О чём вспоминать, Алёна не совсем понимала. Но тётя Маша приглашала, Зоя, без всяких сомнений с её стороны, кивнула, соглашаясь, и Алёне ничего не оставалось, как тоже согласиться. Отказаться, накануне отъезда, зная, что, возможно, больше в этот город она никогда не вернётся, показалось крайне невежливым. Но тут есть над чем подумать. Было время, когда Алёна, в принципе, не задумывалась о вежливости, о воспитании, даже о порядочности думать было некогда, а последние годы её изменили. Жизнь с Вадимом её изменила. Вот он, надо сказать, что вместе с мамой, был поборником морали и благопристойности. Поневоле приходилось соответствовать и стараться быть лучше. В его глазах, в глазах окружающих. Иногда казалось, что и перед самой собой удаётся притворяться. Что ей не всё равно, кто и что думает.

По дороге в рабочий посёлок, Зоя с родственницей разговаривали о чём-то Алёне неведомом, об общих знакомых, она даже не вслушивалась особо, даже когда тётя Маша ахала и причитала. Внутри поселилась пустота, дело, из-за которого она приехала, казалось завершённым, и больше ничего не держало. Хотелось вырваться, будто из клетки. Вернуться домой, налить себе ванну с ароматическими солями и маслами, что привезла со спа-курорта, налить бокал вина, и пролежать в ванне, в тишине и одиночестве пару часов, не меньше. Чтобы выбросить всё из головы, перенастроить сознание, и забыть даже запахи своего прошлого, что преследуют её повсюду последние три дня. Успокаивало только то, что уже через сутки всё это свершится, что через двадцать четыре часа она будет дома. И заживёт своей уже привычной, тщательно выстроенной, благополучной жизнью.

Слава Богу, импровизированные поминки надолго не затянулись. Они посидели втроём на маленькой кухне, тётя Маша кормила их блинами и гречневой кашей, поила чаем с конфетами, и это, если честно, подкупало. Поэтому Алёна слушала тётку, порой даже с интересом, когда та принималась вспоминать её родителей молодыми и счастливыми. Вот только воспринимала Алёна эти рассказы, словно про чужих людей, потому что невозможно было поверить, вспоминая свою собственную жизнь, что её родители могли быть влюблёнными, счастливыми, желающими построить крепкую семью. Потому что у них получилось с точностью до наоборот. И, сравнивая их с собой, Алёна приходила к выводу, что, наверное, они плохо хотели.

– Они были совсем молодые, – говорила тётя Маша, вздыхая. – Вот как Зоя. Ты старше, – сказала она Алёне, – ты уже мудрее, ты воспринимаешь всё по-другому. Вспомни себя в этом возрасте.

– И вы себя вспомните, – не утерпела Алёна. – Почему-то вы таких ошибок не натворили.

Родственница развела руками.

– Что ж, каждому своё.

Зоя в их разговоре практически не участвовала, сидела в углу, у окна, и с аппетитом ела. Алёна время от времени останавливала на сестре свой взгляд, удивляясь её аппетиту, и всё же почувствовала нечто сродни жалости. От хорошей жизни жадность к еде не проявляется. И, наверное, потому, что пожалела, и потому что это младшая сестра, которую она, можно сказать, вынянчила с пелёнок, хотя и не любит об этом вспоминать, так просто расстаться с ней не смогла. Хотя, именно так и планировала поступить, распрощаться после похорон, пожелать удачи, понадеяться, что Зоя по жизни не пропадёт, и уехать. Сначала в гостиницу, а потом из города. И была уверена, в душе у неё ничего не дрогнет. Она давным-давно про брата и сестру не вспоминала, искренне считая себя сиротой. И все знали, что Алёна Малахова сирота, что родители её погибли в аварии, и случилось это давно, ещё до её двадцатилетия. С тех пор, как ей исполнилось двадцать, именно это Алёна про себя и рассказывала. И добавляла, что тема эта для неё болезненная, и обсуждать гибель родителей она не любит. И люди проявляли такт и уважение, и лишних вопросов не задавали. Но всё же она оказалась сердечнее и жалостливее, чем сама о себе думала. И просто так расстаться с младшей сестрой не смогла. И когда они вышли от тёти Маши, расцеловавшись с той и пообещав звонить и не пропадать, завернули за угол и оказались перед своим домом, Алёна сказала:

– Давай заедем куда-нибудь, поболтаем?

Предложила, а сама смотрела не на сестру, а на злополучный дом, на двор, со старыми качелями и детской горкой перед ним, на тёмные окна квартиры. Знала, что чтобы не случилось, даже если судьба снова приведёт её в этот город, она больше никогда к этому дому не подойдёт, больше никогда его не увидит. От вновь нахлынувших воспоминаний, невольно поморщилась, и тогда уже от дома отвернулась и посмотрела на сестру. Та, в ответ на её предложение, с энтузиазмом кивнула.

– Давай. А куда?

Алёна безразлично пожала плечами.

Таксист привёз их в город, они проехали по главному проспекту, мимо торгового центра с его витринами, мимо памятника Победе, мимо цветных билбордов и больших клумб.

– О, это «Амакс»! – воскликнула в какой-то момент Зоя и даже подпрыгнула на сидении. На Алёну посмотрела. – Развлекательный центр, и там ресторан есть.

Посещать развлекательный центр в день похорон матери даже Алёне показалось чересчур бездушным, но Зоя так смотрела на неё, умоляюще, что она, в конце концов, кивнула. Такси свернуло на стоянку, Алёна расплатилась, и вышла вслед за сестрой. Та уже успела одёрнуть короткую юбку, поцокать каблуками, а когда они с Алёной встретились взглядами, разулыбалась. Зое всё было нипочём, и от этого её было ещё сильнее жаль. Себе Алёна готова была простить равнодушие к судьбе матери, всё-таки они не общались много-много лет, а вот Зоя с ней выросла. Как сказала тётя Маша, прожила с матерью до пятнадцати лет, но смерть родительницы сестру совершенно не расстроила. Судя по её поведению. Но говорить что-либо Алёна посчитала неправильным. Не ей судить сестру, не ей.

Весь первый этаж развлекательного центра занимал кинотеатр. На втором этаже располагался боулинг и караоке-бар. Они же поднялись на третий и оказались в ресторане. Роскошью и солидностью здесь и не пахло, Алёна даже рестораном это заведение назвала бы с натяжкой, больше всего было похоже на семейное сетевое кафе, с пиццей, роллами и списком недорогих закусок. Даже интерьер не впечатлял, всё было устроено для семейного отдыха, в дальнем углу даже детский надувной городок с шарами и прочими играми. Но Зоя была в восторге. Алёна наблюдала за ней украдкой, и понимала, что для неё и это заведение верх системы обслуживания и развлечения.

Время было послеобеденное, посетителей в ресторане было совсем немного, Алёна с Зоей смогли выбрать стол у окна, присели на мягкие диванчики друг напротив друга. Зоя крутила головой, оглядываясь, а когда подошла молоденькая официантка, печально вздохнула.

– Если бы я знала, что мы сюда придём, я бы у тёти Маши ничего не стала есть.

– Закажи что-нибудь вкусное, – предложила ей Алёна, словно ребёнку. А для себя попросила чай.

Зоя начала воодушевлённо листать меню, в конце концов, попросила шоколадное пирожное, и какой-то невообразимый коктейль. Алкогольный. Алёна для себя отметила, что алкогольный, при том, что у тёти Маши они все выпили по рюмке водки, чтобы помянуть ушедшую, но Зоя, по всей видимости, решила продолжить.

– Ты уезжаешь? – спросила её Зоя, вдруг присмирев.

Алёна кивнула.

– Да, сегодня вечером.

Сестра многозначительно хмыкнула.

– Даже утра не дождёшься.

– Я и без того задержалась. Планировала вернуться ещё позавчера. У меня работа.

– Можно спросить, кем ты работаешь?

– Конечно, – удивилась Алёна. – Я риэлтор. Продаю элитную недвижимость.

Зоя откинулась на спинку диванчика, а на Алёну взглянула непонимающе.

– Что значит – элитную? В новостройках?

Губы Алёна раздвинулись в едва заметной улыбке.

– Нет. Я продаю то, что в состоянии купить только очень богатые люди.

– Аа…

Принесли заказ, и Алёна взяла горячий чайник и налила себе фруктовый чай. В воздухе повис аромат настоящих ягод, что порадовало. А Зоя придвинула к себе бокал с коктейлем и с энтузиазмом потянула его через трубочку.

– Круто, наверное, общаться с богатыми.

– Когда как. Все люди разные.

– И что ты им продаёшь?

– Разное. Дома, участки. Иногда яхты.

Зоя вытаращила на неё глаза.

– Яхты?

– Мы живём у Волги. Люди покупают себе яхты. – Алёна улыбнулась изумлению сестры, и даже успокоить её попыталась: – Но это не океан, и яхты небольшие. Некоторые только так называются.

– Всё равно, – хмыкнула Зоя. – Наверное, классно, когда у тебя есть яхта.

– Это на самом деле классно, – согласилась с ней Алёна.

– У тебя есть? – Глаза Зои сверкнули любопытством.

Алёна улыбнулась и покачала головой.

– Нет. Иногда Вадим берёт в аренду, когда нам хочется отдохнуть на выходных. Мы живём в городе.

– У тебя классная жизнь.

Алёна перестала улыбаться, посмотрела на розоватый от ягод чай в своей чашке.

– Не думай, что это всё свалилось мне на голову, – сказала она. – Поэтому я и говорю тебе: нужно понимать, чего ты хочешь. И идти к этому.

Зоя кивнула, но выглядела при этом мрачно. А Алёне сказала:

– Интересно, куда здесь идти. В какую сторону хотя бы?

– Я уехала, – напомнила ей Алёна. Не сдержала вздоха, а сама ещё и руки до боли сцепила, правда, под скатертью, чтобы Зоя не видела её слабости. Раздумывала, стоит ли рассказать сестре хоть толику правды о себе. – Как только я оказалась в детдоме, поняла, что ничего у меня не будет, если я сама не решу это взять. Дома было плохо, и там не лучше. Не скажу, что хуже. Там меня, хотя бы, кормить и одевать не забывали, и мне не нужно было думать, чем кормить вас, чтобы вы не плакали ночь напролёт. Но таких, как я, в детдоме был не один десяток. Большая конкуренция. А я не обладаю никакими особыми талантами. Я всегда это понимала отлично, я даже училась с трудом. Потому что всем было плевать, умею я читать-писать или нет. У меня нет особых способностей, нет высшего образования, всё, что у меня есть, я сама, буквально, выгрызла зубами. Потому что я хочу так жить. Вот и ты живи так, как тебе хочется. Ты же моя сестра, я желаю тебе добра. Уверена, что у тебя тоже всё получится. Родители нам много не дали, но характер нам закалили. Вот и пользуйся этим.

– Алён, ты красивая, – вздохнула Зоя, разглядывая её с заметной завистью.

– И ты красивая, – не осталась Алёна в долгу. – Мы же с тобой очень похожи, почему ты в себе сомневаешься?

– Да я не сомневаюсь. Парней у меня, как грязи. Но толка от них никакого, если честно. Но ты очень красивая! Такая… как королева!

– Это лишь видимость, – снисходительно улыбнулась ей Алёна. Зоя смотрела на неё с восторженностью и детской непосредственностью, и девочку хотелось пожалеть, поддержать, научить. – Всё дело в том, сколько ты на себя тратишь. Я давно это усвоила. Конечно, можно тешить себя иллюзиями по поводу воспитания, благородства, честности и образованности, но это всё не работает, пока ты не поймёшь, что ты сама – это твоё главное вложение. Красота не даётся от природы. – Алёна даже усмехнулась, весьма вызывающе, на мгновение позабыв, что разговаривает с младшей сестрой. – От родителей тебе может достаться милая мордашка, густые волосы, даже хорошая фигура, но со временем ты обязана научиться, как всем этим пользоваться. Вот и приходится упаковывать всё это в приличную обёртку. Потому что многие, поверь мне, Зоя, многие, особенно, мужики, к тому же богатые, кроме сияющей обёртки видеть ничего не желают. Это самая паскудная категория мужиков. Хотя, нет, я не права. Самая паскудная категория хочет спать с королевой, при этом ничего ради этого не делая, и копейки в это не вкладывая.

– Вот такие мне и попадаются!

Зоя казалась немного захмелевшей и не на шутку задумавшейся. И Алёна решила, что сумела её запугать своими чёрствыми рассуждениями, и решила немного растормошить.

– Давай, расскажи мне о себе. Чем ты занимаешься, как живёшь.

Зоя помешала трубочкой ополовиненный коктейль. Судя по тому, что она выглядела захмелевшей, коктейль был довольно крепкий.

– Рассказывать особо нечего. С пятнадцати лет в интернате. После того, как Леван уехал, самого младшего с собой забрал, мать вообще с катушек слетела. При нём всё терпимо было. Хотя, скажу тебе, мужик он был суровый. Осетин, как в доме появился, всех строить принялся. Виталик злился жутко. Они без конца ругались, выясняли, кто хозяин в доме. Но ты же знаешь, какая мать. Для неё мужики всегда на первом месте были. Она Витальку быстро на место поставила, мол, не нравится, выметайся. А куда он пошёл бы? Ему до армии два года оставалось. Но, я тебе говорю, при Леване терпимо было. Мать не пила, он за ней следил. Чуть что, сразу в зубы.

– Он её бил?

– Да не бил!.. – Зоя лениво отмахнулась. – Но в зубы дать мог. Ей помогало. – Зоя ухмыльнулась. – Как в глаз получит, так неделю дома сидит, носа на улицу не кажет. Леван запрещал, мол, нечего его позорить. Еду покупал, одежду. А потом её снова понесло, он ребёнка забрал и уехал. И поминай, как звали. И вот тогда самая жесть и началась. Через несколько месяцев из опеки опять пришли. Если честно, – понизила Зоя голос, – думаю, тётя Маша их и вызвала. И всех детей забрали.

– Злишься на тётю Машу?

Зоя плечами пожала.

– А что мне злиться? Дома лучше, что ли, было? Ни пожрать, ни поспать. Всё мужики какие-то таскались. А мать потом ещё и на меня наезжать начала, мол, я у неё мужиков отбиваю. Прикинь? А мне пятнадцать лет! Нужны мне были её вонючие старикашки.

Алёна лишь головой покачала. Сестру послушаешь, так ей ещё повезло, что её так рано из дома забрали.

– Виталику в армию скоро, его в покое оставили, он так с матерью и жил, а меня в интернат забрали. – Зоя презрительно фыркнула. – Видите ли, я в школу не хожу! А чего я там не видела?

– Но школу ты закончила?

– Закончила. В интернате. И на парикмахера выучилась. – Зоя раздвинула губы в улыбке. – Так что, я парикмахер.

– Это неплохо, – осторожно заметила Алёна.

– Наверное. Просто я это ненавижу.

– Не работаешь?

Зоя протянула ей руку, демонстрируя маникюр.

– Я ногти делаю. Переучилась. Всё лучше, чем по десять часов в день с ножницами вокруг кресла топтаться.

– А живёшь где?

– Здесь, в городе. С подругой комнату на двоих снимаем. На Дмитровской.

– Я не знаю, где это.

Зоя махнула рукой куда-то в сторону.

– На окраине. Но всё равно лучше, чем в посёлке, да в квартире с бомжами. Спасибо мамочке родной, постаралась для нас всех.

– А где ты прописана? Если в квартире…

Зоя поджала губы, выглядела недовольной и задумчивой.

– Прописана, а толку? Эта квартира ничего не стоит. К тому же, продать мне её не дадут. Там же ещё целый выводок малолетних прописан. Я уже узнавала в опеке.

– По крайней мере, есть, где жить.

– А ремонт? – Зоя глаза на Алёну вытаращила, в этот момент казалась обиженной и возмущённой.

– Да уж, – пробормотала Алёна, не совсем понимая, чего Зоя от неё ждёт, каких слов и какой реакции. Она к этой квартире никакого отношения не имеет. – Ты видишься с младшими?

Зоя плечом безразлично дёрнула.

– А зачем? Их забрали в семейный детский дом, они меня уже и не помнят. Как я за ними горшки таскала. Но им, наверное, повезло больше всех. Виталик созванивается с их приёмными родителями, рассказывает, что всё у них хорошо. Там, кроме них, ещё пятеро. Отдельный дом, огород. В школу их всех папочка на микроавтобусе возит, представляешь? Но, наверное, им повезло больше, чем нам. Они, хотя бы, всей этой грязи не запомнят.

– Согласна.

Зоя выцедила остатки коктейля, в полной задумчивости, после чего выпрямилась и взглянула на Алёну открыто, даже улыбнулась.

– Но ты правильно говоришь: нас не сломать, характер, как железо. Так что, у меня тоже всё будет хорошо.

– Обязательно.

– Я вот жду, мне обещали место в хорошем, дорогом салоне. Устроюсь туда, и всё у меня наладится. Может, даже ипотеку дадут. Чтобы свой угол был.

– Это очень правильный настрой, – похвалила её Алёна.

– Ты мне свой номер телефона дашь? Хоть, с Новым годом тебя поздравлю.

Алёна поспешила кивнуть.

– Конечно.

И в тот момент, когда забивала свой телефонный номер в старенький смартфон сестры с заметной трещиной на экране, искренне подумала: а почему нет? Что плохого в том, что у неё появится близкий человек? Родная кровь? Которому иногда можно будет позвонить, спросить, как дела, и чему-то порадоваться вместе?

Они простились на стоянке перед развлекательным центром, Алёна вызвала для сестры отдельное такси, и прежде, чем та села в машину, они неловко обнялись, и Алёна решила не расстраиваться из-за того, что у неё и в тот момент в душе ничего не дрогнуло. Она будет над собой работать, она хочет над собой работать. В плане того, чтобы просто кого-то любить, без всякой выгоды для себя. Это ведь правильно. Это нормальные человеческие эмоции.

– Обязательно звони мне, – сказала она Зое, и улыбнулась той на прощание. Но всё же не сдержала вздоха облегчения, когда сестра уехала. Алёна села в поджидавшее её такси, вдруг осознала, что экскурс в её невесёлое прошлое, наконец, закончился, и почувствовала радость. Можно дальше жить спокойно.

Через несколько часов уже была на железнодорожном вокзале. Таксист помог вытащить новый, модный чемодан из багажника, Алёна расправила плечи, взялась за ручку, и направилась к дверям вокзала, про себя радуясь, что на ней яркий брючный костюм, а не тёмное, в связи с похоронами, платье. Как приятно вернуться к жизни!

Поезд уже стоял на перроне, Алёна прошла по небольшому залу ожидания, остановилась у киоска, чтобы купить воды. Хотелось улыбаться и лететь прочь отсюда. Расплатившись за воду, она обернулась, окинула взглядом зал и людей, ожидающих прибытия своих поездов. Чемоданы, разговоры, поцелуи на прощание. Алёна же заторопилась к поезду, её никто не провожал. На перроне несколько мужчин в спецодежде с логотипами «РЖД», по виду, грузчики или ещё какие-то работники. Они курили, переговаривались негромко, некрасиво сплёвывали на щербатый асфальт. Алёна шла в их сторону, к своему вагону, даже не посмотрела бы в их сторону, если бы её внимание не привлёк знакомый профиль. Она сбилась с шага, всего на мгновение, но этого хватило, чтобы встретиться взглядом с молодым мужчиной. Он держал сигарету между зубов, как делал всегда, и смотрел на неё в упор. Без любопытства, зато пытливо и оценивающе. А Алёна задохнулась, поморщилась от внезапно накатившей брезгливости, удивляясь, что, вообще, смогла его узнать, ведь прошло столько лет, и Сашка Стрельников, без сомнения, изменился, и далеко не в лучшую сторону. Но что поделать, видимо, первая любовь, на самом деле, не забывается. Ведь когда-то она едва не испортила себе жизнь из-за него, едва не наделала кучу глупостей. Благо, хватило ума купить на последние деньги билет на поезд, и сбежать. И из этого города, и от прошлого, и от него. И вот теперь он на перроне, вроде как провожает её.

– Алёна?!

Она услышала его голос, низкий, прокуренный. Он выкрикнул её имя, всё-таки не до конца уверенный, что это она. Не нужно было реагировать, но Алёна оглянулась, снова встретилась с ним глазами, зачем-то дала понять, что тоже его узнала, но вот уже открытая дверь фирменного вагона, приветливая проводница, Алёна протянула ей билет и паспорт, и поспешила шагнуть с перрона в вагон. Но опять же остановилась в коридоре у окна, смотрела и на Сашку, и на перрон вокзала городка, в котором родилась. Поезд тронулся, а Стрельников подошёл ближе, и теперь напоминал бродячего пса, разглядывающего барский дом. Он даже пошёл следом за двигающимся поездом, и они с Алёной смотрели друг на друга. И на одну короткую секунду, Алёне захотелось узнать, о чём он думает в этот момент. О ней, о своей жизни. Но секунда улетела в небытие, её первая любовь осталась на перроне в грязном комбинезоне, а Алёна спокойно открыла дверь в своё купе, и, наконец, почувствовала, что сердце у неё на месте.

У неё всё хорошо.