую, самое идеальное состояние – на грани оргазма.

Ира нервно вздохнула всей грудью.

– Как скажешь, – обречённо произнесла она. – Вечер воспоминаний, так вечер воспоминаний.

– Можешь не напрягать память. Рассказывать историю твоей сексуальной жизни буду я.

– Даже не сомневалась, что последние лет двадцать ты провёл со свечкой у моей постели! – желчно воскликнула Ира.

Женечка расхохотался.

– Ирочка! Я не страдаю вуайеризмом! – игриво сквозь смех заметил он, и…

Его веселье будто выключили. Следующая фраза прозвучала предельно серьёзно, плюс с посылом намертво впечатать её в Ирино сознание:

– Действия, которые мы совершаем в так называемой реальности, есть лишь отражение глубинных процессов.