Цитаты из книги «Дети взрослым не игрушки»

Дружба требует сил, времени, терпения, компромиссов. Чего-то из этого набора не было в наличии, что-то — не очень хотелось тратить. Почему я должна?

Ритуалы снижают тревожность, «сбрасывают» психомоторное напряжение с коры головного мозга. Значит, мы создаем частные, семейные или личные ритуалы. Для нас и для наших детей.

Однако если этой тревоги слишком много, то движение и действия, да и сама жизнь и развитие здорово затруднены

если я ни о чем не тревожусь, то зачем мне куда-то идти и вообще что-либо в своей жизни менять? Сижу и радуюсь. Но как же тогда развитие? И какая может быть радость, если в моей жизни ничего не происходит? А если все-таки начинает происходить, то тут же скачком возрастает неопределенность. А неопределенность вызывает тревогу и напряжение… И так по кругу. Тревога как двигатель развития. Ага.

По постоянной обязанности: вот деньги на неделю, твоя обязанность, чтобы в доме был хлеб. Или твоя обязанность — выносить мусор или гулять вечером с собакой (важно: если он хлеб вовремя не покупает, мусор не выносит или с собакой не гуляет — этого не делает никто, то есть вся семья сидит без хлеба, зарастает мусором и собака писает в коридоре). Когда дети в происходящее в жизни родителей не вписываются (Алена и Денис вечером пьют кофе и вдвоем беседуют на кухне или идут в филармонию на серьезный концерт), дети предоставлены сами себе — выбирают развлечения из известного им списка, придумывают их сами, кооперируются между собой, привлекают к выдумыванию и реализации своих друзей и т. д. Когда у родителей есть время и желание, оно прямо озвучивается:

Просто жить своей жизнью, по возможности вписывая в нее детей. Дети присоединяются к происходящему по желанию: крошка, я сейчас подметаю пол, хочешь, дам тебе маленький веничек?

небезобидны, но до этого до поры до времени опять же никому не было никакого дела. Однако впечатлений нам, конечно, очень не хватало. Наша речь была очень бедна, мы носили в карманах кучки всякого мусора и часто его перебирали, мы делали в земле «секретики» из осколков чашек с узором и потом совместно ими любовались, мы видели лица и зверей в рисунках на обоях и часто смотрели на небо. Если кто-то из взрослых вдруг обращал свой неформальный интерес в нашу сторону и соглашался с нами поиграть или по-человечески поговорить — мы радовались несказанно, и все сказанное и сделанное им отпечатывалось в наших мозгах как записанное на скрижалях. От ярких руководителей хороших ленинградских кружков фанатели поколениями и помнят их всю взрослую жизнь. Уже будучи студентами, мы читали почти все выходящие в «Академкниге» новинки, независимо от нашей собственной специализации. Все это по науке называется «сенсорная депривация», а если попросту — недокормленные мозги. Сейчас, как вы наверняка понимаете, ситуация кардинально изменилась. Дети оказались в центре родительского внимания и никак не могут пожаловаться на недостаточность окружающего их информационного поля.

Все это по науке называется «сенсорная депривация», а если попросту — недокормленные мозги.

Когда были маленькими я и мое поколение, взрослые практически обращали на нас внимание только в тот момент, когда с нами что-то происходило: мы заболевали, разбивали коленки, влезали в драку, ревели и т. д. В остальное время они жили своей жизнью, а мы находились как бы ниже уровня их взгляда. Никому не приходило в голову нас развлекать или развивать. Из массовых традиций было только чтение детям вслух, но с началом школьного обучения и оно прекращалось. Мы, естественно, воспринимали все это как норму и очень рано научались развлекать себя сами. Некоторые наши развлечения были сомнительны и

«синдром перепривации». Слишком много всего. Ничего больше не хочу, ничего не интересно.