– Нельзя! Княжна в купальне! – раздался возглас сенной девки. Шум, возня и вскрик.
Удар в дверь. Ещё. Треск вырванной щеколды. Бах! Дверь грохнула об пол.
– Вылезай из своего болота, Лягушечка.
– Выйди, пёс.
Я даже не повернула головы, лишь чуть глубже погрузилась в покрытую кувшинками воду. Колдуну, конечно, не было видно моей наготы через плотные листья, но сердце скакнуло и забилось в горле от страха. Никто ещё не вёл себя так дерзко со мной! Я не чернавка какая-нибудь! Я – княжна Василиса! И привыкла к почёту и уважению. Всю жизнь мне кланялись, глаз от пола поднять не смели. А кто смел, тот красой пленялся и уж больше спокойствия не видал.
А жрец Мары стоял, смотрел нагло и зло, словно не княжна перед ним, а девка продажная.
– Когда я сказал, что тебе надо подготовиться, то говорил про удобную одежду, а не купальню с цветочками. Вылезай!
– Не по своей воле я всю ночь в болоте макалась. Мне чтобы косы промыть и высушить, полдня надо, – проронила я, вернув присущую княжне выдержку. Что бы жрец Мары себе не позволял, а пусть видит – я его не боюсь. Да и не признаваться же в том, что разбирала слабость подточенное проклятием тело, а в воде хоть как-то удавалось восполнить силы.
– Солнце на полпути к закату…
Я фыркнула, глянула на колдуна и вздрогнула, увидев, как потемнели его глаза. Ой, зря ты, Василисушка, забыла, с кем разговариваешь… Ой, зря…
– Сейчас же не вылезешь, скажу царевичу, чтобы стрелял. И на горе покинутых духов окажешься, в чём мать родила! – рявкнул жрец Мары. Мрак пришёл в движение, замерцали железные полосы маски, щёлкнули зубы начертанного черепа, словно только они и сдерживали смертельный ужас, заключённый в ритуальной личине.
Я не стала подчиняться – всё внутри противилось, – хотя понимала, что угрозу колдун осуществит, не задумываясь. Но я же в жизни никого не слушала, кроме батюшки, да и тот ни к чему не принуждал, полагаясь на моё разумение. Куда же оно подевалось? Испарилось под действием кощеева проклятия, оставив только ненависть и впитанное с молоком матери княжеское достоинство?
Колдун медленно повернул голову в сторону выхода и открыл рот, чтобы позвать царевича. Страшная челюсть опустилась, заставляя задохнуться от ужаса.
– Стой! – успела выкрикнуть я. Даже протянула вперёд руку, словно пыталась удержать. Лист кувшинки облепил мокрую кожу предплечья, цветочный стебель соскользнул и плюхнулся в воду.
Колдун ничего не ответил, только чуть повернул голову, показывая, что если не подчинюсь, он сделает, как собирался.
Внутри всё дрожало от негодования, хотелось кричать и возмущаться, но я не вымолвила ни слова. Расправила плечи и поднялась одним плавным движением, возблагодарив чуров, что листья кувшинок налипли, словно вторая кожа, почти полностью скрыв нагое тело от чужого взгляда.
– Одевайся, – бросил колдун, резко отвернулся и вышел. Миг, и словно никого, кроме меня, в купальне никогда не было.
– Ох, княгинюшка. – Заскочила внутрь сенная девка. – Ох, страшный этот жрец! Ах он окаянный! Да пусть боги его покарают за этакое бесстыдство! И вы, и вы меня покарайте, что не остановила.
Служанка бухнулась на колени, прижала передник к лицу и горько зарыдала.
– Прекрати. Нет в том твоей вины, я сама виновата. Принеси одежду мужскую по моей мерке, да поторопись.
Заставлять жреца ждать не хотелось, но собраться я всё равно не успела – доплетала косу, когда дверь в покои распахнулась, и вошли колдун с царевичем.
– Бери её, – коротко приказал первый, закинул на плечо мой дорожный мешок и развернулся к двери. За спиной у него был лук и колчан с единственной золотой стрелой.
Царевич ухмыльнулся так, что от страха дыхание перехватило. Меня учили защищаться, и в прежние времена я могла хоть немного продержаться против обидчика. Но как проклятие легло, вся сила лягушке перешла, а я ослабела.
– Не тронь! Сама пойду!
Иван словно не услышал, медленно приближался и всё так же улыбался. Жутко и безжалостно. Я выхватила из поясных ножен кинжал и выставила вперёд. Ничего хорошего ждать не приходилось. Клинок Мары искать – его затея, а на смерть идти мне! Выжить на горе покинутых духов мог не каждый воин, что уж про девицу говорить. А если мне сейчас повредят, то и вовсе надежды спастись не останется.
Руки мелко дрожали, стоило лишь представить, куда меня отправят. Меня! Не Ивана, не колдуна, а меня! Ненавижу! Но здесь я изменить ничего не могла, а вот отпор царевичу дать хотела.
Продолжая усмехаться, он сделал плавный шаг в сторону и вперёд, перехватил моё запястье, сжал, и пальцы сами выпустили оружие. Кинжал глухо ударился об пол.
– Что же ты, Василисушка, к жениху неласкова. Наказывать тебя за такое надо.
– Не тебе меня стыдить, подлый пёс! Клялся беречь и любить, а сам…
Я задохнулась от злости. Внутри снова вспыхнули застарелые обида и боль, ослепили на миг. Этого хватило, чтобы мир перевернулся вверх ногами, заставляя вскрикнуть от страха – меня попросту перекинули через плечо, как мешок с репой!
– Отпусти, смерд!
– Я – царевич, – хохотнул Иван.
А я со злостью заколотила по его спине – только кулаки отбила. И голос сорвала, пока шли до стрельбища, – оглашала базарной руганью своды батюшкиного терема и широкий двор. Лишь когда горло начало саднить, смолкла.
– Ты можешь её снова угомонить, колдун? Как на болоте? – спросил царевич.
– Могу, – ответил тот, а я почувствовала, как Иван сбился с шага. Видимо, от радости и ускорился, стараясь догнать жреца. – Но помрёт.
Женишок ещё ускорился.
– Зачаруй, а.
– Твой долг тогда неоплатным станет.
Плечи царевича опустились, а я чуть не соскользнула, забилась и случайно пнула Ивана в бок. Потом пнула не случайно. Вреда не причинила, но и резкий хриплый выдох доставил радость. Но за это я получила шлепок пониже спины.
– Ах, ты!
– Снимай Лягушечку, пора наставления давать.
Царевич почти сбросил меня на землю. Если бы колдун не подхватил под руку, позволяя выровняться, легла бы под ноги Ивану ковриком-подстилкой.
– А будешь плохо слушать, то наставления окажутся последними.
Чужое дыхание шевельнуло прядку волос возле уха, а тело снова охватила слабость. Ноги подкосились, и я оперлась на колдуна, чтобы не упасть.
– Готовься, царевич.
Жрец передал Ивану лук и колчан, а потом снова повернулся ко мне.
– А ты, Лягушечка, запоминай: тебя перенесёт к части кинжала. Сразу в сторону отпрыгиваешь, чтобы не убило стрелой, хватаешь нужное и бежишь, как можно быстрее и дальше. И ни в коем случае не поранься. Одна капля крови, и тебе конец. Понятно?
– Это что, всё? – Меня объял ужас. Это и все советы? Хватай и беги, молясь всем богам, чтобы духи не прикончили?
– Не пытайся сражаться, всё равно не умеешь этим пользоваться… – Колдун отдал оружие, выроненное в покоях – не иначе как ворожбой притянул. – Переход строить хоть и недолго, но и небыстро. Не помри до нашего прихода. Ну, а если помрёшь – не жалуйся.
– Не-е-ет… – Я дёрнулась, пробуя скинуть чары, и это вдруг легко удалось. Отскочила, пытаясь понять, где скрыться.
– Держи её! – крикнул царевич.
Колдун вдруг оказался сзади и заломил мне руки, не давая сбежать. Рывком развернул к Ивану, который уже целил прямо в грудь.
– Нет! – закричала я.
– Прощай, Василиса, – усмехнулся Иван. Багровый закат бросил на его золотые кудри кровавые отблески.
– Стреляй уже, – буркнул колдун, а я трепыхалась в чужом плену, как пойманная в сеть рыба. С таким же, впрочем, успехом.
Взвизгнула тетива, сорвалась в полёт стрела, незримо ударила в сердце, а под ногами открылся чёрный провал. Я ухнула туда, только и успев крикнуть:
– Козлы-ы-ы…
Я приземлилась на камни, ободрав ладони и колени. К счастью, не до крови. Сразу же рванула в сторону. Вовремя! Стрела звякнула, ударившись о валун впереди. Я схватила её и крепко сжала, словно это могло защитить от покинутых духов, пристанищем которых стала эта гора.
– Клинок… где-то тут должна быть часть клинка Мары… – попыталась я подбодрить сама себя. Не получилось.
Впереди высилась почти отвесная скала, вниз уходил крутой склон. Ворожба перенесла меня на неширокий карниз, и я пыталась понять, что делать и куда идти. Царевич и колдун говорили, что клинок окажется совсем рядом, но под ногами была только каменная крошка.
У валуна, в который прилетела стрела, тоже ничего не было, но за камнем оказался вход в пещеру. О, только не говорите, что мне туда. В эту темнотищу? Почти такую же непроницаемую, как глаза жреца Мары. Как я найду там хоть что-то? Скорее потеряюсь во мраке, и духи высосут из меня жизнь. Бессмысленная и нелепая смерть. Нет, я не хотела такого конца.
Тело сковал страх, внутри образовалась пустота, на лбу выступил липкий холодный пот. Вдохи давались с трудом. Я стояла и не понимала, чего боюсь больше – идти во тьму или прогневить колдуна. Нет, смерть меня не очень пугала, а вот её бессмысленность… Но от проклятия никуда не деться. Оно каждую ночь тянуло силы. Сколько я ещё проживу? Год? Меньше? Так чего бояться? Не сейчас, так через пару месяцев на болоте сгину. Иди вперёд, Василиса!
Не помогло. Ноги словно вросли в камень. Казалось, я стою тут целую вечность, и столько же ещё простою. Но от смерти же правда не сбежать. Ради чего тогда я продолжаю цепляться за остатки жизни? В надежде снова быть с Иваном?
От любви тоже не сбежать. Почему сердце до сих пор так и болит, так и бьётся при мысли о предателе-царевиче? Я же всеми силами сжигала в себе чувства. А уничтожить, вырвать с корнем не смогла. Так и жили внутри эти злые сорняки. Мучили и кололи.
Иван, к слову, уже давно бы зашёл в пещеру и вернулся с клинком. Как бы плохо ни поступил он со мной, а ради страны царевич был готов на что угодно. Даже жениться на нелюбимой, даже пойти на сделку со жрецом Мары…
От смерти не сбежать. От проклятия не уйти. От любви не избавиться. Но вот там во тьме есть то, что может всё изменить.
В груди как будто что-то лопнуло, внутри закололо маленькими иголочками, по спине побежали мурашки, заставляя вздрагивать. Злость, отчаяние, надежда – всё смешалось.
От смерти не сбежать. От проклятия не уйти. От любви не избавиться…
Но я попробую!
Я сглотнула и шагнула вперёд. Найду смерть Кощееву. Убью Бессмертного. Сниму проклятие с себя и страны.
Так ясно стало вдруг, что с этим ударом уйдёт вся ненависть и обида. Вернётся мир и в душу, и на землю.
Спасу людей, сама стану человеком, забуду Ивана. Полюблю другого! И буду счастливой!
Тьма пещеры приняла меня в свои объятия.
Каменная крошка шуршала под подошвами сапог. Непроглядную темень разбавляло только слабое мерцание золотой стрелы, которую я выставила перед собой в бесполезной попытке осветить дорогу. Стены постепенно сужались. Где-то вдалеке капала с потолка вода. Всё окружающее давило, заставляя замедлять шаг, останавливаться, прислушиваясь, и снова идти.
От страха вспотели ладони, но я не решалась вытереть их об одежду. Сердце билось часто-часто, в голове звенело от напряжения. Нет! Это что-то звякнуло под ногой!
Я присела, положила почти бесполезную стрелу на пол и зашарила вокруг руками. Охнула, уколовшись острым, ощупала осторожно, но только порезалась сильнее.
– Кро-о-овь…
– Кровь!
– К-к-кро-о-овь!
– Офь! Офь! Офь!
Тишина плеснула голосами. Тьма вспыхнула призрачным светом. Холод сковал тело, изо рта вырвался пар.
Покинутые духи! Те, кого не схоронили по правилам, кто хочет вернуться к людям, чтобы отомстить. Кто жаждет крови и выпивает жизнь.
Глаза слипались, голова клонилась вниз. Ног я почти не чувствовала. Тело, ставшее таким тяжёлым, качнулось вперёд, и я лишь в последний миг выставила руки, чтобы не упасть лицом. Ладонь пронзила боль.
– Ах ты!..
В голове прояснилось. Я схватила изогнутое лезвие, не обращая внимания на льющуюся кровь, зажала в другой руке стрелу и выставила её перед собой, отгоняя духов.
– Чур меня! – выкрикнула я громко. Звук ударился о стены пещеры, раскатился по коридору, зазвенел эхом под сводами.
Духи отпрянули в сторону. Я вскочила и побежала.
«Бежать как можно быстрее и дальше!» – говорил жрец Мары.
И я бежала так, как никогда раньше не бегала. Лёгкие горели, сердце рвалось из груди, дыхания не хватало.
Вокруг вопило, орало, хлестало по щекам холодом, дёргало за одежду и косу, сбивало с пути. Я размахивала стрелой и лезвием во все стороны, на выдохах пыталась звать чуров. Помогало всё меньше. Духи чуяли близость выхода, тянули мою жизнь, мою кровь, мою душу.
Под ногу подвернулся камень. Я вскрикнула и полетела на землю. Боль в плече, боку. Холод, холод, холод. И почти колыбельная:
– Кро-о-овь… Сно-о-овь… Сно-о-ов…
В глазах померкло. Тело оцепенело. Я лежала и чувствовала, как уходит из меня тепло и жизнь.
– Прочь!
Пещеру залил мертвенный свет, по каменному полу прошла дрожь, и заходили ходуном стены. Духов сдуло, словно ветром сухие листья. Да только я уже не могла подняться.
– Не больно-то быстро ты скачешь, Лягушечка, – склонился надо мной колдун. Через миг я уже была у него на руках. – Возьми лезвие, – бросил он куда-то в сторону. Царевичу?
О проекте
О подписке