«Каждую ночь. Понимаете? Сколько себя помню, он приходил каждую ночь. В то время как я весь съёживался под своим до тошноты милым детским одеяльцем с розовыми медведями и боялся даже вздохнуть, он просто стоял в углу комнаты и не отрываясь смотрел на меня. Я не знал, что ему было нужно; впрочем, не знаю и теперь. Я целиком и полностью отдавался своему ужасу. Родители мне не верили, в ответ на мои робкие просьбы оставить на ночь включённым торшер они кричали, что, если я буду потакать своим надуманным страхам, из меня вырастет слабак и ни на что не годный в этом мире неудачник. Я прикусывал губу и молча шёл спать. И весь сжимался под одеялом. Так было ровно до моего двенадцатого дня рождения. А потом я привык.
Смотрит – и пусть себе смотрит.
У меня есть дела поважнее. Именно тогда я принялся за первый в своей жизни роман.
Мой первый роман вышел на удивление глупым, бессмысленным и наивным – впрочем, разве у детей бывает иначе? Какие-то там наркотики, самоубийства, угрозы и преследования – и всё это на фоне первых поцелуев. Дикая мешанина из зашкаливающих гормонов пубертатного периода, неудержимого желания творить и ничтожно малого жизненного опыта.
Надо заметить, к слову, что я вовсе не был изгоем. И меня даже не считали чудаком. С виду я был как все. Обычный парень со своими увлечениями, влюблённостями, двойками по алгебре и сигаретами, выкуренными на берегу реки после школы.
Я никому не рассказывал о том, что пишу книги.
И о том, что он смотрит на меня каждую ночь».
Эдвард Вознесенский
– Я была просто очарована вашим блогом. Это так смело – обнажать душу перед совершенно незнакомыми людьми, – с лёгким придыханием произнесла молодая женщина и несколько манерно приподняла бокал красного сухого.
– Как видите, это легко исправляется. Пара сообщений – и вот мы уже очень даже знакомы.
Она засмеялась, чуть наклонив голову и кокетливо сверкнув глазками. Игривый светло-золотистый кавалер оценил эту изысканную картину, она небрежным и лёгким, тщательно выверенным жестом откинула его в сторону.
Уж очень хотелось произвести на него впечатление. А как же: известный в определённых кругах писатель, не с мировым, конечно, именем, однако уже сейчас его книги гордо красуются в витринах центральных книжных магазинов культурной столицы, мимо которых то с важным видом курсируют иностранцы, то вальяжно проходят местные интеллигенты, одобрительно цокая языками. При этом ему ещё нет и сорока. Кто знает, что будет дальше.
– Это правда, что однажды вы кинулись в ледяную воду и спасли человека? – томно прищурив глаза, светским тоном поинтересовалась блондинка.
– Да. Об этом даже в газетах писали. Я был тогда гораздо моложе, мне ещё и тридцати не было. Просто гулял весенним вечером по городу, ну, знаете, в поисках вдохновения; проходил по мостику через Фонтанку, и тут вижу – пьяная девушка падает с палубы катера, а тот, ничего не замечая, продолжает нестись вперёд. Она визжит, машет руками, глотает воду и начинает тонуть. Я, недолго думая, скинул пальто, перелез через парапет и бросился в реку.
– И не побоялись..?! – восхищённо воскликнула красавица.
– Я тогда не думал об этом. Не было времени. Кинулся следом, подплыл к ней, схватил её… И чувствую, как от ледяной воды руки и ноги сводит. Сам начинаю захлёбываться. А думаю только о том, как бы её на плаву удержать, голову её над водой поднимаю…
– Вы – настоящий герой!
– Да что вы. Так поступил бы любой мужчина на моём месте. Мне повезло, что нас с экскурсионного кораблика заметили. Спасательный круг скинули, на палубу затащили. Правда, провалялся я потом в постели три недели. Воспаление лёгких схватил.
Молодая женщина восторженно смотрела на своего собеседника чуть влажными глазами. Прочитав все его романы и смутно догадываясь о его предпочтениях, она изо всех сил старалась соответствовать образу загадочной роковой красавицы, который так часто встречала на страницах его книг. Она надела своё любимое красное платье с ассиметричным подолом, которое целомудренно прикрывало колени, однако плотно облегало силуэт, давая тонкие и в то же время недвусмысленные намёки на подтянутый животик, упругие бедра и грудь того размера, которая легко помещается в мужскую ладонь и приятно наполняет её.
– Говорят, вы ещё благотворительностью занимаетесь…
– Если честно, стараюсь это не афишировать. Но читатели всё равно как-то об этом узнают. Это правда, каждый месяц я перевожу определённые суммы детским домам и больницам. Считаю, что это – святая обязанность каждого успешного человека, каждого, кто располагает хоть сколько-нибудь свободными суммами денег. Вы согласитесь со мной?
– Конечно. То, что вы делаете – прекрасно.
Их беседу прервало пронзительно-откровенное соло саксофониста, затрагивающее самые отдалённые, самые потаённые уголки души. Блондинка замерла в безмолвном восторге, вся растворяясь в музыке, а её спутник чуть отвернулся и украдкой зевнул. Потом вдруг весь подался вперёд и сжал в своих влажных ладонях её маленькие, изящные ручки.
– Я понимаю, мы едва знакомы, и всё здесь располагает к некому официозу… Весь этот джаз и вон, посмотрите, у них даже контрабасист с бабочкой… Я понимаю и совсем не хочу нарушать эту идиллистическую атмосферу. Но давайте всё-таки перейдём на ты?
– Я только за, – отправила ему красавица свою самую очаровательную улыбку.
«Сегодня я опять проснулся в половине четвёртого утра и уже не мог более забыться. Мне в самых сочных красках привиделось, как я стал свидетелем убийства. Причём какого: один человек расстрелял из автомата другого человека, выпустив в него целый магазин патронов, от которых тот стал разлетаться на части, пока не превратился в горку кровавых кусочков мяса. И почему-то они рассыпались не в разные стороны, а собирались все вместе, будто их смели граблями в кучу, как ворох осенних листьев.
Мне определённо нравится эта женщина. Никто и никогда не слушал меня так, как она. Обычно все они жадно смотрят мне в рот и охотно кивают, раскачивая головой из стороны в сторону, как тряпичные болванчики, и растягивают губы в нелепой улыбке до ушей ещё прежде, чем я успеваю выговорить хотя бы слово. Уж не знаю, что на них действует больше: моя так называемая слава (ну как же, три раза показали по те-ле-видению!) или моя сногсшибательная харизма. Она же слушает молча, внимательно, неподвижно. Ни одна эмоция не отображается на её лице. Зато я вижу, с каким интересом она следит за ходом моих мыслей. Кроме того, она прочитала весь мой электронный дневник – от и до. Уверен, она и сейчас читает эти сроки. Ну что ж. Я обещал своим читателям быть искренним до конца. Я привык выворачивать здесь душу наизнанку. И пусть меня многие ненавидят за это, зато другие с упоением следят за моими скромными «мемуарами» и присылают восторженные отклики.
Если Ты здесь. Знай. Я с большим нетерпением жду того момента, когда смогу узнать вкус Твоих губ. И не только губ. Моя кровь начинает стучать в висках быстрее, рефреном по венам, огнём по глазам, лезвием по сердцу. Надеюсь, Ты улыбаешься, читая эти строки».
Эдвард Вознесенский
– А это ты тоже во всех подробностях опишешь? – томно спросила обнажённая красавица, переворачиваясь на живот и сладко нежась в постели. Её горячая, чуть влажная кожа слегка прилипала к чёрным шёлковым простыням с изображениями огромных ярко-красных маков.
– Если тебе это неприятно, то не буду, – лениво потянулся мужчина в мятой рубашке. Его брюки валялись рядом с кроватью. Слегка приподнявшись на локте, он небрежно наклонился за ними и вытащил пачку сигарет «Сенатор». И, в лучших манерах киношных сцен, откинулся на спину и закурил.
– Нет, почему же, я очень даже не против.
– Да ты латентная эксгибиционистка.
– Как и ты. Только не умею столь изящно выражать свои мысли на бумаге!
Она засмеялась очаровательно звонким смехом, в то время как он внимательно разглядывал её лицо, словно пытаясь разложить его на овалы и линии, чтобы потом начертить карандашом по памяти.
Смех вдруг оборвался. На секунду её испугал лихорадочный блеск его глаз, которые сверкали в темноте, как два глубоких карих костра, угрожающих сжечь всё на своем пути. Но через мгновение он улыбнулся, и она тут же расслабилась, любуясь его не в меру обаятельной улыбкой и мокрой прядью чёрных волос на лбу.
– Может, откроешь мне наконец своё настоящее имя? – прошептала она на прощание, приподнявшись на цыпочки и погружая свой влажный горячий язык в его ухо.
– Чем тебя Эдвард не устраивает? – холодно поинтересовался он, оставив её язык без внимания.
– Это ведь псевдоним, – она вытащила язык из уха и ласково прикусила его шею.
– Нет. С чего ты взяла. Просто мои дорогие родители были слишком большими оригиналами, – слегка отстранился он и пожал плечами.
Едва за красавицей закрылась дверь, он схватил ноутбук и написал: «Секс – истинный апофеоз мироздания! Лучше секса может быть только фокстрот; впрочем, я не умею его танцевать».
Хозяин маленького бара на Садовой явно предпочитал минимализм, да и экономить умел. Обитые грубыми неотёсанными досками стены с оборванными кусками коры; лампы советских времен, свисающие с потолка на чёрных проводах; добротные деревянные стулья и внушительные тёмно-серые квадратные столы, выкрашенные «морилкой» – вот и всё, что составляло дизайнерскую концепцию интерьера. За барной стойкой под тусклым освещением ламп сидели двое мужчин средних лет.
Один – прямой и напряжённый, как пружина или натянутая струна, готовая в любой момент оборваться и вышибить музыканту глаз. Он весь состоял из острых, резких линий; его движения были порывистыми и строго геометрическими, как равнобедренные треугольники. Несмотря на то, что в баре было тепло, он не снимал своего чёрного пальто стоимостью в целую зарплату среднестатистического обывателя. Пальто подчёркивало некоторую его худобу, а небрежно свисающий как-то отдельно шарф изо всех сил демонстрировал творческий склад и утончённость натуры. Создавалось странное впечатление, что этот образ тщательно готовился и выверялся вплоть до каждой мелочи, будь то часы «Ролекс» на руке или покосившаяся металлическая пряжка на замшевом ботинке.
Второй – полная противоположность своему собеседника. Округлый и мягкий, слегка полноватый, с широкими и плавными неторопливыми жестами, со скинутой небрежно на соседний стул курткой, в расстёгнутой на несколько пуговиц рубашке…
– Твою ж мать!!! Как так получилось? Только что я был свободен, как шквальный ветер на Северном Полюсе, и вдруг – бах! – в моей просторной трёшке появляется какая-то женщина. Со всеми своими грудами платьев, скляночек и духов. Это выглядит трогательно лишь на страницах романов. А на деле это…
– Не какая-то, а настоящая красотка, и к тому же не такая экзальтированная дура, как все твои предыдущие увлечения. Извиняй, приятель, если что! И потом. Сам ведь говорил, что впервые за долгое время у тебя там что-то ёкнуло, – перебил писателя его друг и по совместительству издатель, делая солидный глоток пива.
– Ёкнуло, ну это да. Но ты же знаешь – мне слишком дорога моя свобода. Другая у меня жизнь, другая. Не нужна мне эта ответственность. Не хочу даже думать о семье и всяком таком.
– Хочешь знать моё мнение? Вот честно – ты болван, Эд. Что ты там несёшь про свободу в свои тридцать семь? – издатель залпом допил свой стакан и нетерпеливо застучал пальцами по деревянной стойке, стараясь привлечь внимание бармена.
– Это не моё.
– Тогда на черта ты ей предложил жить вместе?
– Я не предлагал. Она сама. Я же говорю!!! Сам не понял, как так получилось.
Эдвард с раздражением запрокинул голову назад, размял пальцами шею, потом слегка смочил губы в пиве и поморщился:
– Мерзкая кислятина, – он небрежно отодвинул от себя стакан и быстрым взглядом скользнул по лицу подоспевшего бармена, – Налейте английского эля.
– Тебе не угодишь, – заметил издатель.
– Нефильтрованное пиво слишком часто бывает кислым. Уж лучше тогда пить виски.
Бармен налил эля и с тоской посмотрел на часы, мысленно отсчитывая время до окончания смены.
– Как продвигается твоя новая книга? – как будто между делом, но слегка напряжённо спросил издатель.
Эдвард выждал театральную паузу, прежде чем ответить. Покрутил головой, похрустел пальцами, смочил губы в горьком напитке насыщенного янтарного цвета.
– Пока никак.
– Что значит никак? Мы подписали договор на неё три месяца назад, весь тираж предыдущего романа распродан полностью, и читатели ждут завершения трилогии… – издатель начал волноваться, и его мягкое округлое лицо вдруг приобрело неожиданно жесткие, шероховатые штрихи.
– Пусть ждут. – невозмутимо приподнял и опустил плечи Эдвард.
– Мы создали столько ажиотажа вокруг этой серии, а ты ещё даже не приступил к работе? – его собеседник нахмурился, покачал головой и прижал ладони ко лбу, уткнувшись взглядом в стакан.
– Кстати, Стас, – писатель скользнул взглядом по его лицу и тут же перевёл его куда-то вглубь бара, за плечо издателя, – Я тут подумал. Я буду писать под псевдонимом.
– Ты совсем поехал, Эд?! – Стас пролил часть пива мимо рта и, чертыхаясь, схватил целую стопку салфеток.
– Иногда, – поспешил его успокоить Эдвард. – Только часть рассказов и книг. Просто творческий эксперимент. Ничего особенного.
– Ничего особенного?! Тебе напомнить, сколько денег вложили мы в твоё имя за последние годы? – издатель принялся исступлённо тереть салфетками рубашку, – Все эти выставки, презентации, автограф-сессии… Ты…
– Спокойнее, Стас. Эй, всё в порядке. Я продолжу выполнять свои обязательства по контракту. Закончу свою авторскую серию книг. И уж конечно не буду просить издательство вкладывать средства в мой псевдоним. Я раскручусь сам, – с жаром говорил писатель, впиваясь немигающими глазами в лицо собеседника, – Просто запомни это. Публиковать рассказы буду в интернете. А когда у моего второго «Я» появятся толпы читателей – как ты думаешь, с кем я заключу договор на печать? Ну разумеется, я приду к тебе.
– Ты меня, конечно, извини, но что-то я сильно сомневаюсь, что твой псевдоним привлечёт больше поклонников, чем Эдвард Вознесенский, «мастер современной прозы, искусный знаток человеческих душ с тонким чувством юмора, изящно плетущий кружево философии из обычных жизненных судеб»… Как там тебя ещё…? – скептически покачал головой мужчина с мокрым от пива воротом рубашки.
– Гений психологических драм и надёжная опора российской литературы двадцать первого века, – охотно подсказал писатель, слегка растянув уголки губ в улыбке.
– Едва ли критики будут столь же сильно расположены к неизвестному автору из интернета. Там таких – тысячи.
О проекте
О подписке