Глава 6
Увольнение

Очень часто мы планируем начать новую жизнь с понедельника. Я не планирую, у меня вообще нет планов. Шагаю на работу – две сигареты без планов на день, неделю, год. Каждый шаг в сторону работы дается через «не хочу», как будто на ногах оковы с пудовыми гирями, все естество сопротивляется. А в голове раз за разом возникает взгляд босса, вызывая в душе очередную волну душевного озноба. Последние события изменили мое отношение к работе. Никогда не работала «лишь бы отстали», всегда на результат, а сейчас не хочется даже «на отвали», не просто не хочется, а приходится затрачивать все силы, чтобы хотя бы присутствовать на работе. Мне никогда не нужны были хвалебные оды и вымпелы ударника труда, достаточно было просто хорошего отношения. Всю свою трудовую жизнь работала с душой, с интересом, а сейчас просто остановилась и стою, как будто какой-то стержень, основу вынули. За двадцать лет на одном месте сродняешься даже со стенами, становишься частью не только коллектива, но и самого здания. Захожу в отдел… это не мой отдел, какое-то уже все чужое. Привычное жужжание техники не располагает к работе. Завариваю кофе и перетасовываю маски сладкой дурочки, тупого быдла, деревенской простушки и прочих персонажей, выбирая маску на сегодня. Любую – но ни в коем случае не показывать усталость и слабость, обиду и боль. Делаю над собой невероятное усилие и направляюсь на разговор с начальством. Застаю босса и его зама за утренним чаепитием.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало, здороваюсь. В ответ получаю кивок головы зама.

– Доброе, Кира. Ты чего хотела? – любопытствует начальник.

– Босс… – У меня происходит заминка, а потом, закусив удила, с отчаяньем самоубийцы, уже сделавшего шаг из окна Москва-Сити. – Босс, я вчера подходила к Миронычу с вопросом о поездке на базу. У нас действительно накопился ряд вопросов, которые надо там решить. Есть неточности и расхождения, надо найти ошибки. Мироныч сказал, что у нас все в порядке и никуда ехать не надо, – при этом, не стесняясь, смотрю прямо в глаза Миронычу. В данный момент у него нет спасительного капюшона, которым можно прикрыть глаза.

– Я такого не говорил, – с абсолютной верой в свои слова заявляет он. Что ж, очередная волна выборочной амнезии, удобной для него. Пусть. И тут меня прорвало. То, что было очень страшно сказать, но надо, само срывается с губ:

– Я просто решила увольняться, не хотелось бы вот так уйти, оставив что-то недоделанным.

– Хорошо, поезжай, – соглашается со мной босс. Но в его взгляде удивление, он явно не ожидал, что я решусь уволиться. Мироныч не то чтобы не ожидал, он не верит. Мне это уже не важно, я сделала свой выбор, сказала то, что должна была сказать. Мир не рухнул, и даже земля не ушла у меня из-под ног. Только очередная волна удушья и озноб, идущий из души, добрались до сознания. Сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладошки, только бы не показать свои чувства, не проронить ни капли эмоций. Разворачиваюсь и выхожу. Тело не очень слушается, а в голове какой-то винегрет. Открываю соседнюю металлическую дверь и вытаскиваю некурящую Машку на перекур. В курилке сбивчиво и не очень внятно пересказываю сегодняшний поход к руководству и последствия моего выступления. Три сигареты за раз, с глубокими затяжками – немного отпускает, тело начинает адекватно реагировать на импульсы мозга, но больших изменений пока нет.

Каждая поездка на базу – как мини-отпуск. Во-первых, я избавлена от поездок в общественном транспорте. Машина – мой маленький мир, обустроенный под меня. Мое пространство. Возможность в любую минуту прикурить сигарету или сделать глоток кофе без опасений, что в самый неподходящий момент пихнут в бок. Музыка под настроение, исполнитель и громкость звучания на мой выбор. Жизнь гораздо яснее и четче через окно лобового стекла, нежели аквариумного стекла автобуса. Еду, наблюдаю за происходящим вокруг. Солнце скользит по крышам домов. Оно не цепляется за шпили башен, а спешит подняться выше, набрать силу, чтобы осветить мир. Зимнее солнце не может растопить снег, оно морозно, его лучи еще не жгут глаз, они просто светлы. Солнце разбрызгивает в жизнь золотую пыль. Мир превращается в огромный кусок янтаря, в котором почему-то не застыло время, в котором продолжается жизнь с движением, поступками, мыслями, чувствами. Живой кусок янтаря. Спешу на работу, нога прижимает педаль газа, а сама вспоминаю похожий день, когда мир тоже был бесценным, причудливым янтарем. Янтарь с вкраплениями чувств, трещинками эмоций, причудливыми формами жизни, дарящий и благодарно принимающий тепло души. Движение времени, океан жизни шлифует кусочки янтаря, доводя до совершенства солнечный камень – камень, в котором живет душа.

Во-вторых, вроде бы и работы не меньше, а то и больше, но дела там спорятся, легче работать, нет массы раздражающих факторов. Сижу в каптерке «папы Карло», в окно светит солнышко, попутно из щелей залетает сквозняк, аж небольшой флажок на столе развевается.

Оказывается, это великое счастье – спрятаться от всех и сидеть делать свою работу, чтобы никто не дергал.

Делать то, что понимаешь, знаешь и любишь, трудиться в свое удовольствие. Я почти забыла, каково это. По всей видимости, и о московских пробках успела позабыть, полностью погрузив себя в работу. Дороги, магистрали, шоссе. Пишу письмо шинами автомобиля.

Асфальт – чистый лист жизни. Сплошные – разделение жизни на «до» и «после», прерывистые – попытка свернуть в другую сторону. Мигающие светофоры – дежурящие постовые. Театр начинает свое представление. Мой помост – асфальт дорог, мои софиты – уличные фонари. Каждый поворот руля – это импровизация. Сколько же тут актеров. Каждая машина играет свою роль. Вот прилежный семьянин спешит домой, припозднившись с работы, лицо усталое, мысль одна – добраться до дома и спать, не слушать бесконечный монолог жены, молча, тупо проглотить макароны с сосиской и спать. Его Nexia, как он считает, едет быстро, но крайне осторожно – включен автопилот мысли о доме. На самом деле, на скорости 50 км/ч в левой полосе не катаются. Мимо проносится Mazda – музыка бьет гейзером из каждой щели – подмосковная молодежь куражится. Движение по клубам с целью набрать побольше очков в понтовости и закадрить побольше телок. А вот новенький Lexus с новомодными примочками проносится мимо, стараюсь держаться подальше от «золотой молодежи», ведь игра в пятнашки до добра не доводит. Большой черный джип – весьма представительный господин в дорогом костюме с бандитской физиономией ведет серьезную беседу по сотовому, а ведь мне казалось, что лихие девяностые прошли, ан нет – они перетекли вот в таких господ. Выражение лица: ему все кругом должны, и на дорогах в том числе, так что не стоит утруждать себя включением поворотников. Обгоняю тонированную шаху – хатчмобиль. Но тут все ясно: хотите получить адреналин в кровь – пользуйтесь услугами арбузных баронов. Москва – разношерстная столица, и на помостах асфальта играют разнообразные актеры. В Москве не бывает пустых дорог, где-нибудь, да встанешь в пробке. Добралась до центра – стою в пробке, наблюдаю за жизнью. Вот две машины с мигалками не могут разъехаться на разделительной полосе. Забавно.

Кругом огни, вот они, белые ночи Москвы. В центре не бывает ночей, тут вечный день и вечный праздник. Дорогие магазины, дорогие машины, дорогие люди. Внутри рождается отторжение этой дорогой жизни. Нет злобы, раздражения, просто неприятие огней мигалок и магазинов. Еду дальше. Из-за новых домов «Барби» выглядывает угол старого здания с одиноким окном в глухой стене, и душу заполняет тоска по Питеру.

И вот мечта о Питере осталась позади. Из толпы пешеходов взгляд выхватывает человека. Просто человека. Без гламурного лоска, обыкновенного, буднично одетого. Он бодро шагает в сторону метро. Провожаю его взглядом, рассуждая о том, кем бы мог быть этот человек. Примеряю на него маски и слепки разнообразных персонажей, специальностей, личной жизни. Толпа пешеходов отдала почести полосатой «зебре» и прошествовала дальше, по своим очень важным делам. Опять парад мигалок, и все жмутся, пропуская тонированные стекла, за которыми прячутся «слуги народа». Тормоз – газ машинально, дорога домой на автопилоте. Бреду сквозь вязкую реку пробок. Лицо озаряется красным огнем стоп-сигнала впереди стоящей машины. Кругом огни. Подмигнув в ответ мигающей стрелке светофора, наконец-таки вырвалась из сонного царства пробки.

Пару минут спокойного движения, и вот я ставлю автомобиль на сигнализацию – мое выступление на сегодня окончено.

Глава 7
Азбука

Через две недели рапорт на отпуск с последующим увольнением со всеми подписями и визами лежит в отделе кадров. Свобода. Но осталось еще одно дело. Длинный, затянутый в узел бесконечности сквер. Он настолько нескончаем, что, бредя по заснеженной аллее, я окончательно тону в своих тараканьих мыслях, вороша квинтэссенцию памяти.

Ставя подпись в свидетельстве о регистрации брака и счастливо улыбаясь выбранной половинке, а также родственникам и друзьям, столпившимся у ЗАГСа, люди, как правило, не планируют завести себе любовниц или любовников. Такой поворот не вписывается в наши планы. Все происходит случайно, без расчетов и планов. Связь на стороне от семьи… у всех, наверное, это происходит по-разному, у всех, впутавшихся в подобные истории, свои причины. Кто-то, неудовлетворенный количеством и качеством секса, заводит интрижки, разбавляя привычность семейной постели и пополняя свой сексуальный опыт. Кому-то просто не хватает общения, понимания и поддержки, для них это маленький тайм-аут от постоянного выноса мозга или вечного брюзжания их второй половины, их маленькое тайное убежище. Для кого-то это попытка разбавить пресность семейного быта, вспомнить почти забытые ощущения влюбленности, когда способен на чудеса. У каждого свои сказки для двоих. Любовники для тела, для разума и для души. Говоря «любовники», мы забываем про суть этого слова. Все же производная в нем – любовь. Есть сексуальные партнеры, есть друзья, а есть любовники. Любовники – страна зазеркалья, где живут охотники за иллюзиями, ловцы миражей, вечные пилигримы парков и кафе, визитеры гостиничных номеров и съемных квартир, коммивояжеры с ключами от дверей в никуда. Любовь на пару часов. Любовь с секундомером в руке. За отмеренное администратором время успеть все, прожить маленькую жизнь. Отдать все, получить все – на износ души и тела. Танец рук, слиянье душ. Любовь взахлеб, переступая черту. Однажды я тоже стала одной из тех, про кого поется в песне: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино…» Такой же ловец иллюзий, пытающийся поймать свое счастье и привести к равенству неразрешимую задачку со всеми известными.

На свете существует несметное количество программ, сайтов, ресурсов для общения людей. Мы впускаем их в свою жизнь, развлекаем себя в рабочее время видео- и фото-спамом, тратя вечерние часы, проведенные дома; при общении с друзьями мы тоже частенько заглядываем в телефон. Мы создаем свой мирок, играем, живем в нем. Через смайлики передаем эмоции, как азбуку Морзе, отбиваем чувства. Через мерцание экрана пытаемся разглядеть родную душу. Интернет – это мир, мир человеческих иллюзий. В каждом человеке свой мир. Мы действительно рисуем его себе и в нем живем. Рисуем огромные мегаполисы, когда нам одиноко, обволакивая себя сотнями контактов из сети. Создаем маленькие заброшенные домики в горах и сбегаем туда, когда есть родственная душа, и разговор переходит в приват. Когда нам грустно и плохо, там идет снег и тихо ложится на опавшие и заблокированные контакт-листы. Мы замерзаем, и пальцы сводит от холода. Но стоит услышать доброе слово, и снег перестает валить хлопьями, а на горизонте встает солнце – теплое, ласковое, нежное.

Когда тянет на размышления, там идет дождик, и мы бредем куда-то, думая о своем, не обращая внимания на случайные запросы авторизации. Восторг, восхищение – солнце обжигает кожу. Это целый мир. В таком мире иллюзий я познакомилась с человеком, который стал для меня очень многим в жизни. Он первый прислал сообщение: «Привет, пернатая». Аватарка девочки с черными крыльями подсказала ему правильное обращение ко мне.

Он заглянул на сайт знакомств от нечего делать, немного отвлечься от рабочего процесса, без цели найти кого-нибудь, просто поболтать. Наша ни к чему не обязывающая болтовня переросла во что-то большее, чем случайное знакомство. Мы, как два магнита, на космических скоростях притягивались друг к другу, нас обоих все больше и больше затягивал водоворот отношений. Через полгода каждодневной переписки, все более открытой, раскрывающей душу, я стала замечать, что, читая его письма и сообщения в сети, чувствую его дыхание у себя за спиной, он был рядом, очень близко, а я боялась обернуться, чтобы не спугнуть этот мираж. Понимая неизбежность притяжения, мы вышли из мира интернета в реальность.

Он оказался простым человеком, с непростыми серо-голубыми глазами, меняющими свой цвет от погоды или настроения. Дмитрий Волков, Митька, Сказочный зверь, Чернослив и еще куча нелепых прозвищ. Я влюбилась, влюбилась окончательно и навсегда. Полюбила и приняла. Я никогда не идеализировала его. Всегда принимала таким, каким он был, со всеми достоинствами и недостатками, принимала полностью и безраздельно. Он уходил от меня, сославшись, что ему тяжело разрываться между мной и женой, но, наверное, все же это была отговорка, хотя… не знаю… Главное, что потом он все равно вернулся.

Недавно наткнулась на нашу с ним переписку многолетней выдержки. Письма длиною почти в четверть жизни. Терабайты переписки, тонны эмоций всех видов; километры чувств почти всех сортов; пучки фраз; поштучные, авторской работы, слова. Колоссальный объем всего невозможного. Что-то отправлялось ему, что-то откладывалось в стол, что-то зарывалось на дно сундука. Открыла крышку, перетряхнула скопившуюся писанину… рукописи не горят, и писанина тоже не горит, она истлевает от времени, становясь трухой и прахом. И все же я храню. Пересыпаю осколки нашей переписки из ладони в ладонь, какие же они… как будто не отсюда, не про нас, вытаскиваю переписку наугад, хаотично и без разбора, даже не пытаюсь, не хочу собирать их в единое целое. Память в чистом виде. В памяти всплывают строки нашей старой переписки.

Волк: «Уже соскучился… ты мне и правда нужна… я не знаю, как тебе объяснить это… чудо мое… глюпый ты мой птиц… мне нравится быть с тобой и ощущать тебя рядом… у нас все будет хорошо…»

Глип: «Не знаю, что будет, но от твоего письма… Как-то сразу тепло становится. Что-то внутри сжимается, и душа согревается. Такая нежность просыпается. Я сейчас вспомнила, что могу свернуться в маленький комок перьев и угнездиться у тебя в ладошках. Как же в них дивно. А если будешь плохо себя вести, могу даже клюнуть тебя пару раз))). Я вредный ведь птиц!»

А вот последнее письмо, отправленное ему:

«Привет, Митька, мое с кисточкой тебе и просто трям.

Думаю о тебе… ты сейчас далеко. Скучаю? Странное оно, это слово… «скучаю» – пробую это слово на вкус… оно похоже на резиновый мячик, оно так же упруго и так же бойко язык отскакивает, как мяч от стены. В нем нет мягкости. «Скучаю» – не мое слово… моя жизнь не дает мне никаких шансов на скуку, все как-то некогда. «Скучаю по тебе…» – размазано розовыми соплями мимишных смс – вина человечества, слишком затаскано. Только когда вижу тебя, когда ты рядом, до меня начинает доходить вся нехватка тебя за прожитое время, и я начинаю сразу же впитывать тебя, платой за уже истекший период времени и немного авансом про запас. Кутаюсь в мысли о тебе… ты всегда рядом… Память моя – погружаюсь в теплую негу воспоминаний о тебе, прикрываю глаза и снова оказываюсь… череда гостиничных номеров и квартир, калейдоскоп интерьеров, но это все фон, это все неважно… там есть ты… Всегда помню твои глаза, затем по спине пробегают мурашки – помню твои руки, прикосновения, а еще твое дыхание, голос… десертом вспоминаю твою улыбку, она у тебя такая настоящая… помню тебя. Теплая волна… Нежность моя – все так же с закрытыми глазами тянусь к тебе, чтобы отдать все то, что рождается в душе, но что невозможно в полной мере понять и облечь в слова…

Самое удивительное то, что, несмотря на безумные события дней, ты все равно где-то на подсознательном уровне присутствуешь, и мысль о тебе успокаивает сознание. Некоторые дамочки носят в кошельках фотографии своих близких… никогда не понимала этого… Зачем? Ведь ты… Мне не нужна твоя фотка в кошельке, у меня есть гораздо больше, чем выхваченная фотоаппаратом секунда жизни, глубже, чем кошелек с разменной мелочью… ты настоящий… во мне, в душе, в сознании, «под кожей». Не умею складно говорить, но смею надеяться, что ты понял, что я хотела сказать. А еще очень греют твои письма… пусть пара строк, но… так тепло от них… – улыбаюсь. Ну вот… немного выдохнула, теперь с чистой совестью можно пойти в душ и смыть с себя остатки этого дня, а затем броситься под одеяло и, закрыв глаза, вспомнить тебя… и только после этого со счастливой улыбкой заснуть».

Неспешно бреду на свидание, а мысли – как разноцветный клубок ниток, перепутанный каким-то зверьком. Обрывки наших встреч, наших писем, нашей жизни. «Мой?» – и в ответ чуть заметная улыбка в уголках губ; прикрытые глаза в знак согласия. Со священным трепетом произнести сокровенную фразу «мой Митька». Начиная слово, губы слегка сжимались в нерешительности, в боязни спугнуть чудо, а затем выплескивались все чувства, вложенные в такое простое и обыденное слово «мой». «Мой» – спелая лесная малина: «м» – придавливаешь ягоду и чувствуешь сладкий сок, «о» – маленькие косточки шероховато перекатываются языком, «й» – то протяжное, сладкое послевкусие, остающееся в памяти. Буквы, слова… все они рождены нашими встречами, нашей жизнью. Это азбука, выведенная рунами на наших линиях жизни.

А – Август. Месяц, в котором он вернулся ко мне. Обретенный мною конец августа. Вдрызг пьяный август. Мы сидели и пили с ним коньяк на кухне, болтали о какой-то чепухе и смеялись, но где-то там, где вертится веретено человеческих судеб, уже все было предрешено, наши линии жизни снова переплелись. Мы пили коньяк, и он был рядом в этот августовский, такой нереальный вечер.

Б – Башенки. Маленькая кухня в пятиэтажке, за окном башенки отремонтированного дома. Наш с ним спор на желание по поводу этих башенок. Так и не исполненное им и не загаданное мною желание. Близость – от истоков души древней вязью бежит по венам, прорастая в узорах ладоней, сплетаясь в единый орнамент при соприкосновениях рук.

В – Волк. Ворона. Из букваря высунулась морда сказочного волка. То ли ворона его взъерошила, то ли воробей его взлохматил, но, клацнув зубами, волк помчался по своим очень важным волчьим делам. Так уж сложилось, что одно из обращений в письмах к нему был этот зверь – его аватарка. Ворона – одно из его обращений ко мне, рожденное также из моей аватарки – девушки с черными крыльями. В