Глава 7

Олег сводит брови, что-то быстро печатает, фотографирует, отправляет, тогда как я уже боюсь даже пошевелиться.

Что там такое… Саша эти дни была как живчик маленький. Ей так скучно в палате, она так просится домой, потому я уверена: с ней все в порядке. Олег сейчас специально наводит панику, чтобы я уже тряслась от переживаний.

– Да что там такое, Олег? То есть Олег Евгеньевич. Вы можете сказать? – переламывая саму себя, перехожу на “вы”. Пусть лучше так: официально и по-деловому. Он все же врач моего ребенка, пусть и мой бывший муж, это ничего не меняет. Сам сказал: “Мы врач-пациент”. Ничего кроме.

Олегу кто-то звонит, он отвечает, отходит к окну, басит что-то, смотря на анализы Саши, а после опускается в кресло, сканируя меня потемневшим взглядом.

– Результаты диагностики говорят о том, что у твоей дочери врожденный порок сердца.

– Что? Нет, не может быть.

– Смотри. – Берет белый лист бумаги, ручку, быстро чертит линии. – Вот ее сердце, правый, а это левый желудочек. Вот этот клапан плохо работает. Он сильно деформирован, неправильно развит. У ребенка из-за этого системно нарушается кровообращение. Это врожденная патология.

– Нет… Саша здоровая. Она родилась здоровым ребенком!

Не чувствую сердца, не чувствую рук. Что он говорит такое? Просто меня пугает.

– Вы не делали диагностику изначально. Обычно такая патология проявляется у детей до года, но иногда, редко, у детей постарше. У вас как раз такой случай. У ее отца были болезни сердца?

Делаю глубокий вдох, даже сейчас Холодов давит на больное.

– Не было. И вообще, это наше дело! Так, все, выпиши таблетки, и мы пойдем. Больше ты нас не увидишь.

Подрываюсь, а Олег сканирует меня серьезным колючим взглядом.

– Таблетки тут не помогут. Твоему ребенку нужна операция на сердце. Мы делаем такие.

– Что? С ума сошел? Операция на сердце? Нет, я не разрешаю.

– Это твое решение, я просто констатирую факт, но ты должна знать о рисках.

– Каких рисках? Олег, Саша здоровая девочка!

– Она уже начала терять сознание. Дальше это будет случаться все чаще. Она будет постоянно уставшая и апатичная, ее сердце не будет справляться со своими функциями, а растущий организм не будет выдерживать такую нагрузку.

– Я не буду давать ей нагрузку.

– Ты не поняла, Яна. Девочка может просто идти по улице или наклониться, чтобы завязать шнурки. Вот о такой нагрузке речь.

– Есть хорошие прогнозы, скажи мне, Олег, есть?!

– Без операции – нет. Яна, если не сделать коррекцию, дети с подобной патологией доживают до подросткового возраста только в десяти процентах случаев, – чеканит строго, и это самое страшное, что я слышала в своей жизни.

– А что случается с остальными детьми? – спрашиваю, вытирая слезы. Олег же сидит спокойный, будто это так легко – вынести приговор, хотя это его работа.

– Инфаркт миокарда. Делать ли операцию, решать тебе.

– Сколько стоит эта операция?

Холодов берет ручку и пишет, долго вырисовывая нолики.

– Вот столько.

Протягивает мне листочек, и я замираю. Даже если я душу дьяволу продам, у меня не найдется такой суммы.

– У меня нет… нет столько денег, Олег.

Мне страшно, сейчас я понимаю, насколько уязвима. И что хуже – мне некому помочь.

– Почему так категорично, Яна? Иди у мужа своего попроси, у отца Александры. Она ведь не от святого духа на свет появилась? – усмехается, а мне хочется ему все лицо расцарапать. Дьявол, как же я его ненавижу, он даже сейчас смеется надо мной!

– Это твоя родная дочь, Олег. Саша твоя! Твой ребенок!

– Я бесплоден, а ты плохая актриса, – чеканит холодно, отбрасывая ручку, злится. – Есть еще варианты?

Холодов складывает крепкие руки на груди, а я не знаю, что ответить. Я просто…

– Сколько у меня времени? Как срочно нужна операция?

– Чем раньше, тем лучше. Месяц, может, два максимум. Дальше начнутся необратимые процессы. Они уже есть, но их еще можно хирургически скорректировать.

– Я не смогу найти столько денег, кредит мне никто не даст! Я не знаю, какие-то фонды, помощь деткам… Есть же что-то?!

– Фонд есть у нас при клинике, но там очередь для финансирования. На год вперед уже все расписано. Детей с патологиями много, каждый хочет получить шанс на жизнь, хотя признаюсь, что операция не дает ста процентов гарантии. Всегда есть риски осложнений, – Олег говорит спокойно, а у меня перед глазами эти нули, месяц на операцию и десять процентов выживаемости для Саши. Десять! Боже.

– На. Выпей.

Протягивает мне стакан с водой, а я стучу по нему зубами, смотря на Олега во все глаза.

– Что мне делать?

Холодов смотрит на меня несколько долгих секунд, а после чуть наклоняет голову, словно ощупывая цепким взглядом.

– Я сделаю твоей дочери операцию за свой счет.

– Ты серьезно? Стой… Это же не просто так.

– Конечно, не просто.

– Чего ты хочешь, Олег? Скажи прямо!

На миг появляется кусочек света, который тут же заполняется чернотой.

– Тебя. В своей постели. Я прооперирую твою дочь, если ты станешь моей любовницей, Яна.

Глава 8

Я думала, что Олег уже мне сделал больно и хуже быть не может, но я ошиблась. От его слов на миг все плывет перед глазами, я вскакиваю со стула, все внутри сжимается, и это не негодование, нет. Это что-то намного более страшное.

– Как ты можешь, Олег? Это достойно врача, по-твоему?

Холодов скрещивает крупные руки на груди, едва заметно ведет плечом.

– Тебе решать. Я помощь предложил. Ну что ты смотришь? У тебя ведь нет денег, Яна.

– Помощь?! Ты издеваешься или ты всем мамам больных детей такое предлагаешь? Да ты… ты просто…

– Успокойся! – гаркнул так, что сердце зашлось в груди. – Истерики твои тут никого не волнуют. Не нравится мое предложение – иди у отца своего ребенка денег проси.

– У Саши нет отца!

– Что и требовалось доказать. Столько разных версий, ты сама никак не определишься, где твоя правда. Думай, Яна. У меня операция.

– Да чтоб ты сгорел, Холодов! Нечего думать мне. Я лучше под поезд лягу, чем под тебя! – выпаливаю, резко разворачиваюсь и выбегаю из его кабинета, проносясь мимо опешившей секретарши.

Вытираю слезы, чтобы Саша не видела. Гнев просто переполняет. Мало того, что дочь не признал, так еще и такие условия ставит. Нет у Сашеньки отца, лучше пусть никого не будет, чем такой, как Холодов.

А может, и не нужна дочке никакая операция, кто его знает. Может, Олег сказал о ней специально, чтобы сделать мне больно, показать, где он, а где я.

– Собирайся, Сашуль. Идем.

– Я уже здорова?

– Обследование закончилось.

Наспех ее вещи собираю. Холодов даже таблетки не удосужился выписать, а значит, нет там ничего серьезного. Он только пугает меня. Как же я его ненавижу, боже, этот мужчина сломал мне жизнь, еще и потешается над этим.

– Вы куда? Что случилось? – спрашивает одна из мамочек, а я ответить даже не могу толком. Колотит всю, и перед глазами его презрительная усмешка. Смотрит на меня как на шваль какую-то. Сволочь.

– Мы сдали все анализы, и нам пора домой.

На последние копейки заказываю такси, чтобы довезти Сашу на машине. Через час мы уже дома, можно сказать, что сбежали из больницы.

Квартира съемная, небольшая, но теплая. У Саши тут своя маленькая комнатка есть, большего нам не надо, и помощи от него нам тоже не надо.

Предложение Олега больно кольнуло. Мы ведь были мужем и женой когда-то, пусть и недолго. Как он может, как… Неужели совсем не любил или тогда ему так сильно мозг промыли, что теперь иначе как шлюху Олег меня не воспринимает?

Так пусть тогда к мамочке своей идет, сыночек ненаглядный, а мы с Сашей и так справимся, не нужен нам никто.

И только когда дочь засыпает, я ложусь в холодную постель и обхватываю себя руками. Неужели мне двадцать четыре? Всего или уже двадцать четыре? Боже, я не чувствую себя женщиной, я вообще порой не чувствую ничего, кроме “надо”.

Надо на работу, надо Сашу покормить, надо ее из садика забрать, надо по счетам платить и за квартиру. Надо, надо, надо!

А когда же будет “хочу”? Когда я смогу позволить себе то, что хочу, когда я смогу почувствовать то, что хочу или хотя бы заслуживаю?

Я не чувствую себя молодой женщиной, какая-то старуха, нервная и дерганая, я не помню, когда в последний раз испытывала оргазм.

С ним. С Холодовым получалось, а самой никак. Один раз даже ревела в ванной. Саше было два года, а я аж дрожала, затыкая себе рот ладонями, чтобы не выть в голос. Не могу сама я, ничего не получается.

С ним одним только раскрепощалась, мне было хорошо, были оргазмы у меня с Олегом, а сама как деревянная, сама себя стесняюсь, а после родов и подавно забыла обо всем.

Почему-то мутило от одной только мысли, что кто-то чужой ко мне прикоснется, кто-то кроме мужа – мужа, который смотрит на меня как на шлюху.

Так и засыпаю в слезах, а утром Саша меня будит. Прыгает по постели, как маленький мячик. Все же лучше дома ей, а не по больницам шататься, там одни только стрессы. Даже не представляю, как Холодов вообще выдерживает такую работу, хотя почему я вообще думаю о нем? Пусть вон жену свою в постель приглашает, а не меня.

– Мам, я подумала и решила, что хочу папу увидеть, – невинно хлопая глазками, щебечет моя птичка.

– Мы это обсуждали уже. Папа далеко.

В последнее время Саша все чаще про отца спрашивает, и чем взрослее она становится, тем сложнее мне выдумывать для нее очередную историю.

То ее папа был летчиком, то суперзвездой, то путешественником. Все что угодно уже ей говорила, лишь бы не правду. Лишь бы не сказать, что папа ее драгоценный маму когда-то взашей прогнал без рубля в кармане, а теперь что творит… думать даже не стану.

– Ну мам! У Даши есть папа. И у Вадика тоже. А мой где?

– Я не знаю.

– Знаешь, скажи!

– Он позвонит тебе. Одевайся, доченька.

– У тебя есть его номер? – Саша тут же оживляется, а я жутко просто жалею, что ляпнула, не подумав. Кто ей звонить-то будет? У меня нет мужчин знакомых. Мы только с ней вместе, да и не хочу я ее расстраивать. Даже не думала, что Саша так сильно зациклится на этой теме, обычно она ни к кому не тянется, кроме меня.

– Есть. Давай потом это обсудим. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – улыбается моя малышка, и ее глазки загораются. У меня же от сердца отлегает. Ничего там нет страшного, и никакая операция дочери не нужна. Как я вообще могла его слушать? Олег меня пугал, он просто издевался надо мной.

Полдня Саша в садике проводит, а я пытаюсь хоть как-то отработать и вечером ее забираю. Тащу ее небольшой рюкзак, Саша рядом идет, сжимая мою руку.

– Я хочу покататься на качелях, мам. Можно?

– Да. Только осторожно, – почему-то одергиваю себя, помня о ее нагрузках, о которых предупреждал Олег.

Саша улыбается мне и бежит к ближайшим качелям, вот только она не добегает до них. Всего каких-то три шага, и моя девочка останавливается, а после медленно оседает на колени, вызывая у меня адский холод внутри.