– Служба ужасна сама по себе и не важно, кто твой хозяин! – горячо воскликнул Елизар. – Ты становишься бесправным слугой и исполняешь все приказы господина! А они бывают не самыми легкими и не самыми приятными. Проще говоря, твою магическую силу нагло используют в своих целях! А уж с таким хозяином, как Всеволод, Воронцову и надеяться нечего на счастливый исход своей службы. Я с ним, правда, не знаком, но говорят, что Всеволод считает так: если уже не можешь выполнять приказы, то просто передаешь ему все свои силы, а там уж с тобой будь, что будет! Удивительно бесчувственная личность!

«Кто бы говорил!» – подумала Обломова, глядя на Ваню, которого разговор Лизы и Елизара приводил в состояние, близкое к истерике.

– Все будет хорошо! – постаралась приободрить мальчика Лизавета, взяв его за руку.

– Я бы не был в этом так уверен, – авторитетно заявил Елизар, не обратив внимания на раздраженный взгляд Обломовой. – И по мне, так пускай себе Воронцов еще хоть год свои проблемы решает! Пока его нет – я на свободе.

– И тебе не жалко маму? – воскликнул Ваня, устремив на Елизара свои большие честные глаза.

Юноша покачал головой и произнес, возможно, даже искренне:

– Нет, Настеньку мне действительно жаль. Она всегда такая милая… Старалась почаще со мной поговорить… Пока некая девица не устроила себе рядом со мной рабочее место и, чтобы не травмировать ее психику, Настя, при ней со мной не общалась!

– Но ты же не мог разговаривать, пока был на картине! – возмутилась Лиза незаслуженным упреком.

– Мог! И слышал все прекрасно! Просто при тебе мне разговаривать не разрешалось. И поэтому из-за тебя мне не хватало общения.

Лиза открыла рот, собираясь сказать, что она развлекала порой Елизара своими монологами и обращенными к нему риторическими вопросами, но юноша, поняв ее, перебил, поясняя:

– Общения с нормальными людьми, Обломова. А Настенька такая чудная женщина… Из всех жен Воронцова она – самая лучшая на моей памяти. И что это вы смотрите так удивленно? Егору шестьсот лет! Не думаете же вы, что это его первый брак? Я знал восьмерых мадам Воронцовых, а уж, сколько их было до меня – не могу сказать. И все время его тянет на простушек – ни одной волшебницы! Наверное, потому что те долго живут и успевали бы надоесть…

– Елизар, заткнись! Не желаю слушать твоих рассуждений о браке. Нельзя тебя как-нибудь запихнуть обратно на картину? – Лиза казалась уставшей от болтовни и развязности юноши.

– Нет, Лизавета Александровна, вам от меня избавиться не удастся! Кроме Воронцова меня туда никто не загонит, – Елизар нагло улыбнулся.

Он был доволен свободой, доволен собой и чувствовал себя почти королем по сравнению с, ничего не смыслящей в колдовстве, Лизой и, ничего еще не умеющим, Ваней. Чувство собственного превосходства излучалось каждой клеточкой тела Елизара, и на лице его играла самодовольная улыбка. Правда, это продолжалось только до тех пор, пока юноша не заметил, светившееся во взгляде Обломовой, понимание.

– Чего это ты на меня так смотришь? – настороженно покосился на девушку Елизар, отодвигаясь от нее подальше.

– А я все поняла! – широко заулыбалась Лиза. – Ты, так же как Егор, вляпался в неприятную историю много лет назад! Я права? Конечно, я права! И оказался должен господину Воронцову. И сколько тебе нужно ему прослужить? Ой, не отвечай! Кажется, я догадываюсь – триста лет, верно? Ага… Но что ж ты на картине делал? Неужели так достал Егора, что он не выдержал и запрятал тебя на портрет? Хотя я его понимаю… И теперь ты, милый Елизар, словно джин из бутылки! Сидишь годами без дела, а как понадобилась твоя помощь – пожалуйте! И правда, почему тебя не запихнули в бутылку или в лампу? Хотя бы глаза не мозолил своим смазливым личиком!

Елизар бледнел все больше и больше, и уже сравнялся по цвету с потолком, когда Ваня решил прервать, сочащуюся ядом отмщения, речь Обломовой:

– Лиза, если Елизар сейчас снова начнет за тобой гоняться, я его останавливать не стану, – на возмущенный взгляд девушки Иван насупился и пояснил: – Ты говоришь очень обидные вещи. Ты ничего в этом не понимаешь!

Лиза, оскорбленная уличением в невежестве со стороны девятилетнего ребенка, вскочила на ноги и, ткнув пальцем в бледное, но уже принимающее обычное язвительное выражение, лицо Елизара, воскликнула:

– Он первым начал! Он издевался надо мной, как только мог в течение полугода. И вот когда мне представился случай ответить ему тем же, мне не дают и слова сказать! И это ты, Ваня – мой друг! Я вообще ушла бы от вас, если бы не мое гипертрофированное чувство ответственности! Мне не нравится все это колдовство, я ничего не понимаю, я переживаю! Мне не нравишься ты, Елизар! Нет, правда – картиной ты был лучше. Хотя бы не разговаривал. Но поскольку я не могу бросить беспомощного ребенка то, разумеется, останусь здесь. И попрошу вас, господин Елизар, быть поуважительнее и оставить ваши хамские манеры!

Елизар тоже встал на ноги, скрестил руки на груди и, приблизившись к Лизе, навис над девушкой, насколько позволял его не самый высокий рост:

– Знаешь, что, Обломова? Посмотрел бы я на тебя на моем месте! В конце концов, я имею право отвести душу после долгих лет заключения! А что касается хамских манер, Лизавета Александровна – на себя бы посмотрели! И, между прочим, ты мне не ровня и я могу задирать нос, сколько хочу, и так высоко как мне вздумается!

– Не ровня ему! Вы только послушайте! Ты – зазнавшийся самовлюбленный антиквариат! Я буду злорадно смеяться, когда Егор отправит тебя обратно на холст!

Лиза тыкала тонким пальчиком в грудь Елизара, пытаясь, вероятно проткнуть ее насквозь. Елизар раздувал ноздри и свирепо глядел на девушку, в то время как от его волос отлетали синие искры, парочка которых прожгла крохотные дырочки на майке Обломовой. Ваня со скучающим видом наблюдал за взрослыми, но глупыми друзьями, доставая из кармана волшебную палочку. Улучив момент, когда Лиза замолчала, а Елизар еще не начал ей отвечать, а потому на мгновенье наступила напряженная тишина, мальчик негромко сказал насмешливо:

– Смею напомнить, что у меня есть волшебная палочка, и если вы двое не хотите превратиться во что-нибудь противное то вам лучше успокоиться.

Лиза вспыхнула (и в прямом и в переносном смысле, так как помимо того, что она густо покраснела, так еще и майка на ней все-таки загорелась), Елизар презрительно скривился и отвернулся, даже не пытаясь затушить, загоревшуюся его стараниями, одежду на взвизгнувшей девушке. Ваня направил на Обломову волшебную палочку, и майка тут же перестала тлеть, а все дырочки на ней затянулись.

– Даже не знаю, как я выдержу с вами целую неделю! – сокрушенно покачал головой Иван и, глядя на его серьезное лицо, ни Лиза, ни Елизар не удержались от улыбки.

Глава восьмая, в которой Лиза и Елизар почти находят общий язык, а Ваня решается на отчаянный поступок

Часов в шесть вечера Лиза, скрепя сердце, оставила несчастного Ивана на попечение безответственного Елизара и отправилась домой, чтобы забрать кое-какие вещи, да еще заглянула в магазин, накупив провизии на недельку на деньги, заботливо оставленные Егором на ее рабочем столе (и когда успел?). Перед отъездом Обломова очень серьезно посмотрела на, провожавшего ее до двери, Елизара и строго спросила:

– А ты не сбежишь в мое отсутствие?

Елизар саркастично улыбнулся и заверил девушку:

– Я не могу покинуть дом из-за приказа Воронцова. Так что не переживай.

Лиза кивнула и, успокоенная, отправилась по своим делам. По дороге домой девушка размышляла над тем, где она ляжет спать, и пришла к выводу, что займет очень удобный диван в гостиной – там, к тому же, был телевизор. А Елизар пусть отправляется в кабинет Егора – пускай слоники будят его в два часа ночи, трубя в свои хоботы, а кукушка совьет гнездо из его, а не из Лизиных волос! Вернувшись к десяти вечера, нагруженная пакетами с продуктами, девушка обнаружила Елизара развалившимся на диване перед телевизором, а Ваню – запершимся в своей комнате. Обеспокоившись состоянием мальчика, Лиза попыталась было через дверь произнести одну из успокаивающе-наставительных речей, позаимствованную из репертуара Воронцова, но Ваня мягко, но твердо прервал Обломову, попросив оставить его в покое. От предложенного, через полчаса ужина мальчик также отказался, заявив, что он вообще уже лег спать. Лиза, не найдя в подобном поведении ничего подозрительного, перестала беспокоить ребенка и больше в его комнату не стучалась.

Елизар, в отличие от младшего Воронцова от еды не отказался и с независимым видом уселся за стол, как только услышал об ужине. Юноша милостиво позволил Лизе подать ему наполненную едой тарелку и налить теплого молока, что девушка делала лишь из вежливости, без какого-либо удовольствия, к удивлению Елизара. Лиза села напротив юноши, строившего недовольные мины в процессе пережевывания пищи. Обломова старательно игнорировала недовольство Елизара, и не нарушала молчания, царившего за столом. Через пару минут Елизар все же не выдержал и спросил капризным тоном:

– А на ужин у нас только это?

Юноша поднял на уровень своих глаз, подцепленные на вилку, длинные макаронины и уставился на них так, будто это были не макаронные изделия, а слизняки, неизвестно откуда взявшиеся в его тарелке.

– Это – макароны, господин Елизар. А если вы хотите чего-то еще – приготовьте сами.

– Жестокая женщина, – прошептал Елизар, сокрушенно качая головой.

Вновь воцарилось молчание. Елизар сидел прямо, ловко орудуя ножом и вилкой, аккуратно пережевывал пищу и не ставил локти на стол. Лизе не хотелось ударить в грязь лицом и она всеми силами старалась вести себя не менее прилично, чем ее сотрапезник. Ужин протекал в приятной для обоих молодых людей, не питавших друг другу в данный момент дружеских чувств, отчужденно-чопорной обстановке. Лиза видела, что Елизар удивлен и недоволен тем, что из напитков ему предложили лишь молоко, но ничего не сказал и выпил всю чашку. Покончив с едой, Лиза составила посуду в посудомоечную машину и, на волне хорошего настроения, довольно любезно предложила Елизару кофе. Юноша столь же любезно согласился и даже позволил себе улыбнуться чуть менее ехидно, чем обычно, что Лиза приняла за явный признак улучшения отношения к ней молодого человека. А шоколадное печенье к кофе окончательно растопило ледяную стену между упрямой, но доброй Лизой и надменным, но – где-то в самой глубине души – милым Елизаром.

– Чем вы тут занимались, пока меня не было? – поинтересовалась Лиза, подсыпая еще немного печенья в вазочку.

Елизар пожал плечами и потянулся за конфетой. Лиза мысленно улыбнулась, заметив, что с помощью сладкого самовольным юношей, оказывается, можно легко управлять – после парочки конфет настроение Елизара стремительно приближалось к самой высокой отметке.

– Ничем, – ответил юноша. – Просто болтали, пока Ванька не ушел к себе.

– О чем болтали?

– Ой, да ты все равно не поймешь! – отмахнулся Елизар, слегка улыбнувшись. – Ты же в магии полный профан!

Лиза обиженно вздохнула, но поспорить с этим утверждением не могла, поэтому решила перевести разговор на другую тему.

– Ты наелся?

– Да. Благодарю, – Елизар удовлетворенно кивнул. – А ты собираешься мыть посуду?

– А почему, собственно, я?! – возмутилась Лизавета.

– Кто из нас женщина? – задал риторический вопрос Елизар, отставляя в сторону, пустую чашку.

Лиза ухмыльнулась:

– Женщина, конечно, я. А благодаря твоему вопросу, мы еще и узнали, кто из нас шовинист.

– Пф! – Елизар в ответ только и сделал, что фыркнул, но Лиза сильно подозревала, что юноша просто не знает значения слова «шовинист».

Обломова улыбнулась и просветила собеседника:

– Если хочешь знать, то существует потрясающее чудо техники, называемое посудомоечной машиной, которое без моей помощи перемоет всю грязную посуду.

– Даже так? – удивился Елизар. – Ну, что ж, ладно. Тогда, можешь отправляться спать. Только… Слушай, Обломова, за Ванькой стоит внимательней присматривать.

Голос юноши и его взгляд были серьезны, и в душе Обломовой поспешила расцвести тревога.

– Что ты имеешь в виду? – забеспокоилась Лиза и подалась вперед, склоняясь над столом и понижая голос. – Думаешь, с ним тоже могут что-нибудь сделать? Как с Анастасией?

Елизар поморщился, недовольный тревожным выражением лица Лизаветы, и отмахнулся:

– Я не о том. Конечно, с ним могут что-нибудь сделать, но только если его папаша опять окажется не в состоянии справиться со сложной ситуацией. И, конечно, мальчишке куда сложнее навредить, чем Насте. Не забывай, что Иван волшебник, и будет достаточно силен через пару десятков лет. Если доживет… Не делай ты такие круглые глаза! Того и гляди выскочат и по полу покатятся… – Елизар усмехнулся, глядя на, расширившиеся от страха за Ваню, глаза Обломовой. – Я хотел сказать, Лизавета Александровна, что нужно присмотреть за Ванькой, потому что он сам что-то задумал. Как бы чего не выкинул…

– Что, например? Если ты серьезно опасаешься неосмотрительных поступков с его стороны, то мы, конечно, можем запереть его в комнате. Снаружи, – добавила девушка, – так как изнутри он уже сам заперся.

– Я уже это сделал, – сказал Елизар и, достав из кармана ключик от Ваниной спальни, помахал им перед Лизой.

– И не посоветовался со мной?! – возмутилась девушка, пытаясь отобрать ключ, но Елизар быстро спрятал его обратно в карман.

– А почему я, собственно, должен был это делать? – пожал плечами юноша. – Присматривать за мальчишкой оставили меня, а ты здесь для того, чтобы мы не умерли с голоду.

– Ааа… Ну ладно. Тогда только ты и будешь нести ответственность, если с Ваней что-нибудь случиться. И не смей меня к этому приплетать. Тебе приказали – ты и присматривай за ребенком, – Лиза решительно поднялась из-за стола. – Я иду спать. Выключишь на кухне свет, когда будешь уходить.

Лиза вышла из-за стола, вырвала из рук Елизара пустую чашку, которую он перекатывал в ладонях, отправила ее в посудомоечную машину и, запустив сие чудо техники, гордо удалилась в гостиную.

Стянув с себя джинсы, девушка улеглась на диване и закуталась в мягкий клетчатый плед. Несмотря на полный тревог и волнений день, у Обломовой не наблюдалось бессонницы – впрочем, она всегда спала очень хорошо. Щелкнув пультом телевизора, Лиза нашла какой-то музыкальный канал и стала засыпать под звуки поп-музыки. Последней мыслью, посетившей ее перед тем, как сознание радостно отключилось, было то, как же все-таки хорошо быть флегматиком.

Лиза уснула так быстро, что даже не слышала, как через несколько минут после ее ухода с кухни, Елизар, выключил свет и прошел мимо гостиной, шурша конфетным фантиком. В голову юноши закралась было мысль заглянуть в Ванину комнату и проверить все ли с мальчиком в порядке, но врожденное разгильдяйство предложило не беспокоиться по мелочам, а идти спать. А не спал Елизар уже очень-очень давно и был совсем не прочь предаться столь приятному занятию, поэтому, минуя комнату Ивана, юноша направился прямиком в хозяйскую спальню.

Ваня же в это самое время тихонько складывал вещи в рюкзак и заводил будильник на семь утра – с вечера предпринимать ответственные действия было бы неразумно, и потому мальчик предпочел выспаться, а претворением в жизнь своих планов заняться утром. А если истинный Воронцов что-то решил, то он обязательно это исполнит! Так что в семь тридцать утра Ваня сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу, и искренне радовался тому, что Лиза такая наивная, а Елизар такой безответственный. Обладая природной способностью видеть людей насквозь, мальчик не сомневался, что Обломова, склонная всему находить рациональное объяснение, будучи даже очень удивлена или напугана, произошедшими событиями, постарается успокоить саму себя и, мысля объективно, решит, что утро вечера мудренее, а значит нужно хорошенько выспаться и уже завтра решать проблемы по мере их поступления. А хорошенько выспаться означало – спать часов до десяти как минимум. Елизара же Ваня успел хорошо узнать, когда тот еще был картиной – а характер, что у нарисованного, что у настоящего Елизара был одинаковый. Иван знал, что ослушаться приказов его отца юноша не может, но понимал также, что рвения в исполнении обязательств Елизар проявлять не станет.

Эти доводы Ваня прокручивал в голове весь вечер, и они помогли ему принять решение. Только теперь, сидя на подоконнике, мальчику предстояло еще выдержать бой с собственной совестью, с которой он забыл договориться, продумывая план рискованной операции. Иван понимал, что последствия его поступка могут быть ужасными. Но, скорее всего, все будет хорошо… По крайней мере, он хотел в это верить. Совесть отмахнулась от этой мысли, нехотя соглашаясь и намекая, что есть кое-что другое, о чем следует подумать. «Что же будет с Лизой, когда она с утра не обнаружит тебя в комнате?» – поинтересовалась совесть. Да, признал Ваня, Лиза будет в шоке… Но она быстро придет в себя – она ничему не удивляется, так что… И потом, Елизар ее успокоит! «Ага! – воскликнула совесть. – Есть еще и Елизар! Думаешь, он не будет волноваться?», на что Ваня скривил губы в саркастической (как ему показалось) ухмылке, и даже совесть, поняв абсурдность своего вопроса, тихонько рассмеялась: Елизар уж точно переживать не станет.

Когда победа над совестью была одержана, Ваня поправил на плечах лямки рюкзака, достал из кармана волшебную палочку и взглянул вниз. Три этажа… Да, высоко. Но Ваня не собирался останавливаться из-за столь незначительных препятствий. Нужно, только вспомнить, как отец учил его замедлять падение. Так, нужно спрыгнуть из окна и постараться полететь… Как-то так. Звучит очень просто, но почему-то мальчику эти действия казались трудноосуществимыми. Но у него есть волшебная палочка, так что, если он начнет падать быстро, то наколдует на земле батут! Если успеет… Ваня глубоко вздохнул, почувствовав, что страх подкрадывается все ближе к его разуму. Но ведь ему было всего девять лет, а в этом возрасте редко боишься сломать шею, и высота трех этажей не кажется такой уж большой, чтобы не попытаться прыгнуть с нее. К тому же, отступать было поздно.

Ваня поднялся на ноги, произнес несложное заклинание для того, чтобы его полет остался незамеченным случайными прохожими и, крепко сжимая в руках волшебную палочку, указывая ею на себя, шагнул вперед. Мысль работала быстро-быстро – мальчик пытался с точностью повторить все именно так, как когда-то объяснял ему Егор, всей душой желая спланировать, а не грохнуться на землю.

Это оказалось и вправду очень просто! Конечно, если ты потомственный волшебник и тебя уже обучали таким образом спускаться с высоты. И, разумеется, волшебная палочка тоже помогла. «Скорее всего, именно она и сделала все!» – подумал Ваня, когда его ноги коснулись земли. Пусть так! Но Ваня был настолько рад, тому, что все получилось удачно, что ему было все равно – только ли его силами было совершено волшебство или же все дело в полезном артефакте. Он только звонко чмокнул волшебную палочку, положил ее в карман и, снова поправив лямки рюкзака, с улыбкой зашагал по улице.

Глава девятая, в которой Егор восстанавливает семейные связи

Пока Лиза удивлялась чудесам, Елизар радовался свободе, а Иван продумывал авантюры, Егор спешил разобраться с неприятными делами и исправить ошибки молодости. Первым делом он отправился в клинику, которой заведовал его друг – доктор и по совместительству волшебник – Олег Громов. Воронцов хотел убедиться, что с Анастасией все в порядке и взглянуть, как ее устроили. Постояв недолго возле жены, прошептав над ней пару защитных заклинаний, Егор отправился в кабинет Олега.

– Ну и что ты теперь собираешься делать? – спросил Громов, глядя на осунувшегося Егора, устало потирающего лицо ладонями.

– Пойду к Всеволоду. Попробую договориться о замене моей «несравненной» персоны на моего слугу… – без энтузиазма ответил Воронцов.

Олег, вздрогнул от этих слов, удивленно подался вперед и воскликнул:

– Хочешь отдать ему Елизара?! – дождавшись утвердительного кивка, Олег откинулся в кресле, недоверчиво качая головой. – Егор, Всеволод не дурак. Я бы ни за что не согласился на такой обмен.

– Я все же попытаюсь, – твердо заявил Егор и скрипнул зубами. – Мне больше ничего другого не остается. Все остальное я уже перепробовал.

– Кстати, что ты делал всю неделю? – поинтересовался Громов. – Неужели, ничего за это время не добился?

Егор покачал головой: