Читать книгу «Единожды солгав» онлайн полностью📖 — Екатерины Риз — MyBook.
image

2 ГЛАВА

Улыбка Зои была очень похожа на её собственную, вот в чём дело. Алёна далеко не сразу это поняла. Она, вообще, довольно долго приглядывалась к девушке, даже мысленно не находя в себе ни сил, ни желания назвать её сестрой. Признать её своей сестрой, той самой малышкой, которую когда-то держала на руках, кормила, укладывала спать, мыла и даже играть с ней пыталась. Просто потому, что больше этим заниматься было некому. Их матери всегда было не до них. Опомнившись после очередных родов, она вся сосредотачивалась на обустройстве своей личной жизни, могла уйти из дома на весь день, а вернуться под вечер пьяной, а то ещё и не одна.

Все эти воспоминания всегда забирали у Алёны половину жизненной энергии. Она их не любила, и уже давным-давно пришла к выводу, что ей не стоит жить прошлым. Она старалась не вспоминать, чтобы не переживать всё это из раза в раз. И никакой ностальгии не испытывала, ни по кому не скучала, даже по дому, из которого её забрали, она не скучала. Не у неё одной в детдоме была такая история, через одного дети рассказывали нечто похожее, и большинство из них скучали, плакали, хотели вернуться и жить с мамой. Они любили своих матерей, не смотря ни на что, а Алёна никогда подобных чувств не испытывала. Даже в самые первые дни, когда было особенно страшно. Осознание того, что её равнодушие по отношению к родительнице, наверное, несколько неправильно, и отдаёт психологическими проблемами, определённо нажитыми в связи с жизненными трудностями, пришло гораздо позже. Она повзрослела, юношеский гонор сошёл на нет, она перестала злиться на всю свою жизнь в целом, и вот тогда осознала. Точнее, приняла тот факт, что у неё проблемы. Но решать их – потребности не видела. Она не собиралась возвращаться, общаться с матерью, с братом и сестрой, а на её нынешней жизни, как она считала, это никак не отражалось.

До нынешнего момента.

Точнее, этот момент наступил позавчера. Когда она увидела младшую сестру на пороге своего гостиничного номера. Честно, всерьёз растерялась. Конечно, позволила ей войти, но первые минуты лишь настороженно наблюдала за девушкой, не зная, что чувствует. С одной стороны, было очень странно осознавать, что это родной для неё человек. Видеть их схожесть, особенно, смущала улыбка. Зоя, на самом деле, улыбалась очень похоже, и от этого Алёне становилось не по себе. Она присматривалась к гостье, невольно припоминания двухлетнюю девчушку, что держала на руках. Спутанные тёмные волосы, заплаканные глаза и грязные, в разводах щёки. Помнила, как трясла её на руках, в надежде успокоить, что-то говорила, обещала конфеты, как вечерами укладывала спать на старый диван, к стенке, и укрывала одеялом. А по утрам будила, и кормила… чем-то. Кстати, чем она кормила брата и сестру? Неужели сама варила кашу? Может, из-за этого её до сих пор передёргивает от одного вида любой каши? Она даже мюсли ненавидит, потому что в них овсянка.

Но всё это было очень давно, а теперь перед ней стояла взрослая девушка, Зое уже исполнилось двадцать два года. Или ещё не исполнилось? Господи, она даже не помнит, в какой день у неё день рождения. Что она за человек такой? Абсолютно чёрствый, только притворяется добродушной и улыбчивой. Даже с Вадимом порой притворяется.

Зоя выглядела совершенной провинциалкой. Наверняка, этого не осознавала, было заметно, что следит за собой, Алёна бы сказала, что чересчур старается, и, явно, ориентируется не на того, на кого нужно. Вытравленные пергидролью волосы хоть завиты и уложены, но причёска совершенно девушке не подходит. Макияж слишком яркий, слишком тщательный, словно маска. Юбка чересчур короткая, а каблуки высокие. На розовый топ, довольно открытый, не дающий возможности окружающим пофантазировать, даже Алёне было неловко смотреть. Девушку хотелось срочно завернуть в махровый халат, что она обнаружила в ванной на вешалке, когда заселялась в номер. Но Зоя, судя по её поведению и манере держаться, чувствовала себя вполне комфортно в этом образе. И даже улыбаться умудрялась скромно и смущённо. А Алёна вдруг поняла, от чего она так насторожилась, увидев её. Настолько, что даже слова приветствия ей произнести оказалось достаточно трудно, она себя, буквально, заставила.

Зоя была очень похожа на мать.

Алёна тоже была похожа. Глазами, той самой улыбкой. Хорошей фигурой. Недаром тётя Маша не единожды упомянула, что мама их в молодости была очень красива, и отбоя от мужчин у неё не было. Дочерям, по крайней мере, двоим, она свою красоту передала. Но Алёна старательно в себе изживала все внешние напоминания о матери. Она никогда не красила волосы в белый цвет, не одевалась вызывающе, избегала яркого макияжа. Долгие годы создавала свой собственный образ, стиль, чтобы спокойно смотреть на своё отражение в зеркале, и не думать о том, что мужчины на неё реагируют так же, как на её мать. Как на сучку с течкой. А вот Зоя оказалась копией матери. Возможно, поступала так с собой неосознанно, ведь она до подросткового возраста прожила с ней под одной крышей, и наблюдала всю модель поведения. Невольно впитала в себя всё, что видела и воспринимала. И этим сейчас Алёну сильно смущала. Но, в то же время, она не могла отвести от неё глаз. Прошлое вернулось окончательно с образом Зои. И, наблюдая за сестрой, Алёна, как никогда за все прошедшие годы, чётко припоминала мать. Вспомнилось, как та разговаривала, улыбалась, её голос, и тот особый жест, которым она откидывала за спину светлые, крашеные волосы. И точно также завивала их в крутые кудри, а потом собирала на затылке, в виде короны. Ей нравилось ощущать себя королевой и несравненной красавицей. Наверное, когда-то так и было, по крайней мере, на территории их рабочего посёлка. Тогда Тамара была самой красивой и самой желанной женщиной для большинства мужчин на их улице. Вот только куда всё это делось? Куда пропало?

В какой-то момент Зоя остановилась перед большим зеркалом на стене, посмотрела на своё отражение, и чуть наклонилась вперёд. Облизала губы, накрашенные алой помадой, и заправила волнистый локон за ухо. А Алёна едва не задохнулась от волнения, увидев всё это. И разволновалась настолько, что даже зажмурилась. Пусть на одну секунду, но смотреть на всё это, она больше не могла. И ладони снова стали влажными, отчего она почувствовала себя слабой и напуганной.

А вот Зоя казалась довольной. Наверное, радовалась их встрече, знакомству. Ведь она может этому радоваться? С любопытством оглядывала гостиничный номер, в котором не было ничего примечательного, по мнению Алёны, он был ниже среднего уровня, но в этом маленьком городе другого попросту не было. А Зоя проявляла любопытство, и ей, похоже, всё нравилось.

– Ты присядь, – предложила ей, наконец, Алёна. Приказала себе быть сильной и перестать трястись. Девочка намного младше неё, и смелой должна быть она, как старшая сестра. – Как ты узнала, что я здесь?

– Тётя Маша сказала. – Зоя к ней повернулась, и вместо того, чтобы сесть на кресло, как Алёна предложила, замерла посреди комнаты, руки на груди сложила. – Я позвонила узнать, как дела, а она про мать рассказала. И про тебя заодно. Сказала, что ты только от неё ушла.

Никакой горечи или жалости по поводу того, что произошло с матерью, Алёна в её голосе не расслышала. Что было весьма знакомо.

Она сама присела на маленький диванчик у стены, на сестру поглядывала.

– Ты дома была?

Зоя качнула головой. Кудряшки на её голове упруго подпрыгнули.

– Нет, зачем? Что я там не видела? К тому же, мать уже увезли, как тётя Маша сказала. Когда похороны?

Алёна аккуратно пожала плечами.

– Пока неизвестно. Завтра утром меня ждёт следователь, наверное, должен дать разрешение на захоронение.

Зоя откровенно поморщилась.

– От неё одни проблемы. Даже помереть по-человечески не могла.

– Сказали, что её убили, – осторожно заметила Алёна.

Зоя в ответ на это лишь пренебрежительно фыркнула.

– А нечего было таскать в квартиру всю шваль подряд! Её все предупреждали. Я когда в последний раз приезжала, двух бомжей оттуда пинками выкинула. Так она на меня ещё драться полезла! Наверняка один из них и дал ей по башке!

Алёна всё это выслушала, и рискнула предложить:

– Может, тебе рассказать всё это в полиции?

Зоя замерла перед ней, посмотрела, как на сумасшедшую.

– Вот ещё, с ментами связываться. Им только повод дай, они затаскают до смерти. Нет уж!

– Зоя, всё-таки она не чужой человек. – Сказала это, подумала и добавила: – Нам.

– А какой в этом толк? Думаешь, они этого бомжа искать станут? Не станут, поймают любого, и его посадят. Кто этих бомжей разберёт, как они выглядят и где пьют? – Зоя равнодушно махнула рукой. – Справятся без нас. Уж без меня точно.

Алёна поняла, что спорить бесполезно. И всё смотрела и смотрела на сестру. Это было невероятно, но она будто мать видела, двадцать – двадцать пять лет назад. Наваждение какое-то. Алёна сжала руку в кулак, ногти впились в кожу, и от лёгкой боли стало немного легче. Она снова предложила:

– Ты садись. Давай поговорим. Мы столько лет не виделись. Ты, наверное, меня не помнишь, – предположила она.

Зоя всё же присела. На сестру посмотрела, и вдруг улыбнулась, вполне искренне. И призналась:

– Не помню. То есть, я о тебе знала, мне тётя Маша рассказывала, и Виталик иногда вспоминал. А я не помню.

– Ты была совсем маленькой.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать девять.

– А мне почти двадцать два. У меня день рождения в сентябре.

Конечно же, в сентябре. Алёна должна была пойти в первый класс, но не пошла, потому что маму увезли в роддом. И поэтому в школу она пошла лишь через месяц, потому что маме было не до неё, у неё появился новый ребёнок. А очередной папаша уже успел исчезнуть из её жизни.

Память к Алёне возвращалась, но это совсем не радовало.

– Ты с Виталиком общаешься? – спросила Алёна, чтобы ещё хоть что-то спросить. Сознание было пустым и каким-то склизким. Ни одного достойного вопроса и желания что-то узнать, в нём никак не рождалось. И за это всё же становилось стыдно.

– Да, он мне звонит. Он решил остаться в Воркуте. Дурак, правда? Хотя, у него тесть полковник, частью, что ли, командует. Я в этом ничего не смыслю.

– Если у него там всё хорошо, то почему нет?

– Он уже отпрыска себе завёл, – насмешливо фыркнула Зоя. Развалилась в неудобном кресле. Кинула на Алёну изучающий взгляд исподлобья. – А ты где живёшь?

– На данный момент, в Нижнем Новгороде.

– Круто.

– Наверное, – неопределённо проговорила Алёна.

– Конечно, круто. Не то, что в нашем Задрипинске.

– Я сама отсюда уехала, – сказала ей Алёна, заслышав завистливые нотки в голосе младшей сестры. – После детдома. Накопила денег, купила билет на поезд и уехала. И живу там, где хочу.

– Вижу, что живёшь хорошо.

Разговор Алёне не слишком нравился. Она даже вздохнула, с дивана поднялась и прошла к окну. А сестре сказала:

– Было непросто. Главное, надо понимать, чего ты хочешь.

– У тебя богатый муж?

Алёна обернулась, взглянула на неё с удивлением и в то же время со снисходительностью.

– У меня хорошая работа.

– А-а. – Зоя села ровно, закинула ногу на ногу и задумалась. – Здорово. Я бы тоже хотела хорошую работу. А лучше мужа. Хорошего и богатого.

– Я же говорю, нужно понимать, чего ты хочешь, – повторила Алёна.

Это разговор состоялся позавчера. Вышел каким-то скомканным, неловким, и совсем недолгим. Сёстры присматривались друг к другу, и говорили то, что не находило понимания в другой. Алёне было трудно общаться, а, может быть, банально не хватило желания хотя бы попытаться найти общий язык с младшей сестрой. Она её пугала, заставляла вспоминать и от этого в голове билась испуганная мысль, что она зря приехала, что зря решила воскресить прошлое, даже если из благих побуждений. И хотелось убежать.

Но, наверное, если бы поддалась тому самому детскому страху, и убежала ночью, не дождавшись похорон, всю оставшуюся жизнь корила бы себя и считала трусихой. А ей необходимо верить в то, что она смелая и уверенная в себе, чтобы жить, как прежде. Чтобы вернуться к работе, к Вадиму, и с лёгкостью разрешать проблемы, свои и чужие. Нельзя терять веру в себя, в свои силы, никак нельзя.

За разрешением на захоронение, всё же пришлось отправляться к следователю. Алёна потеряла несколько часов в здании Следственного комитета, успела насидеться в коридоре, насмотреться на мужчин в форме, они проходили мимо неё, деловые, с кожаными папками под мышками, посматривали с любопытством, Алёна даже переживать начала, может, она как-то не так выглядит, раз её с таким интересом рассматривают. Но она выбрала самое скромное и самое тёмное платье, что привезла с собой. Но, видимо, всё равно привлекала внимание.

Следователь, наконец, появившийся в своём кабинете, даже не извинился за то, что заставил ждать почти два часа. Зато принялся снова задавать вопросы, вроде и, не обращая внимания на то, что Алёна почти на каждый отвечает: «Не знаю».

– Я просто хочу похоронить мать и уехать, – сказала она, в конце концов. – У меня работа в Нижнем, семья.

– Понятно, – равнодушно кивнул усатый мужчина лет пятидесяти, не поднимая глаз от своих записей.

– Моя младшая сестра живёт здесь, время от времени она появлялась у матери дома. А я не встречалась с ней двадцать лет.

– Сестра вам что-нибудь рассказывала?

Подставлять Зою не хотелось, но и отнекиваться вряд ли бы получилось. Поэтому Алёна уклончиво проговорила:

– Рассказывала, что в квартире творился бардак. Мать пила, последние годы практически беспробудно. И меня эта информация совсем не удивила, если честно.

Следователь на неё посмотрел.

– И вы ни разу не приезжали в город за все двадцать лет?

Алёна всё-таки вздохнула, вздох вырвался сам собой.

– Меня не было в городе четырнадцать лет. Я уехала, когда мне исполнилось семнадцать. Окончила школу и уехала.

– Какую школу оканчивали?

Это очень напоминало допрос, и заставляло насторожиться.

– А в чём дело?

– Ни в чём, – спокойно отказался он. – Для протокола.

– Интересно, зачем вам для протокола моя биография?

– Алёна Викторовна, вы успокойтесь. Это стандартные вопросы. Школу там же оканчивали, в посёлке?

Алёна сверлила взглядом его равнодушное лицо, после чего нехотя ответила:

– Нет. С десяти лет я находилась на воспитании в местном детском доме. Мать лишили родительских прав в отношении меня. Тогда детей у неё было трое, я самая старшая, она не справлялась, и меня забрали. А двоих младших оставили с ней.

– Ясно.

– Что вам ясно? – разозлилась Алёна.

– Что ничего хорошего в вашем детстве не было.

Алёна невольно поморщилась. Негромко проговорила:

– Ценный вывод.

Мужчина, наконец, оторвался от своих записей, поднял голову и на Алёну посмотрел. Очень внимательно.

– Лицо мне ваше знакомым показалось, вот и заинтересовался.

Алёна примолкла, нахмурилась. Глаза в сторону отвела, хотя, делать этого не стоило, знала, что не стоило. А мужчина закрыл папку с делом, прихлопнул её ладонью. А Алёне сказал:

– Не надо нервничать, Алёна Викторовна. Я много кого встречал, много чего помню, профессия у меня такая. А тут всё совпало. Лицо ваше мне знакомым показалось, фамилия вашей матери… У вас ведь теперь другая фамилия?

Алёна смотрела на него, понимала, что её взгляд может казаться обречённым. Повторила:

– Я просто хочу похоронить мать и уехать. И больше никому ничего не напоминать. Себе в первую очередь.

– Город маленький, сами понимаете, – проговорил следователь. Алёне начало казаться, что он не просто интересуется, а проявляет чрезмерное любопытство. – Это вы сменили обстановку, изменили жизнь, повзрослели. Вам ни к чему помнить прошлое. И это правильно. А уж за то, что узнал, простите меня. Наверное, не стоило вам этого говорить.

– Наверное, не стоило, – согласилась она, сверля взглядом усатое лицо. А потом ровным голосом сообщила: – Я вас помню. Я не забываю людей. Вы работали с подростками.

Мужчина неожиданно улыбнулся. Кивнул.

– Долго работал. И хочу вам сказать, что у меня тоже хорошая память на людей, на лица. Это, простите, профессиональное. К тому же, большинство моих подопечных так и живёт в этом городе. С некоторыми даже пришлось разговаривать в этом кабинете. Но не так, как с вами, к сожалению.

– Вы считаете, что я тоже ваша подопечная? Насколько помню, наше знакомство ограничилось парой профилактических бесед.

– И, слава Богу, я вам скажу, Алёна Викторовна, слава Богу. Поэтому мне настолько приятно общаться с вами сейчас. Так что, уж простите стариковское любопытство. Больше не стану вас смущать.

Алёна глаза отвела, чувствовала тяжесть на душе. Негромко проговорила:

– Я не умею смущаться. Жизнь не научила.

Хотелось уехать. Господи, как же ей хотелось уехать из этого города. Алёна вышла из прокуратуры, остановилась на крыльце и сделала глубокий вдох. Это нисколько не помогло, было ощущение, что даже воздух в этом городе пропитан её бесконечным унижением и запахами её неудавшегося детства. Не сказать, что после стало проще жить, что билет на поезд что-либо изменил, в один момент сделал её удачливее и счастливее, но, по крайней мере, на ней не стало клейма детдомовки и дочери алкоголички. Алёна просто больше никогда об этом никому не говорила.

На следующий день состоялись похороны. Их даже скромными нельзя было назвать. У могилы стояли три человека, Алёна с Зоей, и тётя Маша, единственная, кто подумал купить цветы. Вся церемония заняла от силы двадцать минут. Крепкие мужички опустили гроб в выкопанную могилу, и принялись споро её закапывать, совершенно не удивляясь тому, что никто из присутствующих родственников не захотел проститься с умершей. Наверное, им было попросту некогда. Тётя Маша всё же промокнула платком глаза, для порядка пробормотала что-то жалостливое, соответствующее моменту, а после положила на образовавшийся холмик скромный букет. Алёна же все эти двадцать минут смотрела, в основном, себе под ноги и раздумывала о том, что не следовало надевать замшевые туфли на кладбище. Теперь они все в песке, а это на них скажется весьма пагубно. Рядом с ней стояла Зоя, молчала и жевала жвачку. На носу тёмные очки, руки сложены на груди, и расстроенной она тоже не выглядит.

– Ну, вот и всё, – вздыхала тётя Маша, когда они отправились назад, к поджидающему их такси. – Схоронили Тому. Алёна, ты же была у следователи, что он сказал? Найдут убийцу-то?

Алёна лишь пожала плечами, сказать ей на этот счёт было нечего, а вот Зоя зло усмехнулась.

– Они и искать не станут. Будто у них делов мало, алкашей да бомжей разыскивать!

Тётя Маша головой качнула.

– Нехорошо это, нехорошо. Надо бы найти.

Младшая сестра кинула на тётку выразительный взгляд.

– Тёть Маш, вы так говорите, будто мы чемодан потеряли. Вот чемодан может и нашли бы, и то… сомнительно. А тут иголку в стогу сена ищи. Алкашей этих – полгорода.

Алёна вышла на асфальт и потопала ногами, в надежде, что песок с туфель облетит. А тётке сказала:

– Вы установкой памятника сможете заняться? – И добавила: – Денег я пришлю.

– Конечно, Алёна, конечно. – Тётя Маша взяла её под руку, даже по плечу погладила. – Ты даже не переживай. Я всё сделаю.

– Спасибо.

– Девочки, а поедем ко мне? Посидим с вами, поговорим. Всё-таки надо по-человечески, поминки, хоть скромные. Посидеть.