Глава 9

Быть призраком, оказывается, не так уж и просто, и уже спустя несколько месяцев в этой крошечной деревне все начинают смотреть на меня косо и осуждающе. Я же, не привыкшая к такому вниманию, теряюсь, пока теть Люба не пускает слух о том, что я ее племянница. Так сплетни затихают, однако у меня все равно никаких документов нет, и пока я не настроена обращаться в хоть какую службу, чтобы сделать новые. Словно предчувствую, что в этот самый момент Тимур меня ищет. Ищет, как хищник, вместе со своим дядей и, наверное, скоро меня найдет.

В такой тревоге проходят следующие четыре месяца, но никто не приезжает за мной. Будто и не было того кошмара, который любовью обернулся, а после разбился острыми осколками стекла.

Забыть… Хочу и не могу. Стараюсь изо всех сил выкинуть демона из головы, и порой мне это даже удается. Когда, вымотанная работой, я сваливаюсь вечерами на кровать. Когда у меня болят спина и руки, я думаю о боли… а не о нем, хотя раньше это было одно и то же.

В такие ночи, когда я жутко уставшая, мне все равно снится Бес. То в образе прекрасного мужчины, то в лице изуродованного чудовища, которое откусывает мне руки.

Глупая… Глупая Ася. Возможно, Бес уже забыл меня, а я страдаю. Забыть его я все никак не могу. Порой кажется, что уже вырезала его из своего сердца, однако стоит мне лишь на секунду приложить ладони к уже округлившемуся животику, сердце разрывается пополам. Его дитя ношу. Дитя от зверя.

На пятый месяц беременности, как ни странно, тошнить меня не перестает. Токсикоз просто невыносимый, и помогать по хозяйству становится труднее. Я быстро устаю, и меня тошнит. Порой так сильно, что за весь день, кроме яблок, есть ничего не могу, и тетя Люба это быстро замечает.

– Снова плохо?

Полоская рот после очередного приступа тошноты, я с ужасом оборачиваюсь и вижу женщину в дверях.

– Да. Немного.

– Ох, девка, как тяжко беременность тебе дается! Ты это… иди ложись. Сама я справлюсь.

– Нет, я помогу, правда! Все сделаю.

– Да я вижу, как ты поможешь. Себе помоги да дитю своему! Белая, как стена, ходишь, а шестой месяц уже на носу. Хватит. Доноси нормально. Ложись, поесть тебе дам.

– Спасибо, теть Люб. Не знаю даже, что делала бы без вас.

Теть Люба недовольно качает головой, но не отвечает. Знаю я, она бы и рада, наверное, чтобы я уже уехала, да вот только ехать мне некуда. Совсем.

***

– Так, Анна Викторовна, я не поняла, ты совсем себя не бережешь? – строго чеканит тот самый врач, который тогда делала мне УЗИ в больнице.

– С чего вы взяли…

– В прошлый раз ты зареванная приходила, но хоть живее выглядела, а сейчас что? Совсем с ума сошла, такие синяки под глазами! Не кормят тебя или что? Так я быстро Любке по первое число всыплю, племянницу до такого довести.

– Нет, вы что, я кушаю! Просто меня тошнит часто.

– Всех тошнит, и ничего. Кушать все равно надо. Давай на кушетку. Посмотрю тебя.

Ложусь и поднимаю кофту. Седьмой месяц уже, и животик уже видно. Кругленький, но небольшой. Каким-то чудом мне все еще удается прятать его за мешковатыми кофтами, которые теть Люба мне удачно дала поносить.

– Тошнит, говоришь, часто?

– Да.

– Сколько раз в день?

– По-разному. Четыре, пять, иногда больше.

– Крови не было? Выделений?

– Нет…

Удивленно смотрю на доктора, которая размазывает гель по моему животу, сосредоточенно смотря на экран.

– Ну… как малыш?

– Вроде нормально, но маленький. Маленькая, точнее.

Слезы стекают по щекам.

– Девочка, у меня девочка будет?

– Да. Девчуля сидит. Хочешь послушать?

Быстро киваю, и тогда врач нажимает что-то на мониторе… и я слышу. Впервые слышу, как сердечко бьется! Быстро, гулко, торопливо! Самая лучшая мелодия, что когда-либо слышала.

– С ней все в порядке?

– Патологий не вижу, но анализы лучше все же сдай. Зря я тогда сразу не назначила. Первая беременность все-таки.

– Хорошо. Я все сдам. А можно… можно мне фото малышки?

– Да, конечно.

Что-то щелкает, и через пару секунд я получаю черно-белый снимок, где отлично видны головка, крошечные ручки и ножки. Выхожу из больницы, прижимая фото к груди. Моя доченька. Только моя.

Глава 10

К восьмому месяцу у меня, наконец, пропадает этот жуткий токсикоз, и я чувствую себя… прекрасно. Не знаю, что это, возможно, гормоны, но впервые в жизни мне просто хорошо. Я полностью восстанавливаю питание, у меня появляются зверский аппетит и силы.

Конечно, животик становится больше, и я не могу ничего тяжелого больше делать по дому, но все равно малышка часто крутится и пинает меня в бок, поэтому я не даю себе возможности больше скулить. Нельзя мне теперь. Ради нее уж точно нельзя.

– Ты кушай, я еще дам. В этом году уродило знатно. Полный сад этих яблок. Едва собирать успеваю.

– Спасибо… Не думала, что так яблоки люблю.

Я никогда в жизни не ела столько яблок, как сейчас, и это не проходит. Сначала они меня от тошноты спасали, а после… просто нравятся.

– Это ребенок просит. Не отказывай ему, раз уж так хочет. Кушай.

– Угу.

Нагрузив себе еще фруктов, забираюсь на диван, тогда как теть Люба все копошится у чердака.

– Давайте помогу!

– Нет! Сиди уже. Живот вон какой. Не надо.

Теть Люба слезает с лестницы, и я замираю, когда вижу, что в руках она держит кроватку. Маленькую, но увесистую, деревянную.

– Ох, тяжелая, зараза! Вот, смотри, какая вещь. Мой Василий когда-то сделал. Пыльная, но ничего, отмоем, будет как новая, послужит еще!

Поднимаюсь и подхожу к кроватке. Пахнет липой до сих пор, резьбой мелкими цветочками покрыта.

– Какая красивая…

– А то! Мой мастер был на все руки, царство ему небесное. Будет твоя лялька как принцесса спать!

Не могу сдержать улыбку. Уже с нетерпением жду, когда малышку на руки смогу взять. Кажется, большего счастья быть не может.

– И да, после родов ты точно помогать мне больше не сможешь, но не думай, что без дела сидеть будешь. Ты говорила, что на пианино играть умеешь. Так вот, есть у меня пара знакомых, детей обучить надо. Хоть копейка какая будет.

– Теть Люб…

– Не надо, потом благодарить будешь.

Обнимаю эту упрямую, но добродушную женщину, которая за это время стала мне почти родной. Да, она любит побухтеть, но все же… уже так много сделала для меня и малышки.

Сидя вечером за столом, теть Люба внезапно задает вопрос, от которого мое спокойствие рушится как карточный домик:

– Ты прости, что спрашиваю, но, Ань, а что же муж твой? Уж сколько месяцев прошло. Неужто помириться не хочешь? Может, он ищет тебя…

– Нет! Не муж он мне. Мой это ребенок. Только мой.

На это Теть Люба только поджимает губы.

– Тогда хватит реветь по ночам! Я слышу все прекрасно, как ты воешь по мужу своему – или кто он тебе там! О ребенке думай, раз сама выбрала такую судьбу.

***

– А-а-а-а! А-а-ай! – кричу что есть сил, лежа с широко разведенными ногами на кресле. По лбу пот градом катится, все волосы уже мокрые.

– Тужься, давай, родная! Дыши. Еще. Дыши, говорю!

– Не могу… Не могу я уже, больно!

– Всем больно, не выдумывай! Все девки рожают, и ты родишь. Тужься еще, еще, милая!

Боже, я думала, что уже испытала самую страшную боль в мире, но и близко нет. Роды длятся уже шестнадцать часов, и с каждой секундой мне кажется, что вот-вот я просто умру. Не выдержу.

Больно… мамочка, как же больно! Как же жаль, что рожаю я одна. Никого нет рядом из близких, кроме теть Любы, и та на работе осталась сегодня.

Воды отошли внезапно рано утром, и мы едва успели доехать до районной больницы. Только благодаря знакомствам тети Любы и увесистому “авансу” за молчание меня приняли без паспорта под одну только расписку с фальшивым именем.

Все это неважно. Главное – доченька моя. Боже, скорее бы уже взять ее на руки! Обнять и поцеловать. Одного только боюсь… что на Бесаева будет похожа. Что в глазах ее зверя увижу. Нет! Моя она. Только моя.

– Так… Аня, а ну соберись! Ты хорошо раскрылась, я уже головку вижу. Сейчас надо очень хорошо постараться.

Врач кладет руку на живот и начинает медленно надавливать, направляя ребенка.

– А-а-ай!

– Давай еще, еще, говорю! Тужься, милая! Тужься, говорю!

– А-а-а-а! Боже… А-а-а-а-а!

Кажется, мое тело просто лопнет сейчас на две части. Я буквально чувствую, как там внизу все разрывается.

– Хорошо. Так… Умница, головка родилась! Эй, дыши. Сильной должна быть! Теперь последний рывок, и малышку на руки получишь. Тужься!

Напрягаю живот, все силы сюда пускаю, я стану мамой уже так скоро!

– А-а-а-а!

Что-то булькает, и после я чувствую облегчение, когда малышка рождается полностью. Врач сразу на руки ее берет, ребенка быстро вытирают, клацают ножницы, и вскоре малышка начинает громко плакать.

Я же реву. Ощущение просто невероятное. Боль, облегчение и невероятное счастье, когда вижу этот розовый сморщенный комок впервые.

– Ох, какая красотка родилась! Умница, девочка. Первые роды всегда сложные.

Из груди судорожные всхлипы вырываются, и я плачу, когда малышку ко мне подносят. Прямо на грудь кладут. Она дрожит и плачет, тянет ко мне ручки с крошечными пальчиками. Маленькая, какая же маленькая.

– Мать, ну что ж ты ревешь то снова! Смотри, какая у тебя красота родилась! Ух, девчонка!

Быстро вытираю слезы. У меня нет больше права на слабость. Ради дочери сильной быть надо.

– Доченька моя! Спасибо… Спасибо вам!

Целую крошку снова и снова в щечки, сама мокрая вся от пота и слез. Родилась. Счастье мое родилось.

Смотрю на малышку. Крошечная совсем. У доченьки черные густые волосы, носик, губки, глазки, пальчики даже – все точно как у Беса. Боже, как она похожа на него… Как две капли воды.

Глава 11

– Так, мамочка, хватит мне мозги пудрить. Еще раз спрашиваю. Кого отцом записываем?

– Нет, нет отца.

– Ну, отчество пригодится для документов.

– Ставьте прочерк, я говорю, нет отца!

– А ну, не кричи мне тут, тоже умная нашлась.

– Извините. Васильевна. Запишите Васильевна.

– На, держи свое свидетельство! Угорелая мамаша.

Мне в руки всучивают свидетельство о рождении дочери, которое я крепко сжимаю в руках. Амели. Я так решаю малышку назвать. Она крошечная, всего один килограмм девятьсот грамм, но врачи говорят – здоровенькая, просто очень маленькой родилась.

Знаю, я нервничала много, поэтому малышка вес плохо набрала, но теперь все иначе будет. Я уже обожаю Амели, и мне все равно на то, что она так сильно на Беса похожа. Его дочь родная, о которой я ни за что ему не расскажу. Костьми лягу, но не дам ее ранить.

Меня заселяют в отдельную палату с малышкой, где я провожу первые часы. Не отхожу от нее. Отлипнуть просто не могу. Насмотреться, надышаться ею не способна.

Целую каждый пальчик. Родная, доченька моя. Амели быстро согревается и теперь просто смотрит на меня, и так тепло мне сразу становится от этого и больно одновременно. Она на Тимура так похожа… от меня разве что две родинки крошечные под нижней губой взяла. Все. Остальное все Беса.

Открывающаяся дверь заставляет обернуться. Теть Люба? Нет. Медсестра зашла.

– Ну как дела, мамочка? Кормили уже?

Прикусываю губу.

– Нет. Молока еще нет. Грудь… болит только сильно.

– Уже больше двух часов прошло. Если молока еще нет, не страшно, покормите пока смесью.

– Нет, пожалуйста… я сама хотела кормить ее.

– Мамочка, молоко может и через два дня только появиться. Малышка не должна голодать. Идите получите смесь для кормления. На первое время сгодится.

Смотрю на крошку. В маленькой белой шапочке и розовом комбинезоне. Как куколка. Такая маленькая, губки бантиком. Не спит. Смотрит на меня глазками серебристыми. Чистыми, хрустальными просто. Мой ангел.

– Я не могу… не могу ее оставить одну.

– Вы в больнице. Идите. Ничего с вашей девочкой за минуту не случится.

Глупая. Наверное, от нервов я уже сама просто себе не доверяю.

Наклоняюсь и целую Амели в щечки, пальчики все целую на ручках.

– Я вернусь, доченька. Быстро очень.

Несусь по коридору, сжимая пустую бутылочку для смеси. Я не взяла в больницу особо ничего. Грудь была настолько налитой, что я думала, литрами молоко будет, но нет. Болит теперь только, хоть врач и обещает, что молоко появится очень скоро, заставлять Амели голодать не стану.

Мне выдают сразу две порции смеси. Хватит на всю ночь. Отлично. Вес маленький, но мы наберем его быстро. Теть Люба обещала тоже молоко давать малышке, а затем уже и творог тоже.

Иду в палату. Что-то неспокойно мне. Всего две минуты дочку не видела, а уже соскучилась.

– Я тут, Амели…

Подхожу к люльке, и сердце сжимается от ужаса. Пусто там!

На белой простынке с котиками лишь игрушечный мишка лежит… весь в крови. Много, много крови, целая лужа, а дочки… нет.

Смесь выпадает из рук, которые я больше не чувствую. Из горла только рев вырывается, разрывая мое сердце на куски.

– Не-ет! Боже, нет… А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а! – я кричу громко от дикого ужаса, заставляющего кровь стыть в жилах.

Бес вернулся.

Он убил… убил нашу дочь!

Глава 12

– Так, мамочка, успокойтесь!

– Амели… Боже, моя дочь… убил ее. Убил!

Я вою, сидя на полу палаты, тогда как тут уже половина отделения собралась. Перепуганные мамочки сбежались на мои крики, смотрят на меня сочувствующе, прижимая своих деток к груди, а у меня пустота.

Дочери нет. Амели нет. Зверь все же выследил меня и убил… убил нашу дочь.

– Я знала… он найдет, найдет меня. Демон!

От ужаса даже плакать не могу. Меня всю дико трясет, боль такая, что, кажется, сердце скоро ребра сломает. Жжет, горит, догорает!

– Так, Света, давай успокоительное! И полицию вызывайте. Бегом! – строго чеканит мой прибежавший на крики врач, отрывая меня от пола.

На кровать усаживает, в нос какую-то вонючую дрянь сует, после чего мне в руку что-то быстро колют, тогда как меня всю колотит. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу тебя! Как ты мог, как мог так поступить со мной, Тимур? За что, боже, неужели в тебе нет ничего хорошего совсем?!

Руки быстро становятся липкими от игрушечного мишки, добротно пропитанного кровью, но мне все равно. Моя душа словно на куски ножницами порезана и кровоточит теперь сильно.

Амели. Я ее даже покормить не успела своим молоком. Не успела наглядеться на нее, налюбоваться, надышаться ею не успела! Бес забрал мое счастье, превратив его в такую невыносимую черную, просто адскую для меня боль.

Этот страшный день проходит дальше как в тумане. Кошмар, ужас, в который Тимур снова меня опустил… Это он сделал, я знаю, больше некому. Больше никто меня не ненавидел так сильно, как Бес!

Отомстить. Тимур так хотел мне отомстить… Я же дочь его врага, я его враг, знаю. Он сделал это, забрал самое ценное, что было у меня, чтобы месть свою чертову свершить, и теперь я и так умру. Даже казни никакой не надо, ведь я и так сдохну без дочери, как собака, как сука его. Господи…

– Аня, что случилось? С ребенком чего?

Меня за плечо тормошит запыхавшаяся тебя Люба. Кажется, мой врач ее вызвала раньше времени, и она, вся перепуганная, сейчас стоит передо мной, сжимая в руках сумку.

В ее глазах страх, тогда как мне уже не страшно. Мне больно. И боль эта просто убивает.

– Убил… он дочь нашу убил.

– Кто? Ты что говоришь такое, девочка?

– Бес. Бес убил. Мой муж. Н… нашел меня и малышку убил, – говорю это и чувствую, как по щекам катятся слезы. Снова и снова, хотя я даже не плачу. Я не чувствую уже ничего, кроме боли.

– Как? Ты что, девочка, неужели это правда? Господи… Милая моя.

Теть Люба убирает волосы с моего лица, ошарашенно смотря то на врача, то на меня.

– Ты уверена? Видела кого-то здесь? Как это случилось?

– Нет. Не видела. У меня молока н… не было еще, я за смесью п… пошла, а вернулась, нет дочки. Нет Амели. Кровь одна только. Ее кровь.