Если же он преодолеет страх, это, как правильно заметила Ирина Борисовна, приведёт к частичному или полному окончанию его существования в земной реальности.

А вот если перестанет бояться… Вот тогда произойдёт чудо.

Кстати, некоторые считают, что перестать бояться своего страха это и значит преодолеть. Но это не так.

Преодолев страх, индивид избавляется от него, и не только от него, а и вообще от всего, что можно ощущать посредством тела. Он попросту теряет с телом связь, разрушив систему безопасности.

А вот перестав бояться, индивид не перестаёт испытывать страх. Он начинает его использовать.

Это – обман системы безопасности.

Она в целости и сохранности, вовсю генерирует страх, с помощью которого человек контактирует с запредельным, даже полностью уходит в него, но остаётся жив. Жив в общепринятом смысле.

По-моему, именно это и проделала госпожа Палладина, когда перед своим отъездом исчезла на несколько дней.

Ирочка, не хочешь мне поведать, что с тобой было? Влад говорит, что ему ты рассказала. Но, что именно, не колется.

– А Вы и не настаивали, Евгений Вениаминович.

– Конечно, не настаивал. Я не любопытен. Если б судьба Ирины Борисовны Палладиной не висела на моей совести, то и сейчас бы этим не интересовался. Так что, Ир, расскажешь?

– Куда ж я денусь.

– Какое счастье! А то я думал, опять придётся прибегать к средневековым пыткам.

Говорила Ира долго.

Женечка, как и в отчёте о её поездке, требовал мельчайших и, с точки зрения Иры, малозначительных подробностей. Когда это стало её раздражать, он сказал:

– Независимо от количества уделённого ВНИМАНИЯ, в памяти остаётся всё. Но то, на что ВНИМАНИЯ затрачивалось больше, легче втащить потом в сознание.

Ты часто обращаешь ВНИМАНИЕ далеко не на всё, на что надо бы.

Не ты одна, так что не печалься по поводу этой оплошности. Мы все этим грешим. Важно стараться исправиться, пытаясь точно распознать, что важно, а что малозначительно. Иногда это очень сложно, потому что:

Зачастую именно то, что нам кажется мелочью, на самом деле, может являться глобальным событием Вселенского масштаба.

– То, как я развязывала шнурки, глобальное событие Вселенского масштаба?

– Вполне возможно. Ир, я не шучу. Давай дальше.

Ира продолжила.

Когда она, наконец, добралась до света, пещеры и своего полёта, её возмутило равнодушие Женечки к сему поразительному, с её точки зрения, факту.

Женечка как-то по-особенному улыбнулся и мечтательно проговорил:

– Ир, представь, что с рождения слепой внезапно прозрел. Его, безусловно, захватит новизна незнакомой ему ранее возможности восприятия и ощущений. Но неужели ты думаешь, что окружающих будет волновать, что именно он в этот момент увидел? Может, лишь в качестве подтверждения факта прозрения. Главное же, что всем будет интересно, это то, как он сумел прозреть. Как и почему с ним это случилось.

Ира по инерции попыталась что-то возразить, но Женечка на несколько мгновений заструился пламенем, и она замолчала.

Вернувшись в человеческий облик, он рассмеялся.

– Не обижайся, Палладина, для меня не является чем-то из ряда вон выходящим возможность открыть вход в гору. Ты лучше вот что сделай. Вспомни, в какой момент тебе стало страшно, и когда именно ты перестала бояться своего страха.

Поскольку только что усилиями Женечки Ира во всех подробностях восстановила в своём сознании ту ночь, ей не понадобилось долго вспоминать.

– Знаешь, Жень, страха, по крайней мере, такого, который я стала испытывать последнее время, вообще не было. Лишь когда я поняла, что это и есть та самая ночь, о которой говорила Гиала, немного от волнения ёкнуло сердечко. Но от волнения, а не от страха.

– Отлично! Теперь сиди и отматывай события в обратном направлении до момента, когда ты перед этим всем испытала страх, и когда перестала его бояться.

Ира надолго задумалась.

– Знаешь, Жень, я не помню, чтоб в обозримом прошлом, предшествующем моей ночной прогулке, испытывала страх. Именно тот страх, который… Знаешь, Жень, а ведь он впервые – именно такой страх – охватил меня в поезде, когда я нынче возвращалась домой.

Женечка загадочно улыбался.

– Вспоминай, вспоминай.

Влад встал, собрал грязную посуду и ушёл на кухню её мыть.

Женечка поднялся, расположился позади Иры и распростёр ладони у неё над головой.

Ира закрыла глаза. Точнее, они сами закрылись. Сквозь абсолютно чёрную темноту она, будто из очень далёкого далека, услышала Женечкин шёпот. Он говорил очень медленно:

– Страх. Кто или что его причина?

– Радный! – не контролируя себя, выкрикнула Ира и вскочила.

Женечка силой усадил её и снова распростёр ладони над её головой.

Перед глазами поплыла сцена сожжения и тут же оборвалась. Ира сразу увидела стоящего в стороне от всех Радного, и дикий всепоглощающий ужас объял её.

– Тихо, тихо, тихо, – увещевал Иру Женечка. – Перестань бояться, но не дави страх.

– Я не могу! – вскрикнула она и окончательно вырвалась из крепко держащих её за плечи Женечкиных рук.

– Сядь, – спокойно сказал Женечка, занимая своё место.

Ира села. Её всю трясло.

– Я не могу, – пробормотала она, едва переводя дыхание.

– Ир, но ведь когда-то смогла?

– Когда?

– Тебе лучше знать. Вспоминай.

Ира напряжённо стала прокручивать всё, что касалось Радного. Дрожь не унималась, хотя она вроде как и абстрагировалась от страха.

Женечка наблюдал за ней.

– Не умом вспоминай. Выкинь всё из головы. Само и всплывёт.

Ира послушалась. Дрожь сама собой ушла, а перед глазами воскресла сцена из их с Радным совместного похода на Ажечку: как они уговаривают «главных» перебраться через реку и тут показывается чёрная гадюка.

– Я всегда дико боялась змей, – проговорила Ира будничным голосом.

– Что? – спросил Женечка.

– Неважно. Я сейчас приду.

Ира встала и поднялась в кабинет. Там на полу валялся её рюкзачок. Она извлекла из него коричневато-зеленоватый камень и взяла с полки такой же, принесённый ею ранее.

Внутренний голос рационального заявил, что гадюка с дачи Радного ну никак не может быть той же самой гадюкой, что и на Ажеке.

«Заткнись», – мысленно сказала голосу рационального Ира.

Она стояла, держа в каждой руке по камню. Закрыла глаза.

Яркий густой Золотистый Свет окутал её. Перед внутренним взором встала та же сцена, что и немногим ранее, когда Женечка держал свои ладони над её головой. Сцена из её сна, когда она впервые увидела Радного.

В чернущей темноте под Женечкиными руками её обуял невыносимый ужас. Теперь в ярком густом Золотистом Свете то же самое воспоминание вызвало неописуемый восторг.

Сердце бешено колотилось, как и тогда. Все её тело дрожало, как и тогда. Но не от страха, а от восторга.

Едва переводя дыхание, Ира открыла глаза.

– Ира, – прозвучал за спиной Женечкин голос.

Ира обернулась и показала Женечке камни.

– Ира, выбрось их!

– Почему?

– Ир, честно, не знаю, но я чувствую, что в них скрыта угроза.

– То есть, эти камушки вызывают у тебя страх? Так не бойся своего страха! Не ты ли учил давеча? А у меня, Жень, оказывается, нет и никогда не было страха. Я боялась, как человек боялась, и сейчас боюсь, но не страха.

Женечка в немом оцепенении смотрел на неё.

Ира продолжила:

– Жень, это – не страх. Это – восторг. Немыслимый, нечеловеческий восторг. И человеческое во мне относится к нему с большим опасением.

– Радный вызывает у тебя восторг? – скептически поинтересовался Женечка.

– Оказывается, да.

– Но ты буквально только что…

– Жень, под твоими руками меня окутала чёрная тьма, и восторг показался мне страхом. Но лишь показался.

– Палладина, я уже давно стал догадываться, что пережил две с половиной тысячи лет лишь для того, чтобы ты довела меня до инфаркта.

– Женечка! – со всей доступной ей добротой воскликнула Ира, аккуратно положила камни на полку и обняла Женечку.

Все мышцы его тела будто окаменели от напряжения, но в её объятьях постепенно расслабились.

Женечка вздохнул, взял её за плечи, слегка отодвинул от себя и внимательно оглядел с ног до головы.

– Ира, мне очень многое хочется рассказать тебе, но нельзя. Ты сама должна вспомнить, а заодно вытащить из памяти то, что мне недоступно. Для этого ты должна вспоминать сама. Тебя несёт куда-то не туда, а я ничего не могу сделать.

– А может, тебе только кажется, что не туда? Может, мне туда, куда ты имеешь в виду, вовсе и не надо?

– Может быть. Я не знаю.

Ира снова обняла Женечку.

– Жень, скажи, почему ты ищешь в темноте?

– Свет ослепляет.

– Только тогда, когда ты смотришь на него извне, но когда ты в нём, всё становится иным.

– Чтобы находиться внутри света, нужно быть его источником.

– Но ведь ты – огонь.

– Да, я умею трансформировать своё человеческое тело в пламя, но от этого я не становлюсь источником света.

Если ищешь в темноте, находишь свет и даже его источник.

Я могу лишь слегка коснуться источника, чтобы знать, но при этом остаюсь в темноте. Свет не застилает мне глаза, а лишь освещает то, что я хочу знать.

Я не поворачиваюсь лицом к свету. Он всегда остаётся у меня за спиной. Иначе, свет начинает слепить, и можно потерять нить пути.

– Потому ты и не видел меня тогда. Ты стоял ко мне спиной.

Женечка снова взял её за плечи и отодвинул от себя, пристально окидывая взглядом с ног до головы. Его тело била крупная дрожь, хорошо знакомая Ире по собственному опыту.

– Идём, – сказал он, взял её за руку и увлёк за собой вниз в гостиную.

Пока они спускались, Женечка вернулся в прежнее состояние.

Ира признала, что до такой полной власти над собой ей ещё ой как далеко, если она вообще на это способна.

– Я просто манипулирую СВОИМ ВНИМАНИЕМ, – сквозь зубы прошептал Женечка в ответ на её мысли.

– Ценное замечание.

– Самое главное, из области не таких уж тайных знаний.

– О чём это вы? – спросил Влад.

– О владении собой, – ответила Ира.

– И каким образом оно достигается? – Влад спрашивал без интереса и лишь для того, чтоб завязать мало-мальски безобидную беседу. Сразу было видно, что он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Этим приёмом пользуются даже воспитательницы в детском саду для управления детьми, – сказал Женечка, расслаблено размещаясь в кресле. – Если возникает проблема, они переключают внимание воспитанников.

Намереваясь овладеть собой, человек пытается взять себя в руки и тратит на это бесполезное занятие, меняющее лишь внешние реакции, уйму сил. А нужно всего лишь переключить своё внимание.

Переключать внимание можно как с одного объекта на другой объект, так и с одного действия на другое действие, а так же с одной эмоции, ощущения, чувства на принципиально иные.

– По-моему, мне пора, – тихо и медленно проговорил Влад, поднимаясь.

Таким потерянным Ира ещё никогда его не видела.

– Мне, кстати, тоже, – подхватил Женечка, поднимаясь следом.

Влад замешкался.

Женечка, хитро улыбнувшись и подмигнув Ире, не дал рассеяться благому порыву Влада покинуть Ирин дом.

– Идём. Палладиной пора отдохнуть. Она сегодня пережила нелёгкий день, – сказал он, увлекая Влада к выходу.

– - -

Воцарившееся уединение оказалось для Иры неожиданным.

Она сварила себе ещё кофе и закурила. К ней подошли Зив и Лоренц. Они разместились рядом и как-то загадочно смотрели на неё. Зив что-то урчал себе под нос. Лоренц мурлыкал. Иру охватило умиротворение.

За время их вечерней беседы у неё не раз возникало желание, чтобы все поскорей свалили. Но долгожданное произошло так неожиданно, что она зависла в вакууме.

Свыкнувшись с мыслью, что она, наконец, одна, Ира отправилась мыть посуду. Её, то есть посуду, конечно, можно было предоставить заботам Татьяны Николаевны, которая завтра непременно заглянет, но Ире настоятельно требовалось чем-то себя занять перед сном. Чем-то будничным, бытовым. Таким милым и обычным.

– Спускаемся на Землю, – медленно вслух проговорила Ира.

– Спускаемся, спускаемся, – услышала она за спиной счастливый Женечкин голос.

Он обнял её и потёрся своей щекой об её щёку.

– Женька, ты же уехал!

– Я не уехал. Я Влада увёз. А ты что, не рада мне?

Ира повернулась к нему и улыбнулась.

– Рада, – проговорил Женечка мечтательно и утопил в своих объятьях. – Видишь ли, – продолжал он полушёпотом, – я против Влада ничего не имею, но ты на групповуху явно не согласишься, а оставлять тебя с ним не захотелось мне. – Он поцеловал её. – Пойдём спускаться на Землю-Матушку.

Ира не возражала.

– - -

– Тебе не будет легко, – изрёк Женечка в качестве утреннего приветствия, встречая Иру в гостиной за накрытым столом. – И даже легче не будет.

– Я знаю, Жень, и не боюсь этого. Для меня началась новая эра. Умирать тяжело. Рождаться – тоже. Ты ведь знаешь.

– Да. Просто мне периодически кажется, что ты лишь играешься, не воспринимая всерьёз то, что с тобой творится.

– Есть немного. Я же всё-таки человек! А какой здравомыслящий человек будет воспринимать всё это всерьёз? И воспринимать вообще.

– То есть?

– То есть, я, кажется, нащупала, как отдать богу божье, а кесарю кесарево.

Женечка облегчённо вздохнул, притом без тени иронии.

– Надеюсь.

– Я рада. А по сему прошу тебя, не обижайся, мне уже давно пора начинать отдавать кесарю кесарево. Я с самого приезда ещё за работу не садилась, и у меня намечается форменный завал.

– Охотно верю. Кстати, а как там моя книга поживает?

– Ты же сам сказал её пока не трогать.

– Теперь можно.

– Ну, спасибо! – с ехидным сарказмом «поблагодарила» Ира.

– Ну, пожалуйста! – К Женечке вернулось игривое настроение. – Ладно, Палладина, не обижайся. С книгой можешь не спешить. А я, повинуясь твоей просьбе, являющейся вежливой формой приказа, испаряюсь. Трудись!

Он уже направился к выходу, но у самой лестницы затормозился.

– Только позволь ещё позлорадствовать. Палладина, в твоей работе, где божье, а где кесарево, сами бог с кесарем не разберутся.

– Женечка, не переживай. Я им как-нибудь сама поровну поделю. Так что не поссорятся.

– Ты уверена?

– Да. Уверена.

Женечка свалил, а Ира поднялась в кабинет и без лишних раскачек села работать.

Часа через три позвонил Влад.

– Ира, как ты?

– Нормально. По крайней мере, теперь я точно знаю, что Женечка до вчерашнего дня с тобой, в общем-то, не общался.

– Видимо, да. – По голосу Влада чувствовалось, что вчерашний день надолго врежется ему в память. – Ты, кстати, тоже.

Последняя фраза Иру развеселила.

– Влад, неужто всё так тяжко?

– Ещё как, – предварительно вздохнув, ответил Влад.

– Ладно, не принимай близко к сердцу. И к мозгу тоже.

– И давно вы так развлекаетесь?

– С этой зимы.

– Что ж, теперь я многое начинаю понимать.

– Можешь не объяснять. Я знаю. Если у тебя не отпала охота со мной общаться так же тесно, как и до сего дня, привыкай. Тебе придётся привыкнуть.

– Догадываюсь.

– Как там дела на объекте?

– Нормально.

– Скажи Валентинычу, что на днях я подъеду, гляну и, скорее всего, всех вас ждёт заслуженный двухнедельный отпуск. Который бы я, на твоём месте, использовала для учёбы. Я так понимаю, на заочном ведь тоже учатся, а не дурака валяют?

– Ну вылитая училка!

Ира рассмеялась.

– Вот тебе и полегчало! Влад, но насчёт учёбы я серьёзно.

– Не переживай, Ира. Я уже потихоньку делаю задания.

– А теперь будет повод делать их не потихоньку.

– Ладно, как скажешь. – Влад вздохнул. В этот момент в пределы его досягаемости попал Валентиныч. – Пап!

Иру приятно кольнуло это слово. Она ещё не слышала, чтобы Влад так называл отца. К тому же по его голосу чувствовалось, что это – не вымученное обращение.

– Влад, дай Валентинычу трубку.

– Да, Ирочка, – почти тут же прозвучал голос Валентиныча.

– Валентиныч, я на днях заеду всерьёз посмотреть на объект и, если всё в порядке, отпущу вас недельки на две в отпуск.

– Ой, Ир, не надо бы!

– Валентиныч, в оплачиваемый отпуск.

– А-а! Ну, тогда другое дело. Когда ждать-то тебя?

– Валентиныч, ты сам позвони, когда решишь, что работы безболезненно приостановить можно станет.

– - -

Валентиныч позвонил через три дня. Он неплохо изучил Иру относительно работы. По ходу она следила за процессом лишь вроде как формально, но вот если сказала, что хочет осмотреть всерьёз…

Его нервозность в последний день перед сдачей привела Влада в недоумение.

– Ой, Влад, она только с виду беленькая и пушистенькая, а работу принимать будет с лупой и белым платочком. Ни одной закавыки не упустит.

Влад и не предполагал, что Валентиныч ничуть не преувеличивает. Лишь упоминание лупы и белого платочка оказалось метафорой. Сии принадлежности, в виде тестирующих качество работы приборов, Ира не использовала. Однако в процессе приёмки складывалось впечатление, будто она миллиметр за миллиметром сканировала весь дом с помощью микроскопа.

Погода стояла пасмурная и прохладная, но Влад с Валентинычем уже к середине осмотра обливались потом.

– Теперь я понимаю, почему ты всех так гонял, – сказал Влад Валентинычу, когда они, не выдержав, вышли на улицу.

А Иру усталость не брала. Она целых пять часов придирчиво изучала стены, полы, потолки, окна, двери, коммуникации.

– Фух. Вроде всё в порядке, – сказала Ира, выйдя, наконец, во двор. – Может, в море окунёмся?

– Неплохо бы, – проговорил едва живым голосом Валентиныч.

– - -

– Ир, тебе никто, никогда не говорил, что ты – монстр? – язвительно спросил Влад, когда они втроём спускались к морю.

– Влад! – одёрнул его Валентиныч.

– Ничего, Валентиныч, ему можно. – Ира усмехнулась. – Так говоришь, называл ли меня кто-нибудь когда-нибудь монстром? Влад, у тебя что, с памятью плохо? А у меня, между прочим, прям перед глазами стоит. За окном чудесный сентябрьский денёк, половина 9Д по третьему кругу переписывает самостоятельную по русскому. Припоминаешь?

– Ты слышала?

– А как же! У меня со слухом всё в порядке.

– Во, блин!

– Ладно, ладно! Я же не обиделась! Так что все остальные эпитеты, направленные тогда в мой адрес, цитировать не стану. – Ира, хихикая, скосила на него глаза.

– Я больше не буду, – пробурчал Влад, потупившись.

Обстановка разрядилась. Валентиныч тоже повеселел.

Вода в море оказалась теплее воздуха, так что на берег выходить не хотелось. Но короткий осенний день угасал, тонко намекая, что нужно ехать домой.

– Ну всё, Валентиныч. Сегодня среда, так что в среду через две недели встречаемся здесь и решаем, что делать дальше, договорились?

– Хорошо, Ир. Предварительно созвонимся ведь?

– Конечно.

Валентиныч сел в купленную им не так давно «девятку», а Влад с Ирой – в «Ниву», которая теперь уже почти на полных правах принадлежала Владу.