«На контрасте с тёмно-синими мазками «Звёздной ночи» Ван Гога глаза моей возлюбленной сияют, как холодные бледно-голубые луны, а её губы нежны и горячи. Я сижу в кожаном кресле перед огромным панорамным окном, она сидит у меня на коленях и слушает мои истории. На барной стойке стоит открытая бутылка коллекционного шампанского, и ночь обещает быть долгой и приятной.
Теперь я знаю, что чувствует человек, когда его бьют по лицу. С детства я, надо полагать, был любимчиком Фортуны, раз меня ни разу не били и вообще никоим образом не обижали. Зато теперь мне представился прекрасный случай это узнать. Здесь мало приятного, скажу я вам. Прошло уже два дня, а боль меня не отпускает. Больно шевелиться, больно умываться. Лицо горит, всё тело ноет. Но тогда, в момент драки, я не чувствовал боли. Я весь превратился в чистый адреналин и кураж. Я не помнил себя и думал лишь о том, что должен одолеть своих противников. Ведь я защищал девушку; никто не знает, что сделали бы с ней эти подонки, если бы им удалось затащить её в машину, но я им слегка помешал. Я…».
Писатель Гудвин
Эдвард, ругаясь так, что стоящий на столе папоротник начал сбрасывать свои листочки, хлопнул крышкой ноутбука. Тусклое ноябрьское солнце редкими и робкими лучами коснулось его лица; писатель сделал глоток остывшего кофе и набрал на телефоне фразу «ремонт компьютера».
– Так… Это фирма. Это фирма. И это фирма. Не люблю я это. Мне нужны люди, – бормотал Эдвард, уткнувшись в экран, – Ага! Вот. Компьютерный мастер. Владимир Сорокин. 39 положительных отзывов. Прекрасно. Он-то и починит мне ноутбук.
Через три часа на пороге показался высокий молодой человек лет двадцати шести, с короткими светлыми волосами и небольшой бородкой. Одет он был самым обычным образом, в толстовку и джинсы. Ноутбук писателя он починил довольно скоро и взял с него неожиданно маленькие деньги.
– Странный вы человек, Владимир, – удивился Эдвард, когда мастер дважды повторил ему свою цену, – Это ниже среднего ценника. Я сравнивал на разных сайтах. Вы работаете сами на себя?
– Скорее подрабатываю, – слегка улыбнувшись, пояснил парень, – И не хочу заламывать цену. Ведь я починил ваш ноут за каких-то пятнадцать минут.
– Да, но ведь в наше время платят не за время, а за результат! – возразил писатель.
– И тем не менее.
Мастер поднялся, давая понять, что разговор окончен, однако Эдварду вдруг стало слишком любопытно.
– Уж не считаете ли вы, что деньги – это вселенское зло? – весело спросил он.
– Нет, но я не гонюсь за ними. Мне хватает. У меня есть основная работа кроме этой, – спокойно ответил Владимир, рассматривая «Звёздную ночь» Ван Гога, занимавшую большую часть стены гостиной, – И мне глубоко противна нынешняя эпоха капитализма, где каждый изо всех сил старается продать себя подороже.
– Да вы идеалист, Володя! – воскликнул писатель, – А вот представьте на секунду… Мой компьютер сломался, а я вам сказал, что там хранятся очень важные для меня документы. И что я за них готов что угодно отдать, готов заплатить вам любую цену, лишь бы вы их восстановили… И вот вы берёте ноутбук и обнаруживаете, что проблема совсем пустяковая, и вы в два счёта почините его! Однако… это не будет представлять столь большой ценности в глазах клиента. А если вы возьмёте его домой и будете чинить неделю, а потом, наконец, возвратите его мне, затребовав довольно большую сумму… то я, разумеется, вздохну с облегчением и с радостью её заплачу! Неужели вы и в таком случае не поддадитесь соблазну? И почините его сразу же? И снова назовёте вашу смешную цену?
– Да, – коротко ответил мастер и накинул на голову капюшон.
Прощаясь, Эдвард несколько пристальнее, чем этого требовала стандартная вежливость, вглядывался в лицо молодого человека.
«Сегодня я немного устал – может быть, именно поэтому в голове мелькают столь мрачные мысли. Особенно теперь, когда с трудом пробираешься сквозь толпу по этой заплесневелой, залитой водой улице. Особенно, когда все прохожие вокруг чертыхаются и грубо пихают каждого, кто мешает им пройти. Стало быть, очень торопятся с работы домой. Поскорее скинуть мокрую одежду. Поскорее выпить пива и проглотить незамысловатый ужин. Поскорее уставиться в телевизор или монитор.
А завтра – суббота. Единственный благословенный день недели для большинства из них. Кто-то отправится в ночной клуб. Стареющие гламурные красотки нацепят свои лучшие бриллианты и станут стрелять глазками, отчаянно стараясь найти секс на одну ночь, который непременно должен перерасти в счастливый и выгодный брак. Прилизанные мажоры придут покрутить модненькими гаджетами и приобрести предрассветную любовь на заднем кожаном сидении ценою в пару коктейлей.
Люди попроще проваляются целый день на диване, поглощённые захватывающими и необычайно остроумными телевизионными шоу. Вечером они будут пить дешёвое вино и жаловаться друг другу на жизнь, на мужчин, на женщин, на начальников, на политиков, в конце концов. А люди посмелее, может быть, даже позволят себе роскошь расслабиться после суровой трудовой недели в объятиях проституток и наркотического дурмана.
…Шаг, шаг, другой… Чёрт, ботинки уже промокли насквозь. А впрочем, неважно…
Уж лучше держаться подальше от всего этого. Жить своей жизнью, отыскивая в этой серой хаотичной толпе редкие драгоценности – настоящих людей. Которые не боятся кричать во весь голос или смеяться, когда им этого хочется. Которых не пугает смелость суждений и саботаж стереотипов. Которых мало волнуют блестящие ценности и глянец – им нужна свобода и душа. Слова, позабытые в современном обществе…
Что-то я стал слишком нервным. Иногда мне кажется, что этот город медленно убивает меня, высасывая по капле кровь. Иногда я его презираю. Не знаю, вправе ли я. Кто я такой сам? Нет, я не философ, не идеалист, не моралист и уж тем более не революционер. Я всего лишь реалист, да такой, каких ещё поискать. И эта реальность мне определенно не нравится.
…Парень, угостишь сигареткой? – Не курю. – коротко бросаю я, поднимая мокрый воротник пальто…
А ведь раньше я был таким же, как они. Пересчитать мои жизненные ценности и интересы можно было по пальцам одной руки. Я тогда полагал, что это вполне естественно. Ничто не волнует, ничто не будоражит, ничто не окрыляет. Спокойствие превыше всего! Прочь всё, что рождает тревогу – как говорил один известный фантаст. Главное, чтобы диван был мягким, одежда – брендовой, а работа – престижной. Самореализация, творчество, высокие стремления, мысль? – что это, как, зачем? Слова из пыльных книжек, не более.
Я твёрдо знаю одно – я должен найти. Я должен найти что-то важное. Самое главное. Я должен понять. Разобраться. Я разглядываю мир с разных сторон. Я хочу вывернуть его наизнанку. И я сделаю это, если придётся. Нет, я не одержимый фанатик и не мечтатель. Я просто уверен: жизнь – нечто гораздо большее, чем привыкли думать люди…».
Писатель Гудвин
Эдвард сидел на диване и пил третью чашку кофе за последние несколько часов. Сердце взвинчивалось почти до предела и начинало отстукивать ритм жизни сильнее и как-то яростнее, в груди слегка першило, а восприятие окружающей действительности становилось максимально чистым и острым. Ему нравилось это ощущение.
Настроения писать не было. Он просто сидел, смотрел в стену с однотонными чёрными обоями и нырял, словно с вышки, в свои воспоминания.
Алина… Маленькая влюблённая дурочка, которая готова была воду пить из его рук и жадно заглядывала ему в рот при каждом слове. Она ему очень помогла в создании одной из книг. На её примере он подробно изучил все разновидности наивных женских мечтаний, неоправданных ожиданий и бесконечной готовности принимать и прощать. Он изменял ей, придумывая десятки нелепых оправданий, и каждый раз она ему покорно верила. В конце концов, он получил всё, что хотел, и ему это надоело.
Элеонора… Яркая и эффектная черноволосая стерва. Богиня в постели и одновременно уточнённого ума женщина. Она бросила его после того, как он неудачно пошутил: однажды вечером надел маску, подкараулил её возле подъезда и затащил под лестницу. Ему нужно было узнать, что чувствует женщина, подвергаясь насилию. Для книги, разумеется. Увы, увидеть и понять этого он не успел – она так яростно отбивалась, что стащила с него маску. И даже слушать ничего не стала. Не оценила, так сказать, его юмор и высокую цель.
Ольга… Мнила себя такой же творческой и возвышенной натурой, как и он сам. Вместе с ней он совершил множество путешествий в заоблачные дали. Им помогали чудодейственные препараты: белый порошок, который иногда так приятно втягивать в нос; высушенная смола, пары которой вдыхают перед отправлением в лучшие из миров; семена некоего гавайского цветка, которые обостряют все чувства и ощущения до предела и позволяют получать оргазм от простого поглаживания ладонью по плечу… Увы, вскоре ей надоели эти игры; она испугалась. Впрочем, он и сам не прочь был завязать – опыта и впечатлений получил достаточно, а чистый незамутнённый разум писателю ещё пригодится.
– Мне нужен новый герой, – пробормотал вдруг Эдвард, – Сколько уже можно писать про себя и про женщин.
Писатель медленно встал, подошёл к окну, прижался лбом к пыльному стеклу и застыл. Где-то внизу маячили туда-сюда тусклые грязные машины. Потом он обернулся и, словно обращаясь к невидимому собеседнику и радуясь какой-то внезапной мысли, с лёгкой улыбкой произнёс:
– А этот парень, компьютерный мастер. Володя. Забавный такой. Да, пожалуй, он мне вполне подходит!
«Ещё в детстве, на самой заре своей писательской карьеры, я понял одну простую вещь: не пиши о том, чего не знаешь. Не выдумывай. Не обманывай своего читателя. Ты просто не имеешь на это права. Знаете, как учат начинающих актеров? Не притворяйся, не изображай эмоцию. А вспомни, как ты сам переживал её однажды. Мысленно вернись в ту ситуацию – и прочувствуй эту эмоцию снова. Проживи её на сцене. По-настоящему. Тогда твоя игра будет иметь успех. Только так ты сможешь выглядеть достаточно убедительно.
По моему глубокому убеждению, писатель – это тот же актёр. И чем богаче его жизненный опыт – тем больше в нём того, чем можно смело поделиться с читателем. Вот почему все эти годы я по крупицам собирал то самое бесценное, что только есть в жизни – опыт. С яростным рвением утопающего хватался я за каждую возможность испытать нечто новое, ощутить ранее неизведанное, открыть для себя ещё одну грань жизни, чувств, красоты, боли, добра, зла… Я наполнялся и напитывался широчайшим спектром эмоций, ощущений, переживаний.
Да, иногда мне приходилось играть, в том числе на чувствах других людей. Иногда мне приходилось причинять боль. Иногда – испытывать боль самому. Я исследовал человеческие души, пороки, желания, слабости «от» и «до» – и в том числе свои собственные. Я побывал в двадцати трёх странах, умыл лицо в четырёх океанах и увидел около сотни городов. Я задействовал в познании мира все пять органов чувств. Я нюхал кокаин и розы в королевском саду в самом сердце Вены. Я смотрел на рассветы над вулканами Камчатки и на то, как бьётся в рыданиях прекрасная наивная девушка, услышав моё признание в том, что я никогда её не любил и мне только нравилось с нею играть. Я слушал угрозы и ругательства в свой адрес и слушал, как слепой скрипач виртуозно играет Вивальди на набережной Дуная в Будапеште. Я ощущал, как улетаю в заоблачные дали под горячим дыханием красавицы где-то между моих ног и ощущал невыносимую боль во всём теле. Я знаю, каково на вкус дорогое чилийское вино с терпкими нотками перца и кардамона и я знаю вкус крови во рту.
Я – актёр, я – знаток человеческих душ, я – психолог и я – художник. Всё это – палитра моих красок, копилка моих воспоминаний, хранилище бесценного опыта. И мне есть, чем поделиться с миром. Завернув все пережитые эмоции и ощущения в виртуозную обёртку слов и мыслей, я смогу передать это вам, тем людям, кому тоже любопытно узнать – а каково это? – но кто никогда в жизни не осмелится испытать хотя бы одну десятую моего опыта на себе!»
Писатель Гудвин
Тропинка вдоль Невы на окраине города была сплошь устелена чёрными подгнившими листьями. Слева дремала вода, прозрачная и бесцветная, как и весь ноябрь. Вдали виднелись воздушные очертания вантового моста, летящего над рекой. Справа тянулись небольшие возвышенности, усеянные деревьями и кустами, где-то там, наверху, была дорога, по которой в полдень лишь изредка проезжали машины.
Владимир медленно шёл вперёд, сосредоточенно глядя себе под ноги – уж слишком скользкой была сегодня грязь, и пару раз он едва не слетел с тропинки в воду. Вокруг него носился пёс, молодой и весёлый кобель золотистого ретривера. Словно жёлтое пятно, он радостно мельтешил то там, то здесь, высунув язык наружу; то он взбирался на холм, то через секунду уже спускался обратно к реке. Он задорно шлёпал лапами по мокрому песку и грязи, пугал ворон и вгрызался зубами в разбросанные вокруг палки, сломанные ветки и деревяшки, оставшиеся от летних костров.
– Вот уроды! – пробормотал Владимир, наткнувшись на осколки разбитой бутылки. Он поспешил спихнуть их с тропинки носком сапога, чтобы его пёс не поранил лапу, как уже неоднократно случалось. Потом присел на поваленное дерево, вытащил пачку «Парламента» и закурил.
– Рэй! Рэй, ко мне! – позвал он пса, который увлечённо гонял чаек, бегая по грязной воде. Пёс послушно прибежал, ткнулся в него мокрым носом и тут же умчался по своим делам дальше.
О проекте
О подписке